Язык
Я жду, пока она выйдет, и показываю язык ее затылку. Я бы и кукиш показала, но вдруг она смотрит записи с камер наблюдения? Всполошившись, я быстро убираю язык, будто к подбородку пристала крошка и я пытаюсь ее слизнуть. Тут до меня доходит, что я делаю, и я притворяюсь, что не в себе. Если я в течение часа раз шесть или семь высуну язык, никто не усомнится, что это тик.
Мне хочется сто раз вымыть руки после возни в белом, как холодное масло, холодильнике в подсобке. Пальцы онемели и превратились в креветочно-розовый рассадник бактерий. От волос пахнет. Я выхожу в зал и смотрю, как Алисия чапает по улице, нацепив солнечные очки. Крадется через дорогу, будто чокнутая дама-детектив с багажом.
– Давай вырубим эту музыку, – говорю я Марселю. – Сменим пластинку.
– Аллилуйя! – Он бросается к ноутбуку.
– Только не вздумай ставить что-нибудь свое, – предупреждаю я.
Марсель любит слушать хаус.
– Может быть, саундтреки к фильмам? – предлагает он.
– Давай.
Я потягиваюсь. Верчу шеей – она трещит, как палка, которой ведут по ограде. Плохо дело.
– Можешь приготовить ледяной горячий шоколад? – Да, это именно так называется.
– Для тебя что угодно, дорогуша. – У Марселя хорошее настроение.
– Спасибо.
Если подумать, Марсель – очень заботливый малый. Он всегда во все кладет что-нибудь дополнительно. И в мой ледяной горячий шоколад наверняка добавит сливки и шоколадную крошку. Я не хочу просить его не добавлять сливок – ведь тут же последует замечание вроде «ага, следишь за фигурой?» Просто не люблю шоколад со сливками. Я собираю их в салфетку и спускаю в унитаз.
Я наблюдаю за парнями и девчонками, мелькающими за окном под летним солнышком. Безрукавки и юбки, шорты и солнечные очки, новенькие кроссовки и отглаженные футболки с иголочки. Девчонки мучаются в новых босоножках, которые жмут и натирают пятки, сдавливают и выставляют напоказ бесформенные пальцы с облупленным лаком и заусенцами у ногтей. Ноги бледные или загорелые, в красной гусиной коже или только что побритые. Мягкая кожа на внутренней стороне бедра. Сухая кожа на коленках. Темные родимые пятна. И дети – на подбородках потеки от растаявших леденцов, панамки, яркие веснушки, мороженое, капающее на руки в пухлых складках. Какая-нибудь машина обязательно мчится слишком быстро, музыка в ней играет слишком громко, верх опущен, словно тут у нас венецианский пляж.
И тут мне кажется, будто я смотрю на картину, изображающую, к примеру, реку, а река вдруг начинает блестеть и двигаться. Вот он – высокий, белая футболка, загорелая кожа, зеленые глаза, широкая улыбка. Поедает мороженое «Калиппо», классическое апельсиновое, холодная палочка льда.
– Эй, Макси! – Марсель выскакивает наружу, и они изображают брофист. Макс улыбается, морщит нос, на щеках ямочки. – Что ты здесь делаешь в выходной, чувак?
– Просто шел мимо. – Наши глаза встречаются.
А я толстая.
А мне жарко.
А я всклокоченная.
А от меня пахнет сыром.
А на мне дурацкая майка с астронавтом. Конечно, я хотела сегодня выглядеть нормально, но не со знаком минус.
– Привет, Блюбель. – Макс облизывает мороженое. Побыть мне хоть немного этим мороженым. Ревность сотрясает мою широкую фигуру.
– Я чистила холодильник, – говорю я. Бессмысленно и гордо улыбаясь, запыхавшись, невпопад. Он улыбается в ответ. Эти его зубы. – Куда-то собрался? – Он потирает остриженную голову, и я говорю: – Собрался в приличное место? Выглядишь классно.
О господи, отрезала бы себе язык и проглотила, чтобы больше не болтал глупостей.
– Ты тоже, – говорит он и/или врет. – Вы оба.
Вы. Оба. Мы оба? Я смотрю на Марселя, который выглядит, может быть, получше, чем я, но парочка из нас хоть куда. У Марселя глаза безумные от кофеина, как у дикой гиены, а я выгляжу так, будто только что родила титана, но живот остался при мне. И на моем фоне Марсель выглядит карликом. Рядом с ним я кажусь огромной, как собор, честное слово. Не то что Макс, прекрасный… бог. Бог крутизны.
Замолчи. Нет. Почему-то собственный голос, звучащий у меня в голове, напоминает голос мамы: бог крутизны? Ах, пардон, забыла сделать себе заметку на память, что я подлиза. Это называется подлизываться. Пошлятина. Уродство. Не читай больше таких книжек. Это ужасно. Но я не могу сдержаться, хлопаю ресницами, таращу глаза и…
– Я вообще-то в галерею. Там выставка моей любимой художницы, Элуизы ВюМарт, знаешь ее работы?
Я отрицательно мотаю головой: слишком часто меня спрашивали, знаю ли я какую-нибудь знаменитость, я отвечала «да», а потом выяснялось, что знаменитость выдуманная, а меня просто выставляют идиоткой.
– Думаю, тебе понравились бы ее картины, Блюбель. Они волшебные. – Это ты волшебный. Глотаю слюну. Немею. – К тому же в галерее работает кондиционер. Сегодня так душно.
Он кивает головой в сторону кулис.
