Затем я позвонила и заказала карету, намереваясь сегодня же ехать в Чичестер, и попросила Страйда позвать Гарри. Мне было нужно, чтобы Гарри сопровождал меня в город, ибо это дело было слишком важным для нас обоих.
И, разумеется, перед самым последним и самым простым препятствием Гарри вдруг заупрямился. Но я все же настояла на поездке.
– Зря мы все-таки не подождали возвращения Джона! – уже вполне успокоившись, сказал он, когда мы колыхались по подсохшей дороге, ведущей в Чичестер. Вокруг на равнинах раскинулись прелестные деревушки, и мы медленно проезжали мимо них по верхней дороге, тянущейся по щеке холма.
– Ну, неизвестно, сколько еще времени Джон там пробудет и в каком он состоянии, – непринужденным тоном откликнулась я. – По-моему, пусть лучше все будет подписано и скреплено печатью, пока все перипетии этой истории еще свежи в нашей памяти. А потом мы обо всем расскажем им обоим – и Селии, и Джону. Пусть это будет наш им сюрприз.
– Да уж, сюрприз… – с сомнением протянул Гарри. – Нет, все-таки это нехорошо по отношению к Джону! Я знаю, ему очень нравится Широкий Дол, но ведь мы без спросу потратили все его состояние, желая сделать Ричарда наследником поместья. А что, если Джон вовсе этого и не хотел? Нет, лучше было все-таки сперва с ним посоветоваться.
– Может, так было бы действительно лучше, – охотно согласилась я. – Но это же не от нас зависело. Если бы мы стали с этим тянуть, неизбежно возникли бы слухи о бесплодии Селии, и она, несомненно, была бы страшно огорчена. И потом, эти слухи заставили бы Чарлза Лейси непременно повысить цену, потому что тогда он был бы уверен, что поместье достанется ему. Нет, мой дорогой, мы были просто вынуждены продолжать все, раз уж начали. Ничего, Джон нас поймет. Я думаю, он и сам принял бы такое решение.
– Ну, если ты так уверена… – окончательно успокоившись, протянул Гарри и поудобнее устроился в другом углу. Карета при этом слегка покачнулась. Гарри пугающе быстро набирал вес. Мне иногда казалось, что вскоре на конюшне Широкого Дола не найдется такого коня, который будет в состоянии нести на себе его тушу, если он будет продолжать поглощать пищу в тех же количествах, как сейчас. Кроме того, после завтрака Гарри любил устроиться в кресле, посадив на колени детей, или отправиться с ними на неторопливую прогулку по дорожкам сада. Если у него такое же слабое сердце, как у нашей матери, то долго он не протянет, спокойно думала я.
– Собственно, подписать этот договор мы могли бы и после возвращения Джона, – снова затянул Гарри старую песню. Ему явно было все еще не по себе. – Все-таки, Беатрис, это выглядит весьма странно. Там говорится: «подпись родителя или опекуна Джулии Лейси», и я поставил свою подпись. Затем – «подпись родителя или опекуна Ричарда МакЭндрю», и там тоже красуется мое имя! Любой, кто нас не знает, сразу подумал бы, что тут дело нечисто.
– Да, но нас все знают! – весело возразила я. – И, что совершенно очевидно, это наиболее разумный и простой способ решения всех проблем. Не вижу тут ничего нас порочащего. Единственный, кто хоть в чем-то проигрывает, это Чарлз Лейси, однако он получает великолепную компенсацию.
Гарри засмеялся, услышав мои слова.
– Бедный старый Чарлз! – сказал он. – А ведь, должно быть, уже начал надеяться, да, Беатрис?
– Да, – улыбнулась я. – Но тебе, Гарри, удалось его перехитрить!
– Нам удалось. Мы с тобой отлично его перехитрили, – великодушно признал он.
– Но благодаря твоей блестящей идее, – возразила я. – Твоя идея была положена в основу всего нашего плана. И теперь этот план приносит плоды. Как замечательно ты предопределил наше будущее, Гарри! Какая надежная, спокойная, счастливая жизнь будет у наших детей!
Гарри благодарно кивнул и посмотрел в окно. Мы уже спускались с холмов, выехав на густо обсаженную деревьями дорогу, ведущую к Чичестеру. Слева виднелся особняк де Курси, окруженный высокими стенами; дальше по дороге стояли другие, столь же огромные дома. Затем вереницей потянулись маленькие коттеджи бедняков, и вскоре колеса кареты загрохотали по мощеным улицам, где со всех сторон высились городские дома преуспевающих жителей Чичестера, над которыми торчал шпиль кафедрального собора.
Я так хорошо сумела внушить Гарри, что ему следует гордиться своим острым умом и предусмотрительностью, что он без понуканий вошел в контору юристов и в двух местах поставил свою подпись на этом столь драгоценном для меня документе.
– Если честно, все это выглядит немного странно, – признался наш солиситор, решивший, что в связи с нашими многолетними отношениями ему можно высказать некоторые сомнения. – Неужели так уж обязательно все это делать без подписи доктора Мак-Эндрю?
– Мой муж болен, – тихим голосом промолвила я. Солиситор кивнул. Этот старый седой человек, всю жизнь просидевший в своем темноватом кабинете, тоже, конечно, слышал разные сплетни и тоже сожалел, что я, самая хорошенькая девушка в графстве, вышла замуж за пьяницу. – Мы считаем, что лучше все поскорее оформить без него, потому что неизвестно, когда он снова будет достаточно хорошо себя чувствовать и вернется домой. – Я умолкла, с трудом сдерживая слезы. У меня даже голос стал звучать хрипло.
