– Дав раньше все время пользовалась ею после паркура.
Сейчас я просто ненавижу Дав. Она так самодовольно смотрит на меня.
– Сейчас пройдет, потерпи минуту.
Боль в конце концов исчезает, и я снова могу дышать, хотя при этом ощущаю себя отвратительной, горячей, потной, неудачливой свиньей в одеяле, предательские длинные волоски которого прилипают к мази. Я ложусь и позволяю маме втирать дальше, и теперь, когда мои нервы привыкли к колющему жжению настоящего огня, это даже приятно. Я заменяю огуречные пуговки на веках.
– Думаю, ты права. – Мамин голос прорезает тепло бальзама. – Тренажерный зал – это, может быть, слишком для тебя, Биби, с твоей астмой и прочим. Может быть, тебе просто продолжать ходить в бассейн?
Я киваю, мне так жаль себя. Я хватаю кружок огурца.
Снимаю его с века и закидываю в рот. И начинаю им хрустеть, как какая-нибудь богатая дама в шикарном доме, которой делают массаж, а она при этом ест виноград. Я счастлива оттого, что теперь в безопасности: спортзал мне больше не грозит.
Каперсы
Противные маленькие горбатые прудовые лягушонки. Что это вообще такое?
Песто
Песто можно сделать из чего угодно. Не знаю, что значит «песто» по-итальянски, но наверняка что-то вроде «соус из топора». Я готовлю как положено – куча базилика, хорошее оливковое масло, поджаренные кедровые орешки, соль, перец, свежевыжатый лимонный сок и тертый пармезан, и, что замечательно, поскольку соус готовится в блендере, не нужно возиться с крошечной теркой для пармезана!
– Это прекрасно, что тренажерный зал не для меня. Не для меня, и все тут. Вот, например, я не люблю дельфинов. Я не осуждаю людей, которые без ума от дельфинов и готовы объехать весь мир, чтобы плавать с ними.
Точно так же не осуждаю людей, которым нравится спортзал. Просто тренажеры не для меня. И это нормально. Так же, вероятно, как и для многих. И вообще, я прохожу около пяти тысяч шагов за одну смену в «Планете Кофе», и одно это может улучшить мою физическую форму в кратчайшие сроки. Я бы предпочла доплыть до середины океана или взобраться на скалу, как какая-нибудь чертова амазонка, чем отрабатывать упражнение в спортзале с кондиционером под уродскую попсу, как заводная рабочая пчела. НЕТ, СПАСИБО.
– Да, но ты теперь член клуба, значит, должна ходить, – настаивает Дав.
– Дав, моя задница сдохла, понимаешь? Сдохла. – Дав хихикает. – И потом, я была там вчера, Дав. Никто в жизни не ходил в спортзал так часто.
Я очень стараюсь не казаться бесчувственной, но, кажется, моя беда только подхлестывает ее завывания. Поэтому я продолжаю:
– После этого занятия мои мышцы разорвались на части! – Я поправляю замявшиеся в попе шорты. – Задница сдохла. Покойся с миром, задница. И сиденье натирает бедра. Я бы посмотрела на свои раны, но мне самой страшно. – Ох. Ох. Ох. Я пробираюсь к холодильнику, осторожно, будто у меня на бедрах хула-хуп, который я не должна уронить. – Вообще, на них надо подать в суд.
Дав взрывается.
– Подай на них в суд за твою дохлую задницу. – Дав зажимает пальцами нос и скулит, изображая меня: «Я, Блюбель, ничего не могу делать, потому что моя задница сдохла. Не могу разгрузить посудомоечную машину из-за дохлой задницы, не могу кормить собак из-за дохлой задницы и даже не могу наслаждаться этим восхитительным соусом песто, потому что моя задница сдохла».
– А последняя часть – полное вранье, верно?
– Ага, кое у кого появился аппетит. Может быть, тренажерный зал все же не так плох?
Может быть.
Да, мое тело тяжелое и все болит, но я внезапно чувствую трепещущую легкость, так что по коже бегут мурашки.
Я думаю о Максе.
Интересно, он думает обо мне?
Суп
После моего единственного легального дня отдыха призрак спортзала снова начинает стучаться ко мне, поэтому, когда папа предлагает на обед суп, я рада отвлечься.
Обычно мне противна мысль о супе, но когда его ем, забываю об этом и бываю приятно удивлена.
– Что за суп? – спрашивает Дав, прежде чем окончательно решается его есть. – Лиственный.
– Лиственный? Лиственный суп? – спрашиваю я. – То есть как это? Ты готовил по рецепту, папа?
– Никаких паршивых рецептов! – Он потирает руки, как будто придумывает хитроумный план. – Эх вы, девчонки, в наше время никто не пользуется воображением. На кой ляд мне рецепт? Это просто суп. Суп! Нужно просто сварить овощи и приправить, с добавлением нескольких магических штучек. Да, лиственный суп. Со вкусом листьев. Чего тут такого?
– А вдруг у этих листьев вообще нет вкуса? В жизни не слышала о лиственном супе, – говорит Дав.
– Ты небось и о черепаховом супе не слышала, а он существует, – самодовольно возражает папа и снимает крышку кастрюли, чтобы убедить нас.
Как выясняется, лиственный суп – это все листья салата и шпината, найденные в пакетах в холодильнике, покромсанные, сваренные и превращенные в размазню.
