***
Лукерья вежливо попрощалась с тетей Клавой и другими ткачихами, стараясь следить за тем, чтобы на ее лице не отразилось даже намека на то, что творилось в душе после утреннего семейного скандала. Сложив в корзинку грязную посуду, она еще раз кивнула всем с милой улыбкой, которая испарилась, как только за ее спиной закрылась дверь. Лицо ее вновь стало серьезным. Взгляд устремился вдаль, скользнул по маскировочной сетке и сосредоточился на верхушке столба веревочной карусели, выступавшей над ней. Раньше Лукерья видела изображение похожей на такую карусель конструкции в одной из чародейных книг деда Ерофея, где говорилось, что с ее помощью можно перемещаться на большие расстояния и даже в иные миры – как самому, так и вместе с частью окружающего пространства. Для этого нужно было прокрутить колесо карусели в особом порядке и произнести специальные слова. Будь у Лукерьи та чародейная книга, она бы в два счета отправила Шишу вместе с «лихоманками» в мертвый мир и тем самым избавила бы Дивноречье от страшной участи, которая постигла ее родное Приютово, потому что дед Ерофей не успел закончить обряд с каруселью: его убили полицейские, когда он пытался спасти людей, одержимых бесами. А Шиша исчезла, но не ушла в мертвый мир, куда дед Ерофей хотел ее отправить, а возникла в другом месте, где ее спустя год и нашли работники «Старины». Правда, присутствия бесов Лукерья пока не заметила, точнее, еще как заметила, но все они были заперты в куклах-«лихоманках», обнаруженных в сарае. Только это не успокаивало, ведь сено в куклах наверняка уже подгнило, и те могли рассыпаться в любой момент, а значит, бесы рано или поздно освободятся и смогут снова нападать на людей. Но что она могла сделать без чародейной книги? Разве что попытаться повернуть колесо наугад? А слова… ну какая разница, на каком языке они прозвучат? Ведь главное – смысл. И потом, других вариантов ведь все равно нет, лучше уж попытаться сделать хоть что-нибудь, чем сидеть сложа руки и ждать беды.
На болотной зелени сетчатого полога ярким пятном выделялся небольшой рекламный плакат, почти листовка с изображенными на ней почерневшими от времени избами и надписью: «Бродячая деревня Шиша, 17 век. Открытие объекта 1 июня. Гид встречает в каждой избе. Ждем в гости!»
«Это ведь уже завтра!» – подумала Лукерья, чувствуя неприятный холодок внутри. Нырнув под сетчатый полог, она огляделась и, убедившись, что вокруг никого нет, направилась к веревочной карусели. Шиша хмуро смотрела на нее свежевымытыми окнами старых домов. Нигде не было заметно никакого движения. Вероятно, рабочие ушли обедать в местное кафе, и у Лукерьи будет несколько минут, а то и полчаса, чтобы провести свой эксперимент.
Колесо на верхушке столба медленно поворачивалось от ветра. Толстые веревки покачивались из стороны в сторону. Дощечки, прикрепленные к их концам, иногда сталкивались друг с другом, как лодки в штормовом море. Оставив корзинку на траве неподалеку, Лукерья села на дощечку и взялась руками за веревки, поднимавшиеся с обеих сторон. Они соединялись над ее головой крепким узлом. Она подергала их, проверяя узел на прочность, и оттолкнулась ногами от земли. Вращение колеса ускорилось, и раздался противный громкий скрип, словно карусель возмущалась тем, что ее эксплуатируют. «Пусть эта деревня переместится в мертвый мир вместе со всеми домами, сараями и этой каруселью», – шепотом проговорила Лукерья, желая и одновременно страшась того, что слова сработают, ведь она понятия не имела, как возвращаться обратно и возможно ли это. Дед Ерофей говорил, что из мертвого мира никто не возвращается прежним и что лучше бы тем, кто в него угодил, там и остаться навеки. Лишь избранные могут ходить туда и обратно, те, кто способен сладить с бесами, но велик риск, что однажды бесы одолеют их.
