Он спросил о казнях. По этому вопросу официант был лучше информирован. Испанцы увлечены идеей смерти, с которой на протяжении веков они сохраняли знакомство. Историю ужасов тюремной башни рассказывали шепотом на каждой кухне города. Постоянно привозили новых заключенных, и, видимо, существовала практика держать общее количество постоянным, поэтому регулярно проводился отсев. Никто не знал, на каком основании проводился отбор. Но в полночь слышался звон колокола, это священник прихода исполнял свои обязанности. Слышались шаги в коридорах, а затем похоронный звон колокола. Это была церемония спасения души любого смертника, который претендовал быть верующим. Церемония не выполнялась оптом, а должна была быть повторена отдельно для каждого и для каждой такой души. Слышали, как отпирались двери и снова запирались. Это может продолжаться довольно долгое время, в зависимости от того, сколько верующих было среди обреченных. Вы слышались крики и стоны. Иногда люди впадали в истерику. Другие вели себя вызывающе и кричали: «Да здравствует Республика». Ужасная история, на ней не будет подробно останавливаться тот, кто планировал сунуть свою голову в эту ловушку.
У Ланни была идея, что Альфи может быть предупрежден заранее и проскочит в группу осужденных, а затем выскользнет оттуда, либо на кладбище, либо во время загрузки телег. Дрожащий Хосе, уже видящий себя в телеге, настаивал, что это было немыслимо, потому что в расстрельной команде было всегда много солдат, и всех их купить невозможно. — «Кто-нибудь предаст нас, сеньор, и будет помогать в расстреле остальных».
«Успокойтесь», — сказал Ланни. — «Мы раскинем нашими мозгами и докажем, что они лучше, чем у солдат». Он подождал несколько минут, а затем начал:
«Позвольте мне рассказать вам о моем доме, Хосе. Это прекрасное поместье на Мысе Антиб. Из лоджии видно ярко-голубое море и, как садится солнце за красными горами. Я жил там с тех пор, как себя помню, и мы никогда не знали никаких проблем или опасности, если не считать того случая, когда я увидел подводную лодку, высадившую шпиона на берег во время мировой войны. С тех пор, как я помню, наш дом управляется женщиной из Прованса по имени Лиз. Она начала поварихой, и потому, что она была способной и преданной, постепенно дошла до должности, своего рода управляющего. Теперь она очень стара. И кто-то должен будет занять ее место. Вы могли бы служить в качестве дворецкого. И когда вы доказали бы свои способности, то могли стать управляющим. Моя мать проводит много развлекательных мероприятий, но там есть много слуг, и никто из них не перегружен. Кроме того, это интересно, потому что там бывают многие известные люди. Как вы думаете, вы хотели бы иметь такой пост?»
— Я думаю, что я не хотел бы ничего лучшего в мире, сеньор.
— Важно, чтобы вы поняли, что Франция является свободной страной. В ваше нерабочее время вы можете отправиться в Канны и присутствовать на открытом собрании по любому вопросу, который вас интересует. Если у вас есть мнение, то вы можете свободно выразить его, и вряд ли за вами будет шпионить полицейский агент, и кто-то донесёт на вас.
— За это стоит крупно рисковать, я признаю, сеньор.
— Мы все сейчас должны рисковать, Хосе, потому что это единственный способ, как может выжить свобода. Если вы поможете благородному молодому человеку бежать и спасти ему жизнь, вы не только заслужите благодарность двух семей, но вы также ублажите вашу испанскую гордость. Вы были бы в ладах с вашей совестью, что является более редкой роскошью, чем всё остальное.
«Сеньор», — сказал хромой официант, — «Я решил помочь вам и вашему благородному юному другу. Но вы должны знать, что, то прекрасное место, которое вы мне предлагаете, только часть в моем решении».
Ланни усмехнулся. «Amigo mio», — сказал он, — «человеческая душа сложна, и может иметь более одного мотива. Задумайтесь, что когда-нибудь в будущем, когда вы будете сидеть в кафе, прихлёбывать вино и читать новости, вам будет приятно вспомнить, что вы были когда-то героем. Вы можете рассказать парню за соседним столиком, как вы спасли жизнь внуку английского баронета, и как баронет подарил за это вам золотые часы с вашим именем на них. Кроме того, среди полных и грудастых провансальских девушек, которые приходят работать в доме моей матери, вы найдете одну, чтобы она стала вашей женой, а ваша история будет радовать ее, особенно когда я удостоверю, что это правда».
«Si, si, Señor», — сказал человек, подвергшийся многим искушениям.
Глава тридцать первая. Не получит без борьбы[176]
Ланни уже сейчас заставил волноваться часть зажиточного населения Касереса. Пять человек среди них обладали тем, что они объявили работами старых мастеров, и вели переговоры с искусствоведом по этому поводу. Каждый из них назвал высокую цену, и теперь переживал болезненный процесс их снижения. Каждый из них знал о других и зеленел от зависти при мысли о возможности их успеха. Но все делились друг с другом своими надеждами и опасениями, потому что действия американского мультимиллионера были вне их понимания, и каждый надеялся получить некоторые новости в обмен на то, что он рассказывал.
