Бейглы
Все спорят о том, кто изобрел бейгл, и я их понимаю, потому что известно ли вам, что бейглы немного подваривают, прежде чем выпекать? Вот кто первым такое придумал? Это потрясающе вкусно.
Салатный крем
Понимаю, что это безобразие, но иногда меня так и тянет взять из холодильника ломтик ветчины, выдрав его из похожей на блокнотик упаковки, плюхнуть на него ложку-другую салатного крема, свернуть конвертом, как китайский пельмень, и заглотнуть, как змея – яйцо. Мне нравится уксусная сладость такой еды. Салатный крем может оживить любой бутерброд.
Я думаю, не перезвонить ли Максу. Но можно ли в его присутствии есть пельмени из ветчины с салатным кремом? Вот уж не знаю.
Кроме того, сейчас я могу испугать его своей невероятной личностью и могучей силой.
Зеленый чай
Заделавшись корифеем велотренажеров, я решила заняться йогой. Некоторые приходят туда со своими ковриками. А у меня даже коврика нет.
Мне нужно раздобыть коврик. Где вообще берут коврики для йоги?
Разве полотенца недостаточно? Станут ли на меня косо смотреть, если я просто возьму коврик в спортзале? Почему я волнуюсь? ЗАТКНИСЬ.
Инструктор немолод. Папе бы он не понравился – ведет себя, будто миллионер, который занимается этим для развлечения. Мы начинаем с ног. Говорим о позах. О расстоянии между ступнями. О бедрах. О дыхании и плечах. Все наблюдают за собой в зеркале. У некоторых ничего не получается. Они отводят глаза. Мы все такие разные. У одних одно, у других другое. Все разных возрастов, с разными интересами. Общее у нас одно – у всех есть тела, о которых мы хотим или должны заботиться.
Йога на самом деле довольно трудная штука. Порой я вся трясусь, мышцы слегка дрожат под моей тяжестью. Иногда коврик скользит, а рука настолько потная, что и я скольжу вперед. Иногда я не могу дождаться окончания позы, чтобы уже можно было распрямиться и передохнуть. Порой дышу коротко и отрывисто, а временами чувствую, что дыхание и вовсе остановилось, челюсти стиснуты так, что зубы чуть ли не трещат, и приходится вспоминать, что нужно сделать выдох. Мои колени деревенеют. Я могу только коснуться пальцев ног. Некоторые не дотягиваются даже до колен, но здесь никого это не волнует.
Согревшись и расслабившись, я начинаю наслаждаться тем, что делаю. Мне нравится поза воина, когда инструктор велит притвориться, будто я выстреливаю лазерным лучом из среднего пальца, а затем в треугольной позе я смотрю на свою открытую ладонь, указывающую на небо. Я позволяю позвоночнику изгибаться. Мне нравятся звериные названия поз: заяц, кот, корова, кобра, собака мордой вниз. Это очень наглядно. Пожалуй, к йоге я могла бы привыкнуть.
Но вдруг вся группа предает меня: делает стойку на голове.
А? ЧТО? С каких это пор мы стали акробатами? Даже у пожилых получается. Все делают это. А я сижу на полу, как маленькая, в полной растерянности. Самая молодая в группе и, наверное, самая неповоротливая и неуклюжая. Офигеть. Какая временами гадость эта йога! И зеленый чай по вкусу похож на пропахшую тиной и рыбой воду из пруда.
Но потом мы ложимся на коврики и расслабляемся. Я принимаю позу «мертвого тела». Но не чувствую себя мертвой. Совсем наоборот. Мои мысли мчатся галопом. Я думаю о Дав, ее жизни, ее теле. О том, что происходит в ее мозгу. Мы такие маленькие. Я думаю обо всем, что собираюсь сделать в этом году. И что-то меняется. По щеке сползает слезинка. Кажется, это называется рефлексией. Не знаю, что это такое. Но это не слезы грусти. Хорошо ли это – быть такой молодой и растерянной?
Я ошеломлена, я тону в ожиданиях. Как же интересно и страшно быть живой. И главное, нам не все равно. Потому что это так важно и драгоценно.
Знаете ли… вы, кто бы это ни читал… что уверенность – это не то, что вы можете взять с полки в аптеке и намазать себе под мышками для защиты. Уверенность – не то, о чем можно мечтать или что можно выказывать. Она идет из глубины. Это почти мышца, как бицепс или воображение, она требует внимания; она не может взять и исчезнуть. Любовь к себе требует напоминания. Требует подстегивания. Нужно себя любить. Это начало, дальше все пойдет само собой.
Растительное масло
– Масло я не выбрасывала, все масло здесь.
– А то, что мы купили в Греции? В жестянке? Его нет!
– Его нет, потому что ты его использовал, жестянка была пуста!
– Могла бы у меня спросить.
– Тебя не было, ты здесь не жил до того, как Дав… – Мама замолкает. – И почему я должна хранить твою дребедень, если тебя нет?
– Это отличные продукты, был я здесь или нет.
– Отличные продукты? – смеется мама. – Билл, спроси хоть девчонок: банка анчоусов, которая стоит семь лет, может считаться «отличным продуктом»? Или нет?
– Я годами добавлял все это в блюда. Это же пресервы. И нечего смотреть на сроки годности, это все чушь – так супермаркеты заставляют тебя покупать еще и еще.
