Мужчина обернулся, дотронулся до повязки на левом глазу и сказал, усмехаясь:
– Не забудьте сообщить полиции мои особые приметы.
Снова захохотав, он пошел дальше – неторопливо, вразвалочку, всем своим видом показывая, что никуда бежать не собирается. Они молча проводили его взглядом до самого крыльца, но, как только дверь дома за ним захлопнулась, Дина вдруг вспомнила о платье, которое Варвара выдала ей для работы. Ведь оно осталось в избе, где расположился наглый незнакомец! Со словами «Я сейчас вернусь!» она бегом помчалась к дому. Стас бросился за ней, и на крыльцо они поднялись вместе.
– Ты чего? – Он удивленно вытаращился на Дину.
– Платье! Собственность музейного комплекса! Оно очень ценное. – Дина подняла руку, чтобы постучать в дверь, но та сама открылась, и волосатая мужская рука швырнула ей под ноги смятый тряпичный ком. Стас хотел вставить ногу в щель между дверью и стеной, но не успел – та с треском захлопнулась. Он сердито пнул ее и выругался.
Комом оказалось то самое платье, но такое грязное, словно его использовали вместо придверного коврика: на льняном подоле отпечатались следы сапог, кружево местами распустилось и висело лохмотьями, пуговицы-«костыльки» болтались на тонких ниточках, а часть из них отсутствовала. Дина встряхнула платье, и на крыльцо со стуком упал пластиковый «бейджик». Подняв его, Дина даже губу закусила от обиды. «Бейджик» тоже обезобразили, приписав к ее имени буквы «УРО». Теперь надпись на «бейджике» гласила: «Хозяйка УРОДина».
– Детский сад какой-то! – фыркнул Стас и еще раз пнул дверь. Та даже не вздрогнула.
Они пошли назад, к Варваре. Дина еще издали возмущенно крикнула ей, потрясая платьем, которое несла на вытянутых руках:
– Только взгляните, во что оно превратилось!
Варвара стояла, с сосредоточенным видом тыча в телефон, и, не поднимая головы, произнесла с тревогой:
– Что-то ни полиция, ни охрана не отвечают! Куда они все подевались, не пойму!
Глава 15. Пленница
Лукерью разбудил мощный шум автомобильного двигателя. Открыв глаза, она прислушалась. Судя по звуку, рычал джип парней, снимавших комнату у деда Гриши. Вначале Лукерья испугалась, подумав, что они уезжают, Илья ведь говорил вчера о том, что находится в Дивноречье последний вечер. Но звук не удалялся, больше было похоже на то, что машина, наоборот, въезжает во двор дома деда Гриши. Слышно было хорошо, ведь тот дом находился сразу за домом Нинсанны, через дом от владений Лукерьиной тетки. Интересно, куда это Илья и его друг ездили посреди ночи?
За окном темнело небо, с одной стороны чуть посветлевшее. Утро еще не наступило, но стремительно приближалось. Взглянув на настенные часы, Лукерья убедилась в этом: почти четыре, через полчаса верхний край солнца покажется над горизонтом. Вспомнилось странное поведение тети Клавы, напугавшее ее прошлым вечером. Тревога вновь сдавила сердце. Лукерья не знала, чего ожидать от обезумевшей родственницы. Может быть, конечно, это и не одержимость, просто тетя Клава устала на работе или у нее случилось временное помутнение рассудка, и потом, выспавшись, она снова станет прежней. Однако надежда на это была куда слабее страха перед предстоящей встречей с ней. У Лукерьи возникла идея устроить тете Клаве проверку. Она решила потихоньку выскользнуть из дома до того, как та проснется, и спрятаться в огороде, в кустах смородины, чтобы понаблюдать за домом снаружи, а выходя, разложить на пороге укроп и посмотреть, перешагнет тетя через порог или нет. Вот все и выяснится насчет одержимости.
Бережно собрав веточки укропа с порога своей спальни, Лукерья перенесла их к порогу входной двери. Она передвигалась на цыпочках и наступала только на те половицы, которые не скрипели – за год жизни в доме успела запомнить, где находились скрипучие. Однако все старания пошли прахом, когда тишину пронзили чьи-то гневные крики, донесшиеся с улицы. Лукерья, уверенная, что крики разбудили тетю Клаву, застыла на месте, прислушиваясь к звукам внутри дома. Через минуту она с облегчением выдохнула, решив, что тетя не проснулась, и тут раздался новый крик, еще более пронзительный и разъяренный, к нему прибавился другой: где-то отчаянно бранились две женщины. Похоже, замолкать они не собирались. Лукерья с тоской посмотрела на дверь гостиной, где вечером уснула тетя. Странно: там все еще было тихо, даже диван ни разу не скрипнул, а ведь пружины в нем пели на все лады от малейшего движения. Мелькнула жуткая мысль: уж не умерла ли тетя ненароком, иначе почему она до сих пор ни разу не шелохнулась? Обычно она спит очень чутко и ворчит, если ее будит что-то кроме будильника. Говорят, ранним утром сон самый крепкий, но все же…
Лукерье вспомнилась баба Фрося – одна из знакомых тети Клавы, иногда забегавшая в гости посплетничать. Однажды бабу Фросю разбил инсульт, она после него оправилась, но очень изменилась: могла сказануть что-то эдакое, знакомых не узнавала, а один раз даже заблудилась, когда пошла в ближайший магазин, куда ходила всю свою сознательную жизнь. И вскоре после инсульта баба Фрося умерла.
