льцем не прикоснулась, а если бы и прикоснулась, и даже толкнула бы его изо всех своих сил, вряд ли тот сдвинулся бы с места хоть на метр. Все, что она может сделать – это бежать и прятаться, но рано или поздно Одноглазый Волк настигнет ее, ведь он очень сильный и очень злой. А тогда какой смысл бегать? Ради чего пытаться выжить в этом гиблом месте, из которого, скорее всего, нет выхода? Здесь вообще ничего нет, только старые лачуги, а эти родные стены и вещи, окружающие Аглаю сейчас, лишь морок, и мама сюда никогда не придет.
При воспоминании о маме Аглая ощутила щемящую боль в душе и вспышку ненависти к Одноглазому Волку. Правду ли он сказал, что сотворил с мамой все эти ужасные вещи, или наврал, чтобы помучить ее, Аглаю? Выяснить это можно будет только в том случае, если удастся вернуться в свой мир. Вероятно, Одноглазый Волк знает, как найти туда дорогу, но вряд ли он явился сюда, чтобы помочь Аглае выбраться. Конечно же, он пришел, чтобы уничтожить ее, но Аглая решила, что не станет от него бегать: ненависть, вспыхнувшая к Одноглазому Волку при воспоминании о том, как он хвастался расправой над ее мамой, крепла с каждым мгновением, вытесняя страх, и вместе с тем из глубин ее души поднималось что-то темное, какая-то скрытая часть Аглаи, очень сильная и очень злая.
Заскрежетал дверной замок, и дверь, точь-в-точь как та, которая стояла в квартире Аглаи восемь лет назад, отворилась. Одноглазый Волк стоял на пороге. Широкая плотоядная ухмылка словно перечеркнула его лицо. Под единственным глазом красовался жуткий синяк, а во взгляде читалось легкое недоумение. Кажется, он не понимал, почему Аглая не бежит прочь и не визжит от ужаса.
– Кто не спрятался, я не виноват! – сказал он, разводя руками и шагая вперед.
Темная часть Аглаи полностью взяла под контроль ее разум, и Аглая, вместо того, чтобы попятиться, шагнула навстречу Одноглазому Волку.
Его брови медленно поползли вверх. Он остановился и озадаченно почесал затылок.
– Ну ладно, могу отвернуться и посчитать до десяти, если хочешь, – шутливо предложил он, усиленно морща лоб: судя по всему, раздумывал, как поступить. Наверное, решил, что раз жертва его не боится, значит, должен быть какой-то подвох вроде того, что произошел с ним в подполье. Однако он явно знал, что Аглая больше не одержима бесом, иначе не заявился бы открыто, а постарался бы напасть исподтишка.
– Нет, спасибо. – Аглая невозмутимо пожала плечами. – Вперед, делай то, за чем пришел.
– Хм… А знаешь ли ты, что тебя ждет? Подумай. Я согласен дать тебе фору, чтобы ты успела спрятаться. Вдруг тебе повезет, и я не смогу тебя найти? – Одноглазый Волк никак не мог смириться с тем, что жертва отказывается от него убегать и тем самым портит ему все удовольствие от процесса.
«Нет, кажется, дело не в удовольствии, или не только в нем. Ему нужен мой страх. Жизненно необходим, как воздух! Наверное, бес внутри него питается страхом, и Одноглазый Волк лезет из кожи вон, лишь бы его покровитель не остался голодным», – предположила Аглая.
Удивительно, но страшно ей не было. Злость разрослась настолько, что не оставила места для других чувств. Одноглазый Волк подался вперед и потянул носом, словно принюхивался к ней. Растерянное выражение на его лице сменилось самодовольным, плотоядная ухмылка вернулась на место.
– Люблю таких бесстрашных! – произнес он, и Аглае стало не по себе. Неужели она ошиблась? Что, если бесу нужен был не страх, а то темное, что пробудилось в ней и росло все это время? Похоже, Аглая клюнула на приманку, как глупая рыба, в ее душе не осталось ничего светлого, а бес, вероятно, только этого и ждал! Где-то она слышала, что главное для беса – сгубить человеческую душу, такими душами он и питается, а с чистой и светлой душой ничего поделать не может. Ее обвели вокруг пальца, она проиграла…
Все-таки придется бежать. Но куда? Аглая сорвалась с места и бросилась в ту сторону, где, предположительно, должна была находиться гостиная, но окружающее пространство менялось прямо на глазах, на бежевых обоях появились пустоты, похожие на проталины, которые быстро разрастались, «съедая» стены, и за стенами открылась мрачная комната с узкой, как гроб, кроватью, длинными лавками и двумя окнами без стекол. На дощатом полу в изобилии росли желтые кривые поганки, они противно захрустели под ногами, когда Аглая пересекала комнату. Выскочив в одно из окон, она упала в заросли бурьяна и поползла, продираясь сквозь жесткие стебли. Бурьян расступался неохотно, с сердитым шорохом и треском, заглушавшим звуки погони. Интуитивно чувствуя, что Одноглазый Волк уже близко, Аглая вынырнула из травы и огляделась, но его нигде не было видно. И, хотя синие сумерки сгустились почти до черноты, человеческую фигуру она бы точно заметила. Куда он подевался? Почему не бросился в погоню? Он ведь так хотел на нее поохотиться!