Солиситор сочувственно сжал мою руку.
– Простите меня, миссис МакЭндрю, – ласково сказал он, – зря я это сказал. Умоляю, не думайте больше о моих словах.
Я кивнула и одарила его очень милой всепрощающей улыбкой, а он при расставании тепло пожал мне руку и поцеловал ее. Усевшись в карете поудобней, я откинула голову на подушки с таким видом, словно смертельно устала, и Гарри, увидев это, тут же принялся меня утешать.
– Не надо так печалиться, Беатрис, – сказал он и взял меня за руку. – Джону скоро станет лучше, я уверен. Вы еще сможете снова быть счастливы. Селия, во всяком случае, считает, что у вас есть будущее. Но что бы ни случилось с твоим мужем, ты и твой сын всегда будете в полной безопасности у нас в Широком Доле.
Я кивнула, слегка пожала его руку и сказала:
– Да, мой дорогой, спасибо. Сегодня мы с тобой, Гарри, сделали большое дело!
– И это действительно так, – подтвердил он. – Когда же мы сообщим об этом Селии?
Думала я быстро. Мне не хотелось ничего рассказывать Селии, но я прекрасно понимала, что мне этого никогда и не захочется. Если мы объявим ей «радостную» новость о перемене прав наследования и о том, что сонаследниками поместья являются отныне Джулия и Ричард, она наверняка будет против. Ей было известно, что они наполовину брат и сестра, что оба они мои дети, но она, разумеется, не знала и даже не догадывалась, что отцом их обоих является ее муж. Впрочем, ей уже не нравилось, что между малышами возникла на редкость нежная дружба. Как не нравилось и то, что я имею к ее Джулии самое непосредственное отношение.
– Давай я первая поговорю с Селией, – предложила я, продолжая размышлять. – Она наверняка расстроится, узнав, что ты узнал о ее бесплодии. Я думаю, будет лучше, если я скажу ей, что, хоть ты все и знаешь, тебя это не слишком беспокоит, потому что у вас уже есть Джулия, которую ты очень любишь и весьма дальновидно постарался сделать своей наследницей.
Гарри кивнул.
– Хорошо, раз ты считаешь, что так будет лучше. К тому же ты скорее найдешь нужные слова, а то я сам сейчас способен думать только об обеде. До чего же холодные вечера в апреле! Как ты думаешь, у нас будет суп на обед?
– Почти наверняка, – заверила его я. – Знаешь что, после обеда я поговорю с Селией в гостиной, а ты, если можно, подольше посиди за своим порто, договорились? И не приходи, пока я за тобой не пошлю.
– Ладно, – тут же согласился он. – Выпью порто и съем немного сыру. И, уверяю тебя, особенно спешить я не буду.
Сыр, заказанный Гарри, оказался настолько пахучим, что Селия тут же встала и предложила нам с ней перейти в гостиную. Я засмеялась и тоже встала из-за стола, прихватив с собой с большого блюда с фруктами румяное яблоко.
– Селия права, Гарри. Я лучше съем это яблоко в гостиной, лишь бы не сидеть за одним столом… с твоим сыром!
Гарри добродушно хмыкнул, ничуть не поколебленный моей шуткой.
– Вы обе такие милые, но в сыре ничего не понимаете, – сказал он. – Ступайте в гостиную и поболтайте всласть. Знаешь, Селия, мне кажется, Беатрис хочет сообщить тебе кое-какие хорошие новости.
Глаза Селии радостно вспыхнули, ее взгляд метнулся ко мне, и лицо осветила улыбка, которая всегда была у нее наготове.
– О, Беатрис! Это связано с Джоном? – спросила она, как только за нами закрылась дверь гостиной.
– Нет, – сказала я. – Пока еще нет. Но последнее письмо, которое я получила, было в высшей степени обнадеживающим. Доктор Роуз говорит уже всего о нескольких месяцах, а не о каком-то неопределенно долгом сроке.
Селия кивнула, но свет в ее глазах погас. Было заметно, что она сильно разочарована. И я не без свойственной мне зловредности подумала, что, пожалуй, чрезмерно усилившийся интерес Гарри к еде и его все увеличивающийся вес стали причиной того, что для Селии он из золотоволосого принца первой поры их супружеской жизни стал превращаться в скучного, не вызывающего пылких чувств обжору. Тогда как Джон, тонкий, напряженный, с его отчаянным горем, с его нервными и страстными попытками победить пьянство и вырваться из-под моего властного контроля, вполне мог вызвать у Селии любовь, которую весьма трудно было бы назвать сестринской.
Но я не была готова сейчас с помощью шуток выведывать у Селии правду. Сперва мне нужно было преодолеть главное препятствие, и я все свои мысли, все свое внимание вложила в то, чтобы подобраться к разговору о наследстве, хотя и не особенно рассчитывала на благоприятный исход этого разговора.
– И все-таки новость, о которой я хочу тебе сообщить, хорошая, – сказала я и, пройдя через всю комнату, устроилась у камина в широком кресле с подлокотниками, подтащив поближе скамеечку и поставив на нее ноги, чтобы чувствовать жар горящих дров. Селия, утонув в кресле напротив, не сводила с меня глаз. В мерцающем свете камина и горящих свечей она выглядела как очень юная и очень серьезная школьница. Слишком юная, чтобы быть замешанной в столь сложном заговоре, основанном на бесконечной лжи, обманных действиях и полуправдивых признаниях. И слишком серьезная, чтобы предпринимать безнадежные попытки вырваться на свободу, оказавшись у меня в руках.