– Еще не готово, теперь нужно пустить в ход магию… – И тут до меня доходит и до Дав тоже. Папин чулан девственно пуст. Все выброшено в помойку. Он еще этого не видел.
– Мы и так съедим, папа, не беспокойся, – говорю я, но поздно. Я просто-таки слышу, как папино сердце разрывается на части.
– Это мама сотворила, да? Так я и знал. Так и знал, так и знал!
Далее следует поток бранных слов, мы с Дав наливаем себе по тарелке лиственного супа и, хохоча, дуем на ложки. С солью, перцем, капелькой мускатного ореха и кляксой сливок это вполне съедобно.
Сладкое и кислое
После «обеда» за Дав забегают ее приятели. Они собираются в скейт-парк. Мама нервничает и паникует и наскоро готовит для Дав сэндвич с арахисовым маслом, который верная себе Дав кладет на буфет и забывает взять. Совершенно не понимаю людей, которые забывают о еде.
Я остаюсь с мамой и папой, наблюдая, как сладость их отношений скисает.
Нет! Ну разве можно столько спорить? Мама наезжает на папу. Папа на маму. Мама называет папу неудачником. Она говорит, что он вымещает на ней гнев из-за неудавшейся карьеры. Он смеется и говорит «чья бы корова мычала» и называет ее «паразиткой». Она швыряет книгу ему в голову. Папа называет маму «сопливым подростком с эмоциональной неуравновешенностью». Он говорит, что у нее «слишком много сожалений» и что пора бы «перестать цепляться и плыть дальше». Мама фыркает ему в лицо и говорит, что сам он «подросток». Обзывает его «нахлебником», «бездарью» и «посмешищем».
Потом мама начинает плакать.
Дом кипит, как суп.
Нужно отсюда сваливать. Я должна что-то испытать. Куда-то пойти, в такое место, где можно стряхнуть с себя всю эту гадость. Может быть, это место – спортзал?
Не попробовать ли еще разок?
Вам это должно понравиться, доктор!
Хотя ведь никто не собирается все это читать?
Я иду наверх собираться.
Но я продолжаю их слышать: они орут, орут, орут, в комнате бардак, ничего не найдешь, жарко, бедра чешутся, кости болят, мозги трещат и плавятся.
И тут наступает… духота. В груди. Мне не хватает воздуха.
Хрипы и кашель. Душно. Больно. И я не могу перевести дыхание. Я сажусь. Спокойно… Где мой ингалятор? Да хрен его знает. Я переворачиваю сумку вверх дном в поисках дурацкого пакета, с которым ходила в спортзал. Где ночной ингалятор? Он сильнее. НЕТУ! Я хватаю простыни, перетряхиваю постельное белье… Да где же… В груди саднит. Вот ведь упрямая дрянь! Никак не хочет разжиматься. Я не могу говорить, даже открыть рот не могу. Паникую, из-за этого вдохнуть еще труднее. Я не хочу поднимать шум. Сама виновата. Нужно просто спокойно дышать: вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох – выдох. Вдох…
Все хорошо.
Все хорошо.
Все в порядке.
И вправду все в порядке.
Сушеное манго
И никто меня никогда не убедит, что эта фигня натуральная. Самое засахаренное изобретение на свете. Если это действительно манго, то почему оно так дорого стоит? Почему сушеные фрукты должны быть дороже, чем обычные, ведь они просто засохли! Отвратительно, когда с тебя пытаются слупить деньги за природу, например, за номер в гостинице, если он «с видом на море», дерут втридорога. Это бесит, потому что разве можно брать деньги за вид на море? Море, между прочим, общее.
Это манго – настоящий наркотик. А можно съесть всю упаковку? Конечно. НУЖНО съесть всю упаковку. Мне нравится, что на мякоти видны отпечатки марли, на которой вялили манго. Нравятся тягучие кусочки, чуть подгоревшие и золотистые по краям.
Не переставая жевать, я подхожу к стойке регистрации. Вот так, я не передумала. Не сложила оружие и довела дело до конца. Похоже, они удивлены, что я пришла. Небось думали про меня: «Еще один повержен в прах»[9], что бы это ни значило. В какой еще прах?
– Рада снова вас видеть, – говорит Ибица, глядя на меня сердито, как злая мачеха из сказки, которая надеялась, что избавилась от соперницы (с помощью велотренажера), а я тут как тут, воскресла из мертвых.
– Пожалуйста, пришла на велотренажеры, – гордо говорю я.
– Пожа-а-луйста. – Девицы протягивают мне пропуск.
– Только сегодня не я веду занятия, – говорит Ибица, как будто это заставит меня передумать.
– Очень жаль, – говорю я. Непонятно зачем – это нетипичная для меня фраза, но иногда ведь мы брякаем что-то ни с того ни с сего.
Я не собираюсь обсуждать с ними свою астму. Зачем? Вряд ли их так уж заботит мое здоровье.
Велотренажер. Прекрасно. Чудненько. Никаких. Проблем.
Я кидаюсь в раздевалку. Подтянутые, мускулистые девушки роются в шкафчиках, мурлыканье фенов, запах духов, кокоса и увлажняющих кремов. Все это опаснее и серьезнее, чем коммунальный дух раздевалки при бассейне.
Я сую свое барахло в шкафчик и вижу, что у меня звонит телефон.
Макс.
Я не беру трубку. Мне сейчас ни к чему, чтобы под ногами путались мужики. Время крутить педали и истекать потом, и, страшно сказать, я почти предвкушаю это…