Конечно же, импровизированное заклинание не сработало. Лукерья кружилась и кружилась, а вокруг все оставалось по-прежнему: сквозь маскировочный полог просвечивали строения музейного комплекса, а вскоре и рабочие вернулись с обеда. Среди них были и те двое парней, что на прошлой неделе поселились у деда Гриши. Они и собаку взяли с собой на стройку. «Какой же у них страшный красноглазый пес! Интересно, что это за порода? Никогда таких не видела!» – подумала Лукерья, украдкой глядя на них. Она принялась упираться ногами в землю, чтобы затормозить вращение карусели. Колесо почему-то заскрипело еще громче. Русоволосый «Илья» из ее сна повернулся на звук и, встретившись с ней взглядом, поднял руку в приветственном жесте. Второй, бледнолицый брюнет, тоже посмотрел на нее и сдержанно кивнул. Они прошли мимо и должны были вот-вот скрыться из виду за одним из домов, но остановились, обсуждая что-то, а потом «Илья» развернулся и пошел обратно. Он явно направлялся к карусели. Лукерья спрыгнула с дощатого сиденья, подхватила корзинку и хотела было уйти, но остановилась, услышав оклик за спиной:
– Эй, соседка! Погоди-ка, не убегай! Один вопрос есть.
Растерявшись, она обернулась и тут же пожалела об этом. Ну вот зачем?! И так понятно, какой у него вопрос, он его уже задавал. Если его действительно зовут Ильей, то значит, она просто угадала его имя, но вряд ли он в такое поверит. Но парень спросил совсем о другом:
– Может, поужинаем вместе сегодня вечером? В кафе «Старина» отлично жарят мясо на углях. Ты как, не занята?
Ошеломленная таким предложением, Лукерья облизнула вмиг пересохшие губы. Перед мысленным взором возникло лицо тети Клавы, и ее противный голос зазвенел в голове: «Где тебя ч-черти носят?.. Уж не с парнями ли городскими шляешься? П-пригрела на груди рептилию!»
Он не торопил, молча ждал ответа. Его глаза были цвета опавшей хвои, в точности как у жениха из ее сна. Лукерье нравилось в них смотреть. Еще нравился исходивший от него запах старого дерева, смешанный с ароматом мятной жвачки, нравилось ощущать его дыхание, слегка щекочущее кожу на ее лбу. Кажется, он стоял слишком близко.
Краем глаза Лукерья заметила движение у сетчатого полога. Варвара и две девушки-постоялицы из купеческого дома, которых она сегодня видела в мастерской у тети Клавы, пересекали лужайку, направляясь от Шиши в сторону основной территории музейного комплекса. Только не хватало, чтобы Варвара увидела ее рядом с этим парнем!
Лукерья отпрянула от него и отрицательно замотала головой.
Он удивленно спросил:
– Но почему?
Кажется, он понял, что она хотела согласиться и передумала.
– Это неприлично! – выпалила Лукерья первое, что пришло в голову, и чуть ли не бегом помчалась прочь.
– Ну нет, на этот раз не сбежишь! – За спиной послышался топот ног, и крепкая рука легла ей на плечо прежде, чем она успела нырнуть под маскировочную сетку.
Лукерья резко обернулась и обожгла парня возмущенным взглядом, но не вырвалась – замерла. Он быстро заговорил:
– Мы с напарником здесь последний вечер, завтра уезжаем. Работы закончены, так что в Дивноречье нас больше ничего не держит… – Он замялся на мгновение, подбирая слова, и продолжил: – Если не хочешь в кафе, можем прогуляться к реке. Говорят, берега здесь красивые, но я их так и не видел. Даже не знаю, как пробраться туда сквозь заслон из огородов. Проводишь меня?
