— Местные говорят, вы умеете предсказывать землетрясения, — прерывает его болтовню Раза. — Вот почему мы пришли. Нам рассказали, что вы спасли жизнь всем, кто здесь живет, во время четырех крупных землетрясений, которые обрушились на этот район за последние шестьдесят лет.
Он жестом приглашает Рану поддержать разговор.
— А ну-ка, скажи мне, сын науки, откуда берутся землетрясения? — спрашивает его Апо. Прикончив печенье и чай, предназначенные для гостей, Апо переключается на ячменный напиток.
Айра говорит:
— В замерзшем море живет огромная рыба. Когда она шевелит хвостом, получается землетрясение.
— Тогда вопрос: насколько часто она шевелит хвостом? И почему она в последнее время такая сердитая? — спрашивает Рана.
— В прошлом году мы потеряли двести двадцать человек. Примерно два года назад пакистанская сторона потеряла сто сорок пять. Вот почему мы договорились, чтобы здесь все время были ученые, — они станут изучать и предсказывать поведение этой огромной рыбы, — добавляет Раза.
— Иностранцы, — перебивает его Апо. — У вас есть иностранные сигареты?
— Раньше наш Апо никогда не курил сигареты, — говорит Айра. — Он начал четыре месяца назад, когда его заколдовала кашмирская ведьма.
Рана улыбается.
— Ему очень повезло, что он открыл сигареты в таком возрасте, — шутит он, вынимая из рюкзака пачку.
Девочка берет у него сигарету. Прикуривает от тлеющих углей и, пыхнув разок, отдает ее дедушке. Рана замечает, что тот лишь набирает дым в рот и выпускает его, прямо как он сам в студенческие годы.
— Каракорум наклоняется, — говорит Апо. — Эти горы растут и толкают Гималаи вниз. У всех гор в мире теперь новый король — Кечу. Только мы, люди, отказываемся его признавать.
— Вы имеете в виду К2? — спрашивает Рана.
— Когда я говорю “Кечу”, я имею в виду Кечу, — отвечает Апо, немного сбитый с толку. — Самый высокий пик Каракорума, тот, что на краю ледника Балторо. Это бьющееся сердце Страны ледников. От него не скрыться, даже если все боги машин и науки спустятся на землю, чтобы вам помочь. — Апо на минутку задумывается. — Даже если Индия, Пакистан и Китай перестанут драться за лед и захотят дружить, чтобы здесь остаться, горы победят. Так что скажите своим армиям и ученым — пусть уходят с ледников. Иначе им не уцелеть.
Рана ошеломлен. Одним махом Апо подытожил все, что он сам так долго старался выразить, несмотря на факты.
— Но как это может быть? — спрашивает он Апо. Ведь самая высокая точка земли — Эверест. Это не столько геологический факт, сколько неумолимая реальность.
Перед лицом исчезающих фактов, законов и принципов это не просто борьба между определенностями и неопределенностями. Рана наблюдает глубочайшую трансформацию. Ту, что началась как мучительное смятение в его сердце ученого и выросла в орогенные преобразования ледника.
— Когда кровь, пролитая людьми, впитывается в тело земли, ее раны и ссадины не могут зажить… — Старик размышляет над собственными словами. — Они только воспаляются. Ваша жестокость и ваши войны — как гангрена для земной плоти. На ваших штуковинах можно долететь до луны, но вы слепы к горам и рекам прямо у вас под носом. Своими границами, восстаниями и войнами мы порубили Индостан на сотню островов. И он рассыпается в океан. Кечу растет, потому что Гималаи опускаются.
В глазах ученого стоят слезы. В обманчивом свете очага Рана выглядит поверженным. Человеком, который знал правду с самого начала, но не находил в себе смелости ее принять.
Следующие несколько ночей Апо спит под одеялами, весящими больше, чем его тело и душа, — и то и другое ноет с артритической неотступностью. Отец Айры приподнимает одеяла, чтобы помочь ей залезть под них.
— Апо! Проснись! — зовет она, согревая свои замерзшие пальцы о его щеки. — Тебе нельзя спать, пока ты не рассказал мне что-нибудь перед сном.
— А что, всем уже пора в кровать?
— Ты лежишь в кровати.
— Детка, в кровати очень удобно ждать смерти. Люди будут знать, где найти твое тело.
— Когда ты умрешь, я всем скажу, где ты.
— Благодарю тебя, моя дорогая правнучка. Ты мой ангел жизни. — Он гладит ее лоб. — Я порадовался твоим знаниям, когда ты сказала чужестранцам про огромную рыбу, которая бьет хвостом в замерзшем море. Они, дурачки, называют это ледником.
— А в чем разница?
— Океан, море, лед, снег, туман… все это разные способы одного и того же — быть. Если девушка танцует, могу я описать ее как спящую?
Айра смеется. Она щиплет его за щеки.
— Апо, но ведь ее дух один и тот же.
— Да. Хочешь про нее послушать?