Между переговорами Ланни запирался в своей комнате и прикладывал ухо к шепоту радио. Война в эфире продолжалась с неослабевающей яростью. Каждую ночь генерал Кейпо де Льяно в Севилье издевался над мадридскими руководителями, рассказывая о них неприличные анекдоты. Каждую ночь правительственные станции отвечали, призывая людей спасти себя от ужасов средневековой реакции. Обе стороны рассказывали в новостях то, что говорило в их пользу. Обе стороны утверждали все, на что они осмелились, в надежде наполнить сердца противника унынием и страхом. Ланни, научившийся узнавать различные станции, голоса и личности их дикторов, сравнивал обвинения одной стороны с признаниями другой. Он следовал своему плану отметок на карте мест, где, по сообщениям, происходят боевые действия.
Таким способом ему постепенно стало известно о великом событии истории. Итальянская армия из тридцати или сорока тысяч человек, часть чернорубашечников и часть регулярных войск, была переброшена по железной дороге и по шоссе вокруг петли к западу и к северу от Мадрида вокруг гор Гуадаррамы, покрытых снегом в конце февраля, чтобы нанести удар по столице с северо-востока. Две дороги шли вниз с этого направления и соединялись. Одна из них главная автомагистраль из Барселоны, по которой путешествовали Ланни с Раулем Пальма, возвращаясь из столицы. Не далеко на восток лежит Калатаюд, где была совершена покупка Командора. Этот город был взят генералом Мола в начале мятежа. Ланни узнал от Рауля, что его брат Эстебан бежал в Пиренеи и теперь воевал в народной армии в Каталонии.
Вниз по широкой долине реки Энарес и соседним долинам продвигались торжествующие националисты, планирующие достигнуть Харама и присоединиться к итальянским бригадам на этом фронте. Сначала Франко продвинулся без сильного сопротивления, заняв Сигуэнсу, затем Бриуэга. После этого его радио продолжало объявлять о новых победах. Но Ланни заметил, что они перестали называть места. Внезапно лоялистские радиостанции взорвались от восторга, заявив, что в разгар не свойственной сезону снежной бури их милиция напала на итальянскую механизированную колонну, масса танков и артиллерии скопилась в участке шоссе в Гвадалахаре, и после трех дней непрекращающихся боев их разгромили и отбросили назад. Такого разгрома итальянская армия не знала со времён битвы при Капоретто в мировой войне.
Ланни очень хорошо помнил город Гвадалахара, проезжая через него три раза. Оставив Мадрид с Раулем, они остановились посмотреть на Паласио, здание пятнадцатого века, используемого в качестве приюта. Они заплатили две песеты за экскурсию вокруг него, и Ланни задался вопросом, что стало со всеми этими заброшенными маленькими мальчиками и девочками. Другой раз был вовремя его второй поездки, когда он ехал из Валенсии и свернул на эту дорогу, чтобы избежать встреч с вражескими самолетами. В Гвадалахаре он выехал на основную магистраль, переполненную жалкими беглецами. Вернувшись, он нашел то же самое, и свернул в горы в сторону Куэнки, где взял крестьянскую семью. Он представил себе широкую долину реки, в настоящее время, под дождем и снегом, которые обратились в слякоть и красное месиво под гусеницами танков и артиллерии. День за днем он слушал про сражения и преследования, которые продолжались целую неделю. Скалистые поля и дубовые леса были усеяны обломками самолетов и танков, а также всякого рода транспортных средств. Полевые орудия, зенитные орудия, пулеметы и минометы. Снаряды и пустые гильзы, ящики от боеприпасов, инструменты, ранцы — все обломки страшной битвы. Ланни слушал голос американского корреспондента, описывающего с мадридской станции это поле бойни, где были разбросаны несколько тысяч итальянских тел, чьи восковое серые лица мочил холодный дождь.
После этого он не мог сомневаться, что это было правдой. И это были самые приятные новости, которые он когда-либо слышал после изобретения радио. Казалось, что над Муссолини и его командой вершится суд человеческой порядочности. Казалось, наступает конец этого чудовищного роста фашизма, который наблюдал Ланни полтора десятилетия. Для него дуче был больше, чем любой другой, он был убийцей Маттеотти. И вот наконец-то наказание. Ланни слушал описание радостной толпы, заполняющей Пуэрта дель Соль. Он стоял перед зеркалом в своей комнате и убирал улыбку со своего лица. Он должен был выглядеть мрачно, чтобы соответствовать тем, кого он встретит в столовой гостиницы. Они съели восемь перемен блюд с печалью, не смея выразить словами то, что они знали. Ланни задал себе вопрос: «Откуда они узнали это? Они не смогли удержаться от соблазна слушать запрещенные станции? Или же они услышали шепот какого-то другого человека, который их слушал?» Конечно же, радиостанции Франко об этом не говорили, но все всё знали!