Что, если у тети Клавы тоже случился инсульт, и поэтому она вела себя так странно?
Обмирая от страшной догадки, Лукерья приблизилась к входу в гостиную и постучала в дверь, хотя та была приоткрыта. Ответа не последовало, и она заглянула в комнату. При виде пустого дивана и открытого настежь окна сердце в груди словно оборвалось. «Нет, дело не в инсульте», – подумала Лукерья, догадываясь, что тетя покинула дом через окно. Странности продолжались, и это очень пугало. В здравом уме тетя Клава такого бы точно не сделала.
В растерянности Лукерья обошла весь дом, заранее зная, что тети не найдет, но в глубине души еще надеясь на чудо. Три комнаты, кухня и санузел – везде пусто. Искать больше негде, но что делать дальше? Звонить в полицию? Если с тетей стряслась та же беда, что и с жителями Приютово, то полиция вряд ли поможет, и того хуже, им самим вскоре понадобится помощь. Бесовская зараза распространялась очень быстро. Дед Ерофей успел остановить ее ценой своей жизни, но и то спастись удалось лишь немногим. Неужели все повторится снова? Тогда, выходит, дед погиб напрасно?
Только изгоняющий бесов может помочь. По словам Ильи, его друг владеет этим даром. Илья обещал передать ему рассказ Лукерьи. Интересно, они уже предприняли что-нибудь для того, чтобы предотвратить беду? Но что они могут сделать без книг, особенно без «Кудесника»? Или другу Ильи известны другие способы?
Размышляя об этом, Лукерья машинально занималась привычными утренними делами: умывалась, заправляла постель, что-то ела на завтрак, не понимая, что именно – кажется, это был оставшийся с вечера бутерброд. А когда дела закончились, оставаться в доме стало невыносимо, и она вышла на улицу. Ноги сами понесли ее к дому деда Гриши. Неудобно, конечно, будить хозяина в такую рань, и он наверняка удивится, услышав, что она пришла к его постояльцам, ведь юным девушкам неприлично самим являться к парням. Но сейчас не то время, чтобы думать о приличиях.
Примерно через десять домов от дома деда Гриши, почти в самом конце улицы, стоял полицейский «уазик». Возле него топталось несколько жителей, а над сточной канавой копошились полицейские. Судя по напряженным лицам и скованным движениям, они доставали оттуда нечто громоздкое и тяжелое. Присмотревшись, Лукерья ощутила, как по ее телу прокатилась ледяная волна ужаса: громоздким и тяжелым оказалась крупная женщина, не подававшая признаков жизни. Полицейские положили ее на расстеленный брезент, и наблюдавшие за процессом жители разом загомонили. До слуха Лукерьи донеслось истошное «Уби-или!». Расстояние было слишком велико, чтобы услышать, о чем говорят люди, но их лица не выражали сочувствия, а на некоторых даже читалось злорадство. Тем временем полицейские подняли из канавы еще одну женщину и положили ее рядом с первой. На голове ее топорщились бигуди.
«Вот оно, началось!» – Лукерья прижала руку к горлу, там, где его прикрывал ворот платья, и вспомнила о потерянном «костыльке». Она так и не пришила новую пуговицу взамен утерянной. Но защищал ли «костылек» от бесов, как об этом говорили в музейном комплексе? Вон, у тети Клавы тоже были такие пуговицы, но это ее не спасло. На укроп было больше надежды, недаром тетя потребовала его выполоть, да и в «Зелейнике» деда Ерофея говорилось о свойствах укропа сдерживать бесов. Лукерья прижала к себе полотняный мешочек с душистой травкой, который предусмотрительно захватила с собой. Опасность может исходить от любого, даже самого близкого человека, да и не только от человека. Если бесы вырвались на свободу, они могут быть где угодно, прицепятся незаметно и начнут морочить, пока в душу не вселятся, а тогда – все, сам уже не выберешься.
Лукерья подавила желание подойти и взглянуть на женщин, извлеченных из канавы. Не до того сейчас, надо торопиться. К тому же она догадывалась, кто это мог быть. Их перебранку чуть ли не ежедневно слышала вся улица, но до рукоприкладства дело никогда не доходило. Женщин убило зло, вселившееся в одну из них или же сразу в обеих, и сейчас оно уже наверняка подыскало себе новое пристанище. Скоро появятся еще трупы. Их будет много, если бесов не остановить. Вот только справится ли друг Ильи? Лукерье срочно нужно было взглянуть на этого парня, а еще лучше – побеседовать, чтобы оценить уровень его возможностей. Вдруг и она ему что-нибудь подскажет из того, что знает от деда Ерофея?
Лукерья свернула с дороги к дому деда Гриши и постучала в калитку, опасаясь, что та развалится из-за ветхости. Лязгнул засов, калитка отворилась, и в проеме показалась черная собачья морда с красными глазами.
– Привет, Гром! – Лукерья едва справилась с испугом, не ожидая, что четвероногий друг «дипломированного мага» окажется таким грозным с виду.
Отступая в сторону, пес приоткрыл пасть, но не в оскале, а в самой настоящей собачьей улыбке, вывалил розовый язык и энергично завилял хвостом. Лукерья улыбнулась в ответ, осторожно минуя пса, но взвизгнула, когда тот подался к ней и лизнул ее руку.