Селия отлично справилась с данным ей мною заданием и все утро удерживала Джона при себе, а чтобы он раньше времени не попался на глаза врачам, уселась с ним в гостиной и приказала подать кофе. Джон явно удивился, когда увидел, что я вхожу в комнату в сопровождении каких-то незнакомых мужчин; рука его так задрожала, что он был вынужден поставить свою чашку на стол. Он метнул встревоженный взгляд на Селию, и та ответила ему ободряющей улыбкой, однако чувствовалось, что его доверие к ней уже поколеблено, потому что этот визит врачей явно не обошелся без моего участия.
– Это доктор Роуз и доктор Хилари, – сказала я, – а это моя невестка, леди Лейси, и мой муж, мистер МакЭндрю.
Никто не сказал ни слова, хотя, по-моему, все заметили, что я опустила слово «доктор», представляя Джона. И только Селия посмотрела на меня в упор, прежде чем подать руку обоим джентльменам и предложить им сесть.
Я скользнула к кофейнику, налила всем кофе и подала чашки гостям. Джон смотрел на доктора Роуза, как птичка на змею, а от массивного доктора Хилари, удобно устроившегося в легком кресле, и вовсе старался держаться подальше – словно будущий арестант от судебного пристава.
– Мне уже немного рассказали о вашей проблеме, – мягким, вкрадчивым тоном начал доктор Роуз, обращаясь к Джону, – и мне кажется, что совместными усилиями мы смогли бы с этим справиться. У меня есть небольшой дом в пригородах Бристоля, и вы могли бы туда приехать и на какое-то время остаться там, если захотите, конечно. Там у меня сейчас живут четверо пациентов. У одного стойкая привычка к настойке опия, у остальных проблемы с алкоголем. Каждый пациент живет в отдельной комнате, и ему обеспечены полный покой и уединение, необходимые для того, чтобы справиться со своей проблемой и научиться сопротивляться пагубному желанию. В первые дни я использую очень небольшие дозы настойки опия, чем весьма облегчаю для пациента самый трудный период. Должен сказать, что у меня уже есть несколько поистине замечательных случаев полного исцеления.
Джон кивнул. Он был натянут, как проволока в силке. Селия не сводила с него глаз, в которых светились поддержка и любовь, да и сам он то и дело на нее поглядывал – так суеверный человек время от времени машинально касается амулета, приносящего счастье. Похоже, мягкие интонации доктора Роуза тоже действовали на Джона ободряюще. Однако он по-прежнему опасливо посматривал в сторону доктора Хилари, но тот на него совершенно не смотрел, изучая носки собственных сапог и неподвижно, как скала, застыв в кресле.
– Хорошо, я готов поехать с вами, – сказал Джон; голос его тоже звучал крайне напряженно.
– Вот и хорошо, – и доктор Роуз ободряюще улыбнулся. – Я рад. Уверен, что мы сумеем вам помочь.
– Я прикажу, чтобы упаковали твои чемоданы, – сказала я и выскользнула из комнаты. Быстро отдав соответствующие распоряжения лакею Джона, я подкралась к дверям гостиной и, не входя туда, стала слушать.
– Нужно подписать всего несколько бумаг, – услышала я негромкий, ласковый голос доктора Роуза. – Простая формальность. Распишитесь вот здесь, пожалуйста. – Я услышала шелест документов, которые он по очереди подавал Джону, и скрежет пера. Когда все было подписано, я с улыбкой вошла в гостиную.
Но, как оказалось, я слишком поспешила, неправильно рассчитав момент своего возвращения.
Мне, безусловно, следовало подождать еще немного. Джон действительно успел подписать первый документ, в котором давал согласие на лечение, но добраться до тех бумаг, которые давали нам с Гарри право на опекунство, он еще не успел. Увидев, что я вернулась, он несколько отвлекся, его рука с пером застыла в воздухе, и он невольно глянул на лежавшую перед ним страницу.
– Что это? – неожиданно резко спросил он, прищурив глаза. Доктор Роуз глянул через стол и спокойно пояснил:
– Это документ, дающий право на опекунство. Самая обычная процедура для тех, кого поручают моим заботам; на время своего лечения эти люди обычно поручают ведение своих дел какому-нибудь ответственному человеку, чаще всего своему родственнику – вдруг в период их пребывания в лечебнице понадобится принять какое-либо срочное решение?
Джон обвел взглядом наши бодро улыбавшиеся лица.
– Значит, меня тоже «поручают вашим заботам»? – переспросил он. Разумеется, его тренированный ум сразу выхватил самые важные слова, открывающие истину. – Именно «поручают»? Но я, по-моему, выразил желание лечиться у вас по собственной воле?
– Конечно, конечно, – попытался успокоить его доктор Роуз. – Это же простая формальность. Мы всегда требуем дополнительных поручительств – вдруг кому-то из наших пациентов не удастся справиться со своим пагубным влечением? И тогда мы вынуждены будем держать его взаперти, изолировав от тех, кто снабжает его, например, спиртным.
– Взаперти?! – Джон даже слегка охрип, настолько он был потрясен. – Да ведь благодаря этому документу меня могут лишить состояния и навсегда запереть в сумасшедшем доме! Не так ли? Не так ли? – Охваченный паникой, он резко повернулся к Селии: – Вы знали об этом? – с трудом сдерживая ярость, спросил он у нее. – Это ведь была ваша идея; вы убеждали меня, что это единственный путь к спасению. Неужели вы планировали все это заранее?