– Извини, но не все мы выросли в дикие времена черно-белого телевидения, когда все заливали уксусом!
– Ты просто вредничаешь, Люси.
– А ты просто говоришь глупости.
– Я? Да там было еды на сотни фунтов.
– Ага, сотни фунтов. Да ты выручишь больше за свои съеденные молью треники!
Папа подскакивает к нам с Дав, чмокает каждую в макушку, берет Небыть на поводок и выбегает прочь из дома.
А масло вообще-то использовала я, поэтому знаю, что мама сказала правду.
В масле я знаю толк. На самом деле это одна из вещей, которые интересуют меня больше всего. Когда я была маленькой, я считала масло в первую очередь чистящим средством. Я всегда знала, что оно полезно, но теперь я – честно! – могла бы выпить пинту оливкового масла. Полагаю, что никакая медсестра не станет читать этот дневник подряд, как настоящую книгу, так что со спокойной душой заявляю, что больше всего я люблю поливать растительным маслом спелые помидоры, посыпанные кристаллическими снежинками соли, крупными, как клипсы. Или просто налить его в тарелку и макнуть туда корочку поджаристого хлеба, чтобы плавала и тонула в зеленоватой шелковистой жиже.
Масло – всегда главное блюдо.
Масло из земляного ореха – один из новобранцев в моем отряде. Знаете ли вы, что на масле из земляного ореха получается лучшая жареная картошка на свете? Нужно купить красной картошки, почистить, порезать на красивые бруски в форме гробиков, сварить так, чтобы их можно было легко проткнуть ножом, отцедить, обсушить в дуршлаге и остудить. Полностью. Лучше засунуть в морозильник на всю ночь, если, конечно, хватит терпения. Чтобы образовалась пушистая корочка инея. За ночь они превращаются в подобие замерзших йети. А потом обжарить в масле из земляного ореха, с морской солью, гранулами чеснока и розмарином… Лучше такой картошки не бывает.
Неудивительно, что мне понадобилось много времени, чтобы снова полюбить растительное масло. В детстве именно им я мазала у себя между ног, чтобы бедра не терлись друг о друга. От этого становилось только хуже, внутренние части бедер поджаривались, как свиные отбивные.
Папа вот-вот вернется – он наверняка пожалеет, что взял с собой глупого грязного далматинца.
– Слава богу, а то я в какой-то момент подумала, что он решил поселиться здесь навеки. Уже хотела придумать какую-нибудь затейливую ложь, например, что дом должен пройти санобработку против термитов и ему нельзя сюда возвращаться.
Термит, каждому понятно, – это папа.
Лед
В «Планете Кофе» ажиотаж. Тушь слезами стекает по моим щекам, Алисия обмахивается всем, что только попадется под руку. Из-за безумной жары у нас огромный наплыв жаждущих кофе со льдом.
– Чуваки, чуваки, нам нужен лед, – распоряжается она, держа руки на животе, пока еще почти плоском. Временами до меня вдруг доходит, что там у нее настоящий живой человек. – Нужен еще лед, можете сходить вдвоем? Нам нужно много. Много, много!
Мы с Максом, не снимая передников, выходим из «Планеты Кофе», но вместо ожидаемого свежего ветерка нам шибает в лицо волна еще более раскаленного воздуха.
– Батюшки, у нас там что, работал кондиционер? И такая жарища?
– А здесь еще жарче!
– Ну что, в супермаркет?
Мы несемся в супермаркет на предельной скорости. Макс высокий, без усилий делает элегантные гигантские шаги, а вот я пыхчу позади, как помесь мопса с черепахой. Пусть я и посещаю спортзал, куда мне до него! Вся запыхавшаяся, красная и потная. Потеет даже верхняя губа. Волосы сосульками прилипают к лицу. Если бы рядом не было Макса, я бы позвонила Камилле и сообщила, что моему личному здоровью нанесен большой урон. И когда, интересно, это самое здоровье обрушивается на тебя, так что ты можешь, например, переплыть Темзу, сам того не заметив?
В ближайшем супермаркете лед закончился и стоят огромные очереди.
– Что-о? – стонет Макс. – Как может закончиться лед?
– Сегодня же суббота и самый жаркий день в году, Макс. День барбекю.
– Все ясно с ними. Ладно, пошли в другое место.
Мы бежим (и/или подыхаем) по главной улице к экспресс-супермаркету, но там даже не держат льда в кубиках. Потом к гаражу, где есть морозильники, но нет льда.
– Значит, сегодня никаких фраппе, – говорит Макс по пути назад.
Я замечаю турецкую овощную лавочку, солнце припекает фрукты, выставленные снаружи. Гранаты, желтые манго, лаймы, лимоны, апельсины, персики, абрикосы. Арбузы, целые и половинками, спелые и сахаристые, сладкая клубника, помидоры, киви, кисти черного и зеленого винограда.
– Пахнет обалденно, – говорит Макс. Он наклоняется, чтобы вдохнуть аромат. Спелая, природная сладость.
Мужчина с пышными усами выходит из-за шторки, усеянной мелодично звенящими разноцветными бусинами.
– Привет, дружище. Извините, вы ведь, наверное, не продаете лед? – Как он мил со всеми. Как я его люблю. Кончай любить, посмотри, на кого ты похожа.
– Лед?
– Ну да, лед.
– Сколько вам надо? Пакет?