Апо видел ее блуждающей в пустыне. В его восприятии у нее был дух новорожденной. Бесконечно одинокий и ранимый. Но при этом бесконечно уравновешенный. Она была стройной и длиннорукой, точно Авалокитешвара, какой ее рисуют в монастырях. Такая[56] же безмятежная, с такими же плавными движениями. Особенно удивительны были ее глаза. В них полыхал внутренний огонь. Всякий раз, увидев ее, Апо грезил об океане. Так он, сухопутный кочевник, постигал ее необъятность. Она являлась ему такой, какой когда-то была, — во всем своем размахе, глубине, мощи и покое.
Рожденная как лед, она обернулась водой и влюбилась в то, чем она не была. Он восстал из земной сердцевины. Она обняла его как океан, и усмиренное ею пламя стало сушей. Его энергия горела беспокойным континентом. В ее объятиях он начал крошиться. Он дрейфовал в сотне направлений. Острова давили ее толщу, разрезали ее течения и высушивали ее. Юная, она не выдержала и распалась. Со временем каждая часть обрела новую жизнь, росла и уменьшалась по своему хотению. Чтобы выжить, оторванная конечность отрастила тело, зуб — новую челюсть, а каждая долька сердца — новую любовь. Ее дух нашел себе убежище в полых косточках на высочайших земных пиках.
Однажды теща Апо упала с лестницы, когда чинила крышу, и повредила себе позвоночник. Она не могла ни говорить, ни двигаться. Лхаба, деревенский шаман, посоветовал ее родным принести ракушек с ледников. Если растолочь эти окаменелости в порошок и смешать с куркумой и маслом, получится мощное целительное средство для скрепления костей с плотью, созданное из панцирей древних существ.
Тогда Апо впервые попал на ледники. Повинуясь инстинкту, он направился на запад, к Нурбу — маленькому и опасному леднику между двумя более крупными. Нурбу занимал собой узкое ущелье — глубокая река из растрескавшегося льда текла по невидимому слою воды. Апо было страшно ступить на ползущий лед, и вместо этого он взобрался на скалы.
И увидел ее.
Когда она шла по льду, лед дрожал и трескался. Одним легким жестом она превращала трещины в борозды, а борозды — в расселины. Под ее пристальным взглядом опрокидывались целые ледяные глыбы. Затем она подняла руки, призывая воду, текущую под ледяной массой. К вящему изумлению Апо, вода выбилась вверх, как гейзер, и тут же замерзла, спаяв собой льдины.
Апо восхитился стойкостью ее духа среди этого зыбкого пейзажа, когда она возрождала свою былую славу. Обвалы и землетрясения были всего лишь случайными побочными эффектами ее действий.
— Ученый тоже ее видел?
— Только как окаменелости и раковины.
— А почему он плакал, Апо? Расстроился из-за Кечу?
— Детка, этого молодого индийца не расстраивают горы. Он проиграл ледникам.
— Тогда давай помолимся феям, чтобы они его защитили.
— Да, моя маленькая Айра. Твоя доброта — самая большая мудрость.
* * *
Лежа в постели, Рана вертит в руках морскую раковину величиной с ладонь. На нем пижама, носки и свитер. Он находится внутри капсулы размерами с небольшую каюту, в базовом лагере ледникового комплекса.
“Проект Дхрува” представляет собой экспери[57] ментальное устройство для снятия стресса. Хотя тело человека научились адаптировать к таким нечеловеческим высотам, его разум оказался менее податливым. Даже самое современное вооружение и технологии не могут спасти солдата от его внутренних чудовищ. Ни для кого не секрет, что “смерть от естественных причин” — эвфемизм, означающий психическое расстройство.
Температуру в капсуле можно поднять максимум до двадцати пяти градусов по Цельсию (хотя это не рекомендуется), что резко контрастирует с минус сорока градусами снаружи. Повышенное содержание кислорода позволяет дышать глубоко и расслабленно. Еще для успокоения нервов здесь имеются декоративная подсветка и набор самых разных саундтреков, от шума волн и леса до гимнов и проповедей.
Сейчас, когда Рана играет с раковиной, кабинку наполняют звуки тропического острова. Рана только что вернулся на ледник, и возбуждение мешает ему заснуть, несмотря на крики разноцветных птиц, шелест пальмовых листьев и морские течения, мягко увлекающие его за собой.
Примитивный массажный механизм кровати требует подстройки. Вибратор тихонько строчит, как далекий пулемет, и порой Ране кажется, что кто-то просверливает в его теле дырочки. Он отмечает это в записях для рабочей группы проекта, которая сидит за много миль отсюда — в Чандигаре, на высоте предгорий. Он хочет предложить еще кое-что, но не знает, как это сформулировать. Под кроватью он нашел стопку порнографических журналов. Хотя идея сама по себе замечательная, учтены только интересы гетеросексуалов.
Рана прибыл на ледники вскоре после официальной церемонии переименования. Прежнее название Сиачен, или Край диких роз, было не настолько патриотичным, чтобы тратить на него половину оборонного бюджета страны — сумму, превышающую все затраты на государственное здравоохранение. Глобальное движение за демилитаризацию региона выросло после беспрецедентной череды обвалов, тектонических сдвигов и ледникового таяния, которая привлекла дополнительное внимание к царящему здесь политическому кавардаку.
В качестве отклика на поднявшуюся шумиху правительство решило переименовать ледник. Его новое имя, Кширсагарский ледниковый комплекс, было навеяно туманным эпосом, вышедшим из-под пера некоего поэта-ре