– Наверное, «Кудесник» сами бесы написали, – пошутил Роман.
– Да уж, занятный язык, – согласилась Аглая и спросила. Илью: – Если ты не возражаешь, я сфотографирую несколько страниц в «Кудеснике», хочу показать текст профессору. Может быть, он знает, к какой культуре относится такого рода письменность.
Илья кивнул, а Роман возразил:
– Думаю, не стоит привлекать интерес к этой книге, тем более что другого «Кудесника» мы пока не нашли и не хотелось бы его лишиться. Его ведь могут ведь изъять как историческую ценность. Уж лучше помалкивать о нем.
– Подобные книги называли отреченными, – сообщила Дина, которая успела загуглить эту тему. – «Это разного рода волшебные, чародейные, гадательные и всякие от церкви возбраняемые книги и писания, – принялась зачитывать она, – которые появились на Руси благодаря купцам, привозившим их из Византии, Болгарии и Западной Европы. К отреченным также причислялись листы и тетради с записями, содержавшими народные заговоры, приметы и суеверные наставления. Согласно постановлениям Стоглавого собора 1551 года, все богомерзкие писания подлежали уничтожению огнем». – Дина вскинула голову, отвлекаясь от телефона, и обвела взглядом стеллажи. – Удивительно, что при таких суровых законах Агантию Латкину удалось сохранить огромное количество книг.
– Поэтому он и прятал их в подвале, а вход замаскировал напольными часами, – сказал Роман, листая пыльный увесистый фолиант. Глаза его азартно поблескивали в свете фонаря.
– С таким багажом колдовских знаний можно чародейную школу открывать. – Стас тоже увлеченно копался на книжных полках.
– Хм… интересная мысль! – откликнулся Роман. – Школа не школа, а для моего магического салона эти книги – просто находка. Пожалуй, прихвачу с собой немного колдовской литературы.
– А я б не стал отсюда ничего брать. – Стас с сомнением покосился на Романа. – Все-таки это купеческое добро.
– Надо же, какой правильный! – Роман презрительно фыркнул. – Скажи еще, что воровать некрасиво, ага! А знаешь ли ты, что дед Ерофей выкрал «Кудесник» и другие книги у Алой Бороды и только поэтому победил его? Так что, если воровство во благо, то это вовсе и не грех.
– Откуда ты знаешь, что он их выкрал? – недоверчиво спросил Стас.
– Так ведь он сам сказал. Я же теперь собачий язык понимаю, и не только язык, но и мысли, а душа деда Ерофея находится в моем Громе, и мы с ним ментально общаемся. Кстати, дед Ерофей говорит, что не поедет с нами в город, он свою миссию выполнил и собирается выселиться из Грома, чтобы отправиться на покой, в Яснополье, где его ждут родные.
Услышав это, Лукерья присела рядом с Громом, обняла его за шею и зашептала что-то. Потом вдруг растерянно посмотрела на Романа, словно собиралась с ним заговорить, но в конце концов обратилась к Илье:
– Ты ведь тоже можешь прочитать заклинание на толкование языков? Поможешь мне поговорить с дедом Ерофеем?
Илья кивнул:
– Только надо подняться наверх: «Кудесник» остался в кухне.
Они втроем ушли: Лукерья, Илья и Гром. Роман проводил ревнивым взглядом своего четвероногого друга и вздохнул:
– Похоже, мне придется заводить новую собаку.
***
Из Дивноречья выехали только к вечеру, словно оно не хотело их отпускать. Когда Аглая и Дина собрали вещи, все расселись по машинам (Лукерья и Гром расположились в джипе Ильи, а остальные – в легковушке Стаса), и тронулись в путь, их остановил телефонный звонок Варвары: она позвонила Дине и сообщила о том, что уже давно нашла телефон Аглаи, но забыла об этом и только сейчас вспомнила. Пришлось им заехать в администрацию музейного комплекса за телефоном. Узнав о том, что они покидают Дивноречье, Варвара уговорила их «присесть на дорожку» и налила им чаю. Она болтала без умолку обо всем подряд, тщательно избегая темы последних трагических событий, и никому не давала вставить хоть слово, будто боялась, что именно об этом они и заговорят. Она рассказывала о травах, входящих в состав чая, который заварила им; о том, где эти травы растут и в какое время их лучше собирать; о погоде, о приметах, обещавших жаркое лето. Потом вдруг начала расхваливать длинную шелковистую шерсть Грома, сообщила о ценности собачьей шерсти и ее преимуществах перед любой другой. Услышав, что Варвара произнесла его кличку, пес подошел к ней, дружелюбно виляя хвостом, и склонил голову, позволяя себя погладить. Варвара потрепала его по загривку и вдруг с заинтересованным видом склонилась над псом:
– Какой интересный окрас! Шерсть черная, а подшерсток белый!
