к путешествию. Как только вы покинете Англию, вам следует отказаться от приема этого лекарства.
– Вдали отсюда оно мне и не понадобится, – заверила я его.
– Вот как? – сказал он, как-то слишком быстро уловив суть проблемы, чем снова нарушил мое спокойствие. – Значит, ваши тревоги, точно призраки, не могут пересекать водные преграды?
Мне вновь пришлось опустить глаза. Этого молодого врача явно хорошо учили: он мгновенно все подмечал и быстро делал соответствующие выводы.
– Просто там будет много нового – и люди, и окрестности, – вот мои прежние тревоги и забудутся, – спокойно пояснила я.
– Ну, хорошо. Больше никаких вопросов я вам задавать не стану, – сказал он и встал, собираясь уходить.
Я протянула ему руку, и он, к моему удивлению, не пожал ее, а наклонился и поцеловал мои пальцы нежным медлительным поцелуем, теплый след которого я чувствовала еще некоторое время. А он, задержав мою руку в своих руках, мягко сказал:
– Я бы хотел быть вам другом, мисс Лейси. Я, разумеется, сохраню ваши тайны – ведь я ваш лечащий врач, – но для меня гораздо важнее была бы возможность говорить с вами обо всем, как с другом. – И он, коротко мне поклонившись, вышел из комнаты.
Я так и рухнула в кресло. Я была удивлена до глубины души и чувствовала, что настроение мое улучшилось всего лишь благодаря звукам теплого, ласкового голоса доктора МакЭндрю. Я встала и посмотрелась в зеркало, висевшее над камином. Когда он поцеловал мне руку, на щеках у меня вновь вспыхнул румянец, в сочетании с которым темные тени под глазами придавали моему облику некую пронзительную хрупкость. Глаза мои ярко горели, в них плясала радость. Нет, меня к нему не тянуло, он был мне совсем не нужен – ведь у него не было Широкого Дола, и он ничем не мог помочь мне его удержать. Но какой женщине не понравится, когда мужчина так на нее смотрит? Я улыбнулась своему отражению в зеркале, охваченная самым элементарным тщеславием; я была счастлива, что родилась столь привлекательной. И когда через минуту в комнату вошла моя мать, я обернулась и улыбнулась ей. Она тоже просияла, довольная тем, что снова видит меня здоровой, и спросила, усаживаясь, расправляя юбки и открывая шкатулку для шитья:
– Это был экипаж доктора МакЭндрю?
– Да.
– Тебе следовало позвать меня, Беатрис, – мягко упрекнула она. – Тебе, право же, не следует встречаться с нашим молодым доктором наедине.
– Он заехал лишь для того, чтобы спросить, как я себя чувствую, – с улыбкой ответила я. – Мне и в голову не пришло послать за вами. Он как раз проезжал мимо, направляясь в Спрингхэмз; там у них кто-то из младших мальчиков заболел.
Мать, сосредоточенно поджав губы, вдевала нитку в иголку и молча кивнула, явно не убежденная.
– И все-таки мне не нравится, что он, врач, заезжает к нам просто так, как к своим знакомым, – сказала она. – В дни моей молодости аптекари приезжали, только если за ними посылали, да и входили они в дом с черного хода.
– Ах, мама! – воскликнула я. – Доктора МакЭндрю вряд ли можно назвать аптекарем! Он – врач, получивший образование в университете Эдинбурга. Нам действительно очень повезло, что он решил поселиться здесь, неподалеку от нас. Теперь не нужно будет каждый раз посылать за врачом в Лондон, если кто-то плохо себя почувствует. Это может показаться мелочью, но на самом деле это весьма существенное преимущество. Кроме того, он настоящий джентльмен, так что с ним гораздо проще беседовать на любую тему.
– Ну, хорошо, – примирительным тоном сказала моя мать. – Все это новые веяния, полагаю. Но мне это все же представляется довольно странным. Но я рада, что он был под рукой и позаботился о тебе, дорогая. – Она помолчала, сделала несколько стежков и заявила: – Но я даже слышать не желаю о том, чтобы он помогал Селии, когда придет ее время!
– Боже мой, мама! – Я не сумела скрыть раздражения. – До свадьбы еще две недели, а вы уже заботитесь об accoucheuse![15]
– Беатрис! – Мать была явно потрясена, но глаза ее улыбались. – Раз ты так свободно произносишь подобные слова, значит, мне придется подумать о твоем замужестве.
– Ох уж нет, мама! Я совсем не хочу замуж! – рассмеялась я. – Мне невыносима мысль о том, чтобы покинуть Широкий Дол, и разговорами о браке вы меня с толку не собьете. Я хочу одного: всегда жить здесь и быть сестрой Селии и тетушкой всем ее прелестным деткам, маленьким Селиям и Гарри.
– Все девушки так говорят, пока их замуж не выдадут, – спокойно возразила моя мать. – Уверяю тебя, ты будешь рада уехать, когда увидишь, какое чудесное будущее перед тобой открывается.
Я улыбнулась. Это был поистине бесконечный разговор, так что я села рядом с мамой и тоже придвинула к себе рабочую шкатулку. Перед нами стояла весьма респектабельная задача – подшить галстуки Гарри. В последнее время мое умение шить несколько улучшилось, и я, старательно делая аккуратные стежки, думала о том, что, возможно, именно этот галстук Гарри наденет в день свадьбы, и я – а вовсе не маленькая застенчивая Селия! – в первую брачную ночь развяжу на нем этот галстук.