– Алисия тут?
– Нет, у нее обед, – отвечает Марсель. – Наконец-то.
– Нужно поменять график. – Чтобы чаще попадать в одну смену со мной – он это имеет в виду? – Ладно, я ей звякну.
Хочу, чтобы ты звякнул мне. Макс, лучше звякни мне.
Наши взгляды снова встречаются.
– Ладно, ребята, до скорого… жаль, что вы должны торчать внутри в такой день, – и он исчезает. Идет себе, вертя головой направо и налево, вливается в поток разноцветных веселых людей и растворяется в нем, как яичный белок в сдобном тесте.
…и я, не успев оглянуться, снова здесь – записываю все в тетрадку и отчаянно перелопачиваю график…
Нужно поймать Алисию на слове по поводу этих смен. Мне нужно работать каждый день, чтобы наши с Максом смены совпадали и мы каждый день оказывались на работе вместе. Каждый день. Каждый божий день, вот так-то.
Такос
В конце дня Камилла заходит за мной в «Планету Кофе». Я не собираюсь рассказывать ей, что помешалась на Максе. Он же парень. Парни нас не интересуют. Нам и так хорошо с нашими маленькими радостями – музыкой, едой, телевидением, кино, болтовней, одеждой и друг с другом. И мы не хотим, чтобы какие-то там парни втягивали нас в водоворот сомнений, не хотим тратить драгоценное время на влюбленность и на… это чувство исключительности, счастья и… эйфорической невесомости. Да что же это? Кто я такая после этого?
– Привет, землянка, – острит Алисия. – А ведь на ее месте могла быть ты, Камилла! – Она вручает меня подруге, хлопая по спине, будто я надоевший, никому не нужный приз в телеигре. И поддразнивает Камиллу тем, что та один день проработала на испытательном сроке в «Планете Кофе», но ее не взяли, потому что она выпила целую прорву кофе, а когда посетитель попросил сделать ему сверхгорячий латте без кофеина с соевым молоком без пенки, она рассмеялась ему в лицо и указала на кувшин с водой из-под крана.
– Привет. – Камилла обожает высмеивать «инопланетный» жаргон Алисии.
– И куда вы, девчонки, намылились?
Не говори ей, беззвучно шепчу я Камилле, проводя ладонью по горлу и делая большие глаза.
– В одно… очень скучное… место.
– Ну пусть Блюбель проставится! Она теперь будет больше работать, верно, кукленок? – Она сжимает мои щеки своей паучьей лапкой. А как насчет заявления, а? Уверена, она теперь считает, что благодаря ему получила надо мной власть. – И правда, она прекрасно выглядит?
Камилла очень старается не заржать вслух.
– Она выглядит, будто хочет съесть тако.
– Девчонки есть девчонки! – фыркает Алисия. – Сдохнуть от вас можно. Нужно уметь дружить и поддерживать подруг, Камилла! – Камилла как раз умеет дружить и поддерживать. – Лучше бы помогла Биби вернуть фигуру, на которую можно надеть купальник.
– Она может надеть купальник! – огрызается Камилла. – У нее есть целая куча купальников. – Алисия с отвращением морщит нос. Видно, представила меня в бикини, и от одного этого вида ее затошнило.
– Алисия, я бываю на пляже раз в год в течение двух недель, если повезет. В чем дело? Забудь о фигуре в бикини, мне нужна фигура, на которую можно надеть джемпер!
Камилла смеется.
– И мне! Но, знаешь, я прочитала статью о том, что делать, чтобы хорошо выглядеть на пляже! Нужно прийти раньше всех, вырыть ямку и улечься в нее на полотенце, чтобы выглядеть вдвое худее, чем ты есть.
– Не годится: что, если тебе захочется искупаться? Все будут неприятно поражены. – Алисия говорит так, будто всерьез рассматривает такую возможность. – Неплохая идея, но не сработает. Сорян, бебик.
– Алисия, это же глупость неслыханная, – ворчит Камилла. – Я не приняла эту статью всерьез.
– На самом деле никаких углеводов! Но побольше вина! Пока, девчонки, делайте, как я!
Щ-А-З.
Алисия забирается на велосипед, жмет на педали болтающимися ногами и, отчаянно виляя, выезжает на проезжую часть. Автомобили сигналят и шарахаются.
– Она чокнутая.
– Она бесит, и все тут. Я сама от нее скоро чокнусь.
– Она опять говорит тебе, что ты похудела?
– Она воображает, что мне это приятно. А это оскорбительно, вероятно, одна из ее шуточек.
– Да, гнусная баба, – смеется Камилла.
В мексиканском кафе очень мило. Нам нравится. Бирюзовые стены увешаны колоритными картинками, везде пластмассовые цветы и размалеванные глиняные черепа в качестве украшения. На красных, будто восковых скатертях теснятся баночки с острыми соусами и свеча в пестром кувшине. Играет легкая музыка. Можно даже вообразить, что ты уехала на каникулы.
– У меня нет денег, – заявляет Камилла. – И почему я снова здесь сижу, напомни? – спрашивает она у одного из черепов. И делает вид, будто он отвечает:
– Потому что ты живешь в придуманном мире, где воображаешь, будто ты миллионерша и у тебя парень-баскетболист.
Я смеюсь.
– Ты симпатичная, – говорю я ей. – У тебя симпатичная мордашка.
– Спасибо, детка. У тебя тоже симпатичная мордашка.
– Ты когда-нибудь слышала об Элуизе ВюМарт? – спрашиваю я, просматривая меню.