– Как – белый?! – удивился Илья и покосился на Романа, а тот почему-то вдруг густо покраснел.
– Послушайте, так она же крашеная, его шерсть! – удивленно воскликнула Варвара, вскидывая голову. – И кто ж это додумался выкрасить пса? Роман, ведь ты, кажется, хозяин Грома? Твоих рук дело?
– Ну а что такого-то? – Роман попытался ответить невозмутимо, но было заметно, что он сконфузился.
– И чем тебе не понравилась белая масть? – Варвара перебирала пальцами шерсть Грома, с любопытством разглядывая подшерсток.
– Черная масть в сочетании с красным блеском в глазах выглядит более впечатляюще, – ответил Роман, опуская взгляд.
– Так, значит, Гром должен быть белым?! – поразилась Дина, еще больше округляя свои и без того круглые огромные глаза.
– Он альбинос, – подтвердил Роман.
– Ах, так вот почему у него радужка отливает красным! – Илья смерил друга насмешливым взглядом. – А я-то все думал, что ты где-то раздобыл специальные собачьи линзы красного цвета, чтобы создать Грому демонический образ. Что ж, твоей смекалке можно позавидовать! Выкрасить белого пса в черный цвет – это ж надо до такого додуматься!
Под дружный смех Роман, красный как рак, опустил голову и ничего не ответил. Гром радостно гавкнул, присоединяясь к всеобщему веселью.
После того как попрощались с Варварой и двинулись по направлению к городской трассе, Лукерья вдруг вспомнила о Муравье, осиротевшем коте деда Гриши. Пришлось возвращаться обратно, когда уже миновали стелу на границе поселка. Кот, словно почувствовав, что его ищут, выбежал к ним навстречу, едва они подъехали к дому, и сам прыгнул на руки Лукерьи, едва она вышла из машины, чтобы забрать его.
Выдвинувшись в путь в третий раз, они вновь остановились через пару километров от стелы. По обе стороны от шоссе раскинулись зеленые просторы. Илья и Лукерья отправились прогуляться вместе с Громом, чтобы навсегда отпустить душу деда Ерофея.
Стас и Роман заговорили между собой о каких-то автомобильных проблемах, а затем вышли из машины и зачем-то полезли под капот. Аглая с Диной остались одни в салоне, и Аглая, воспользовавшись моментом, набрала побольше воздуха в легкие, чтобы на одном дыхании выпалить слова, которые давно держала наготове. Ей казалось, что они, невысказанные, душили ее. Она хотела сказать: «Я все наврала тебе насчет Стаса, он не приставал ко мне никогда, а подвезти предложил, чтобы поговорить о тебе. Не знаю, что на меня нашло. Это все бес, который в меня вселился». Но эти слова так и не прозвучали. Аглая вдруг поняла, что ложь насчет Стаса была сказана гораздо раньше, чем бес обрел над ней полную власть. Едва начав говорить, Аглая запнулась и произнесла совсем другое:
– В Дивноречье случилось все то, что люди долгие годы носили в своих мыслях. Бесы пришли туда, где их ждали.
– Главное, что теперь уже все позади. – Дина взяла Аглаю за руку. – И главное, чтобы люди не забыли об этом.
– Это невозможно забыть.
Аглая посмотрела в окно. По зеленому травяному ковру с белыми вкраплениями полевых цветов шли, держась за руки, Илья и Лукерья. Они возвращались назад, а Гром резвился, бегая вокруг них, и в его взгляде больше не было ничего человеческого.
На миг Аглае показалось, что вдали, у самого горизонта, в лучах вечернего солнца проступили очертания древнего славянского города: крутобокие макушки теремов, похожие на луковицы, молочно-белые воздушные бревенчатые срубы, полупрозрачные от кружевной резьбы изгороди. Но через мгновение все смешалось, и стало ясно, что это лишь облака, сложившиеся причудливым образом по воле безмятежного ветра.