«Последний вечер!» – мысленно ахнула Лукерья, и душа ее словно разделилась надвое: одна часть требовала быть благоразумной, а другая подначивала согласиться – она-то и взяла верх.
– Ну хорошо. Приходи в семь к правому углу дома Агантия Латкина, что стоит в конце улицы напротив центральной площади. Оттуда самая короткая тропинка к реке ведет, – пробормотала Лукерья и, сбросив руку парня со своего плеча, скрылась за маскировочным пологом.
Глава 8. Пожар
Печь решительно не желала растапливаться. Аглая нервно чиркала спичками о спичечный коробок, зажигая их одну за другой, и бросала в топку, на кусочек бересты, торчавший из кучки березовых поленьев. Каждый раз, когда занявшийся было огонек потухал, Аглая ухмылялась, вспоминая слова Варвары о том, что печь можно растопить всего с одной спички. На полу валялось уже с полдюжины пустых коробков.
– Ну издевательство какое-то! Я же все сделала, как было сказано! – Аглая выглянула в еще не мытое окошко.
Из трубы на соседней избушке вился сизый дымок. Значит, Дине удалось-таки растопить свою печь! Мелькнула мысль пойти и спросить, как она это сделала, но Аглая упрямо поджала губы и зажгла очередную спичку. Если получилось у Дины, получится и у нее. Иначе и быть не может. Она ведь точно не глупее своей подруги – скорее, наоборот.
Терпение лопнуло, когда сгорела вся береста, а бревна даже тлеть не начали. За берестой надо было идти в сарай, но пугала мысль о том, что придется снова увидеть этих жутких соломенных кукол. Варвара сказала, что их использовали в каких-то ритуалах, но не стала вдаваться в подробности, словно ей не хотелось об этом говорить. Неспроста ведь. Вероятно, ритуалы были связаны с чем-то запретным и дурным, и проводили их, судя по относительно современной одежде на куклах, не так давно. Может быть, люди, смастерившие этих кукол, еще живы. Может быть, они продолжают устраивать свои ритуалы с такими же куклами, которых обряжают в одежду, снятую с реальных людей. «С трупов!» – неожиданно пронеслось в голове, и Аглая разозлилась на себя за трусость. Нет, так дело не пойдет! Ее уже трясет от холода, а она не может сходить в сарай за берестой для растопки, потому что боится каких-то соломенных кукол!
Вдруг Аглаю осенило: интересно, а как горит солома, особенно старая и сухая? Должно быть, неплохо. Наверняка лучше, чем толстая бугристая береста. В любом случае это нужно проверить.
Через пару минут Аглая заставила себя подняться с низкого табурета, на котором сидела перед раскрытой холодной топкой, и отправилась в сарай. Смотреть на кучу кукол оказалось не так страшно, как представлялось до этого. Не выбирая, Аглая вытащила охапку соломы из первой попавшейся куклы, вышла на улицу и попыталась поджечь соломенный ком, чтобы проверить, будет ли солома гореть и есть ли смысл нести ее в избу. При ближайшем рассмотрении это оказалась не солома, а сено: сухие травяные стебли были мягче и тоньше, чем стебли злаковых культур, среди них виднелись шарики каких-то засохших цветочков, похожих на клевер. Аглая чиркнула спичкой и бросила ее в ворох сена, лежащий на земле перед входом в сарай. Спустя мгновение из травяных недр вынырнул ярко-рыжий огненный язычок и заплясал на спутанных стеблях, быстро разрастаясь. Внезапно налетел порыв ветра, раздул яркое пламя и швырнул сноп крупных искр в глубь сарая. Аглая бросилась вслед за огненным роем, чтобы предотвратить пожар, но дверь вдруг с треском захлопнулась перед ней, и она врезалась лицом в старые доски. От боли в носу будто что-то взорвалось в голове, в глазах потемнело, а ноги подкосились, и Аглая медленно опустилась на корточки, прижимая ладони к лицу.