Вдруг Аглая осознала, что все еще слышит шуршание стеблей поблизости, хотя сама стоит, не двигаясь. Она повернулась на звук. Огромный бесформенный ком ворочался в высокой траве неподалеку. Вдруг он развалился надвое, и из бурьяна поднялись две человеческие фигуры, в одной из них Аглая узнала Одноглазого Волка, а другая тоже показалась знакомой и напомнила ей Романа, одного из «мракоборцев», но уверенности в этом у Аглаи не было. Как он мог тут оказаться? И, главное, зачем?
Но, всматриваясь в бледное лицо, обрамленное черными волосами до плеч, она все-таки убедилась в том, что видит Романа.
Мужские фигуры вновь слились воедино и покатились по траве в жестокой схватке, оттуда донеслись хрипы, ругательства и угрозы:
– Не смей ее трогать, тварь! – прозвучал голос Романа, звенящий от гнева.
– Ты хоть знаешь, на кого руку поднял, желторотый?! – яростно прохрипел Одноглазый Волк. – Ты не жилец теперь! В нашей стае законы суровые!
– К чертям вашу стаю! Аглая – моя девушка!
– Аглая – моя добыча, и приметил я ее раньше, чем ты впервые в своей жизни побрился! Думаешь, что сможешь меня остановить? Зря ты переманил к себе ее беса. И себя погубил, и ее не спасешь!
Дерущиеся вновь разошлись в стороны.
Одноглазый Волк пригнул голову, будто собрался идти на таран, но не сдвинулся с места, вместо этого упер руки в бока, выставив локти в стороны, по его телу прокатились волны черной ряби, одежда затрещала по швам, разрываясь на множество мелких лоскутов, которые с каждой секундой все больше походили на вороньи перья, рот слился с носом, превращаясь в клюв, отливающий бронзовым блеском, и воздух завибрировал от жуткого гортанного «Кар-р». Вслед за ним прозвучал пронзительный возглас Романа:
– Аглая, беги!
Силуэт Романа тоже начал стремительно меняться, по обе стороны от него взметнулись полы черного плаща и затрепетали, утолщаясь и вытягиваясь. Через мгновение над землей закружились два огромных черных ворона. Они налетели друг на друга, и сверху посыпались перья вперемешку с искрами, высеченными бронзовыми клювами, столкнувшимися с жутким звоном.
Сердце Аглаи тревожно сжалось. Разум еще осмысливал фразы, которыми противники обменялись перед схваткой.
«Аглая – моя девушка», – слова Романа.
«Зря ты переманил к себе ее беса. Себя погубил, и ее не спасешь», – угрожающий рык Одноглазого Волка.
Значит, Роман здесь из-за нее? Пришел, чтобы защитить? И это он освободил ее от вселившегося беса? Аглая почувствовала, как ее темная часть съеживается, а сердце словно воспламеняется от нахлынувших чувств. Она подозревала, что находится в такой форме бытия, при которой не может быть ни сердца, ни тела, но ощущения ничем не отличались от привычных: бурьян кололся, холод пощипывал кожу, а сердце горело. И вдобавок к этому Аглая ощутила чье-то легкое прикосновение к своей спине, очень похожее на касание теплой человеческой руки. Она резко обернулась, но увидела лишь бурьян, покачивающийся позади. Там кто-то был, не Одноглазый Волк и не Роман, потому что они по-прежнему бились в воздухе, осыпая землю искрами и перьями.
– Кто здесь? – спросила Аглая, настороженно вглядываясь в темные травяные заросли.
– Тш-ш-ш… – донеслось оттуда. – Тебе лучше присесть.
Хоть слова и были произнесены шепотом, но от Аглаи не укрылось, что голос принадлежал ребенку – возможно, девочке. Она послушно опустилась в траву, скрывшись в ней с головой. Из травяных недр показалась крошечная детская ручонка. Аглая протянула руку и коснулась тоненьких пальчиков.
– Пойдем, я покажу, где можно спрятаться, – прошептал дрожащий от страха голосок.
– Но я не могу, – тоже шепотом возразила Аглая. – Я хочу увидеть, кто из воронов победит.
– Победит тот, в ком больше зла. И после этого он нас сразу заклюет, если мы не успеем спрятаться.
– Один из них борется, чтобы защитить меня. Если он победит, то не станет на нас нападать.
– Они всегда нападают.
– Но этот не такой.
– Они все такие! И верить им нельзя. Так ты идешь прятаться или нет?! – злобно зашипел ребенок. – Смотри, я долго уговаривать не буду. – Из зарослей выглянуло грязное личико с двумя короткими косичками по бокам, торчащими в разные стороны.
Аглая обернулась и посмотрела на воронов. Их силуэты метались в темно-синем небе, слегка подсвеченные лунным светом. Один ворон выглядел более крупным, и у него был только один глаз. Одноглазый Волк, превратившийся в одноглазого ворона, явно превосходил по силе ворона-Романа. У Аглаи вырвался тоскливый вздох. Надежда на то, что Роман одержит победу в бою, еле теплилась. Она сжала руку девочки и, пригибаясь, чтобы не высовываться из травяного прикрытия, последовала за ней.
– Далеко ли нам идти? – спросила Аглая спустя некоторое время. Ей не хотелось терять из виду место битвы. Роман пришел, чтобы спасти ее, а она бежит, чтобы спрятаться. Неправильно это. Да и девочка может ошибаться, она ведь наверняка не знает Романа.
Встав на цыпочки, девочка на миг выглянула из травы.
– Почти добрались. Наша изба крайняя. До нее рукой подать.
– Изба? – удивилась Аглая. Она почему-то думала, что девочка приведет ее к какой-нибудь звериной норе или землянке, незаметной снаружи. – И в той избе безопаснее, чем в других? Она особенная, что ли?