– Гарри собирается сделать тебе сюрприз после вашего возвращения из свадебного путешествия, – сказала мама, прерывая мои мечты. – Я говорю об этом только потому, что он запланировал огромные работы, хотя время для этого совершенно неподходящее.
Я удивленно посмотрела на нее, ожидая разъяснений.
– Гарри хочет не просто обновить некоторые комнаты в западном крыле, но полностью все там переделать, чтобы это крыло было исключительно в твоем распоряжении, – сказала она. Ее голос звучал спокойно, и все же мне показалось, что я улавливаю в нем тревожные нотки. – Я уверена, ты скажешь, что тебе эта идея совсем не нравится, не так ли?
Она ждала, что я тут же выражу свое согласие с ней, но я молчала.
– Ты знала о его намерениях, Беатрис?
– Да. Гарри еще некоторое время назад говорил мне об этом, – сказала я. – И мне показалось, что это неплохая идея. Но я понятия не имела, что он уже начал воплощать ее в жизнь.
– Значит, вы оба строили какие-то планы и ни один из вас со мной не посоветовался? – Мама явно начинала нервничать, но мне было важно, чтобы наша беседа продолжалась в спокойном русле, и я сказала:
– Мамочка, у меня тот наш разговор совершенно вылетел из головы! Гарри считал, что мне бы неплохо иметь несколько комнат в своем личном распоряжении. Как бы сильно я ни любила Селию, нам с ней все же, видимо, нужны отдельные гостиные. В конце концов, мама, у вас же есть наверху и гостиная, и гардеробная, и спальня, а у меня только одна комната.
Но мать, как всегда, заботила главным образом внешняя сторона дела.
– Это будет выглядеть так странно, – недовольным тоном сказала она. – И в высшей степени не-обычно. Девушка твоего возраста не должна даже думать о личных апартаментах. Да и зачем тебе подобное уединение?
– Я понимаю, мама, – мягко сказала я. – Но согласитесь: вся наша ситуация достаточно странная. Гарри действительно нуждается в моей помощи, поскольку плохо разбирается в хозяйстве, и я, как вы знаете, веду все счета и непосредственно участвую в управлении поместьем. Пройдет еще несколько лет, прежде чем Гарри сможет управлять им в одиночку, а пока ему непременно будет нужен еще кто-то, кто будет проверять цифры и соизмерять потребности и доходы. Да, подобная ответственность весьма не-обычна для молодой девушки, но ведь я с этим справляюсь, и поскольку ответственность за поместье по-прежнему на мне, я нуждаюсь в определенном пространстве, где я могла бы спокойно работать, не мешая ни тебе, ни Селии. В любом случае переделка будет весьма незначительной. Маленький кабинет, гардеробная там, где раньше размещались буфетная и комната для завтрака. Осмелюсь сказать, этих перемен в доме просто никто не заметит.
Мать снова склонила голову над шитьем.
– Я, конечно, ничего не понимаю в управлении поместьем, – сказала она, – но я полагала, что Гарри вполне способен самостоятельно со всем справиться. Все-таки он хозяин Широкого Дола, и ему следует научиться управлять поместьем без помощи сестры.
Я понимала, что победа за мной, и это придало мне великодушия. Я накрыла ее руки своими руками и ласково, чуть поддразнивая, спросила:
– А почему ему это следует? Ведь он дня прожить не может без своей очаровательной мамочки. И я, его сестрица, ему тоже нужна, это совершенно очевидно. Вы его испортили, мама, и теперь Селия получит в качестве супруга какого-то султана, которому для нормальной жизни требуется в доме настоящий гарем!
Мама улыбнулась, из глаз ее исчезло тревожное выражение, и она сказала:
– Ну, хорошо. Раз вы все трое – ты, Гарри и Селия – так хотите, то я возражать не стану. Но, по-моему, подобное переустройство – пустая затея; ты все равно выйдешь замуж и уедешь далеко отсюда, может даже в Ирландию!
– Ох, только не в Ирландию! Я выйду за какого-нибудь князя-итальянца! – пошутила я с огромным облегчением и тем самым завершила нашу дискуссию. – Мне подойдет только такой брак: хочу вернуться домой княгиней! Представляете, мама, какие возможности тогда откроются у меня в Париже и в Италии!
Мы еще немного посмеялись и вновь принялись за работу, причем работали так прилежно, что, похоже, к концу этих двух недель Гарри должен был получить не менее полусотни новых галстуков. Я представила себе, как чемодан с этими галстуками аккуратно погрузят в дилижанс вместе, с четырьмя чемоданами Селии и моими скромными двумя чемоданами и тремя шляпными коробками, и этот тяжелый экипаж – где будут сидеть лакей Гарри, моя горничная и горничная Селии – будет следовать за нами по всей Франции и Италии. Забавное это будет трио, да, впрочем, и наш допотопный дилижанс будет выглядеть не менее забавно; но еще интересней для любопытных будет выглядеть во время прогулок под нежарким осенним солнышком наша троица – жена-девственница, ее довольный, точно сытый кот, супруг и его нежно любящая сестрица.