– Ну, в общем, да, – призналась Селия, будучи не в силах оказать отпор Джону, возбуждение которого все возрастало. – Но ведь это, конечно же, не принесет вам никакого вреда.
– И кто же получает право распоряжаться моим имуществом? – спросил Джон и разом смахнул все документы на пол. – Гарри Лейси и адвокаты Гарри Лейси, разумеется! А всем нам прекрасно известно, под чью дудку пляшет Гарри Лейси, не так ли? – Он метнул в мою сторону злобный и одновременно испуганный взгляд. Потом швырнул на пол и ту бумагу, которую держал в руке. – Боже мой, Беатрис! Ты хочешь украсть мое состояние, а меня запереть в лечебнице для душевнобольных! – в ужасе воскликнул он. – Ты сажаешь меня под замок, чтобы без помех меня ограбить!
Доктор Роуз незаметно кивнул доктору Хилари, но Джон сразу это заметил. И как только доктор Хилари начал вставать со своего кресла, он вскрикнул пронзительно, как испуганный ребенок: «Нет! Нет!», и бросился к двери, перевернув кофейный столик и рабочую шкатулку Селии. По ковру покатились катушки с нитками и кофейные чашки. И вдруг каким-то невероятно быстрым для такого тяжеловесного великана движением доктор Хилари нырнул вниз и, ухватив Джона за ноги, с грохотом повалил его и буквально пригвоздил к полу. Селия вскрикнула, я в ужасе стиснула руки, а доктор Роуз вытащил из своего медицинского саквояжа смирительную рубашку и подал ее доктору Хилари.
Увидев это, Джон, охваченный паническим ужасом, закричал: «Нет! Нет! Селия! Селия, не позволяйте им!», и Селия тут же вцепилась в смирительную рубашку, но я во мгновение ока очутилась с нею рядом и схватила ее в охапку. Однако она оттолкнула меня, громко требуя:
– Беатрис! Ты должна остановить их! К чему такие крайности? Ведь в этом нет никакой необходимости! Останови их! Пусть они прекратят мучить Джона! Пусть не смеют его связывать!
Но доктор Хилари уже успел натянуть на Джона, беспомощно махавшего руками, смирительную рубашку и умело обмотал его рукавами, точно цыпленка перед жаркой. Теперь руки у него были прижаты к животу и крест-накрест перетянуты длинными рукавами, концы которых были связаны за спиной. Джон извивался, выгибая спину; глаза его вылезли из орбит от ужаса.
– Ты дьяволица, Беатрис! – простонал он. – Нет, ты сам сатана!
И взгляд его выпученных глаз переместился на доктора Роуза.
– Не делайте этого, – сказал он хрипло, настолько напряжено от ужаса было его горло. – Не поступайте так со мной, умоляю! Не позволяйте, чтобы сотворили этот подлый обман. Я все сейчас объясню. Моя жена и ее брат сговорились. Она хочет посадить меня под замок. Она – шлюха и убийца…
Селия, вырвавшись из моих рук, бросилась к Джону и упала перед ним на колени.
– Нет, не говорите так! Прошу вас, Джон, не будьте таким! Успокойтесь, и все будет хорошо.
Рот Джона словно сам собой раскрылся в беззвучном вопле ужаса, и он прохрипел:
– Значит, теперь и вы на ее стороне! И вы меня предали! Вы готовы отдать меня этим людям, ее приспешникам. Это ведь она научила вас, как можно заманить меня в ловушку, не так ли? Вы просто выполнили за нее часть этой грязной работы. Вы… – Голос у него сорвался; он с диким видом озирался в поисках помощи, но видел лишь наши лица. – Ты – дьявол, Беатрис, – снова выдохнул он, – сам дьявол! Спаси меня, Господи, от этой дьяволицы и ее проклятого Широкого Дола! – Из его груди вырвалось хриплое рыдание, и он умолк. Я замерла, как изваяние, и не произносила ни слова. Доктор Роуз с любопытством глянул на меня. Мое застывшее лицо было белым, как молоко. Селия отошла от Джона в ту же минуту, как он принялся ее обвинять, и теперь плакала, закрыв руками лицо и не желая видеть, как дорогой ей человек лежит связанным на полу в ее хорошенькой гостиной.
Я была по-прежнему недвижима, точно скованная льдом река. Я все еще не могла поверить, что вся эта сцена действительно только что разыгралась у меня на глазах, хоть и предполагала заранее, что нечто подобное может случиться. Я осторожно завела руку за спину, нащупала стул и без сил рухнула на него, по-прежнему не сводя глаз с Джона. Я видела, как трепещут его сомкнутые веки, как вздымается грудь под скрещенными, привязанными к телу руками.
Доктор Роуз шагнул к нему и приподнял его голову.
– Несите его прямо в карету, – велел он доктору Хилари. – С ним все в порядке.
Великан поднял Джона, словно тот был младенцем, и аккуратно вынес из комнаты. Доктор Роуз помог Селии сесть в кресло, но она на него даже не посмотрела, не переставая душераздирающе всхлипывать.
– Увы, такое бывает довольно часто и сильно действует на нервы окружающим, – заметил, обращаясь ко мне, доктор Роуз.
Я кивнула, с трудом заставив себя пошевелиться. Я сидела, вытянувшись в струнку, словно меня прибили к сиденью, и чувствовала, что от напряжения у меня ноют все мускулы, а шея и голова просто пылают от боли.