— Сашка, я тебя так люблю… — она с благодарностью уткнулась в грудь мужу, вдыхая его родной запах и радуясь, что неизвестный Андрей Артемич с седыми усами, стряпухина дочка Нюра и бабушка Авдотья оказались всего лишь дурацким глупым сном.
…По телевизору демонстрировалась какая-то новогодняя сказка. Если бы Марина взглянула в тот момент на экран, то несказанно удивилась бы: там, в лесной избушке, сидела кругленькая старушка, пряла пряжу и загадочно подмигивала зрителям.
— В гостях, знамо дело, хорошо! — сказала она весело. — Но дома-то лучше…
Голос у неё был добрый, а глаза — живые, умные, в сеточке уютных морщинок — блестели из-под повязанного на голове пухового платка…
31 декабря в 23:59 по московскому времени — за одну минуту до Нового года — Марина Одинцова, молодая женщина 34-х лет, блондинка, глаза серые, состоящая в браке и имеющая двоих детей (12-летнюю дочь и годовалого сына), осознала, что она самая-самая счастливая.
ХОЗЯЙКА КАФЕ
Океан вкрадчиво и мягко несёт свои волны, словно заманивая в качающуюся колыбель. Но первое впечатление обманчиво: достигнув берега, водяные гребни обрушиваются на него с таким грохотом, что становится ясно — с этой стихией лучше не шутить.
Впрочем, я пришла на пляж не купаться, а насладиться одиночеством. Городок ещё спит. Нет ни суетливых туристов, ни горластых навязчивых торговцев. После отлива на берегу полно конусообразных витых ракушек. В первые дни я жадно собирала эти сокровища в пакет, захлёбываясь восторгом. Затем наступило пресыщение…
«Наш край — резиденция Бога», серьёзно говорят местные.
Слышу за спиной движение. Можно не оборачиваться, я и так знаю — это Миникумари, хозяйка самого крайнего (совсем крошечного, в три столика) кафе. Она всегда открывает заведение с рассветом, чтобы по первому требованию подать горячий завтрак чудакам вроде меня. Всем известна её мечта: Миникумари хочет стать владелицей большого ресторана европейского типа, с белоснежными скатертями и вышколенными официантами. Однако моему сердцу милее убогое кафе у подножия скалы, где традиционные керальские блюда подаются на банановом листе: есть их следует при помощи куска лепёшки и сложенных в щепотку пальцев.
— Доброе утро, Мини! — машу я ей. Хозяйка расцветает жемчужной улыбкой и откликается, старательно выговаривая русское имя:
— Хэлло, Свит-ла-на! Что тебе приготовить? Аппамы с мёдом и орехами, как обычно?
Это её фирменное блюдо — ажурные блинчики из рисовой муки с нежной серединкой и хрустящими краями, обильно посыпанные кокосовой стружкой.
— Да погоди ты, — я понимающе киваю. — Дождись сначала своих.
Миникумари — внучка рыбака, дочь рыбака, жена рыбака, мать рыбака и тёща рыбака. Все мужчины её рода зарабатывают на жизнь рыбной ловлей. Каждую ночь они выходят в море, чтобы к утру вернуться с добычей: часть оставляют себе, часть отдают рыночным торговцам, излишки продают прямо тут же, на берегу.
Сколько раз провожала она их в ночи? Сколько раз вглядывалась в светлеющий горизонт, ожидая возвращения? Давно пора было привыкнуть, но в чёрных глазах пожилой красавицы, ещё более затенённых ресницами-стрелами, плещется тревога.
Я пытаюсь отвлечь её.
— Как отметили день рождения принца?
Миникумари вновь расплывается в улыбке: вчера её большая семья праздновала год младшего внука. Она начинает подробно рассказывать о вечеринке: сколько золота подарили малышу, как он забавно слизывал крем с торта, как испугался аниматора в костюме Чхота Бхима…
— А когда у тебя день рождения, Мини? — интересуюсь я. — Сколько тебе лет?
Миникумари застенчиво качает головой:
— Забыла.
Я поражена и смотрю на неё недоверчиво.
— Как это? Ты же не древняя неграмотная старуха.
— Так-то оно так, но у нас не принято отмечать дни рождения взрослых.
— А в паспорте что написано?
Она снова качает головой.
— У меня нет паспорта. Зачем? Я же не выезжаю за границу.
И в самом деле, в этой стране паспорт иметь необязательно. Но мне всё-таки трудно поверить, что женщина, которая умеет читать и писать не только на малаялам, но и по-английски, считающая в уме круче калькулятора, вдруг не помнит, когда у неё день рождения!
На границе воды и неба появляется несколько точек. Это возвращаются лодки. Миникумари светлеет лицом, словно кто-то губкой стёр с него выражение липкого беспокойства, оборачивается к кафе и зовёт подмогу. Из кухни поспешно выбегают невестка и дочери. Корзины и лёд уже наготове…
Муж Миникумари, гигант с породистым носом, седой гривой и роскошными усами, первым выпрыгивает из лодки и начинает тянуть её к берегу, послав в сторону жены короткую ласковую улыбку; ему помогают сын и зять — статные, как былинные богатыри. Из одежды на рыбаках лишь клетчатые лунги, подвёрнутые до колен. Обнажённые торсы только на первый взгляд худощавы — мускулы так и перекатываются под смуглой кожей. Чтобы тащить из глубин морских тяжёлый невод, требуется недюжинная сила.
Из пресных источников в скале сочится вода. Рыбаки торопливо смывают с себя соль, оживлённо переговариваясь: улов нынче особенно хорош. Помимо рыбы, в сеть попалось с десяток громадных лобстеров и небольшая акула — изысканнейший деликатес. Такую ерундовину, как королевские креветки, никто даже не считает, их можно ловить прямо руками. Девушки раскладывают дары океана по корзинам, радостно щебеча. Мелкую рыбёшку высыпают на песок и оставляют сушить: к вечеру она будет готова. Старшая внучка собирает съедобные раковины…
Миникумари величественно наблюдает за суетой на берегу, не принимая в ней участия. Кажется, что хозяйка кафе забыла о моём присутствии, но она вдруг говорит:
— Семьи рыбаков знают, как коварен океан. В любой момент его алчное нутро может обернуться братской могилой. Ты спрашивала меня о дне рождения… На самом деле, я праздную его ежедневно. Всякий раз, когда мои мальчики возвращаются домой, я рождаюсь вновь. Может ли что-нибудь в мире быть лучшим подарком? — смущённой улыбкой Миникумари как бы смягчает патетику своих слов и переводит взгляд на мужа. Супруги снова обмениваются коротенькими улыбками, но в них столько скрытой нежности и тепла, что это говорит об их отношениях куда больше, чем тысяча громких слов.
Солнце, словно лаская, легонько касается розовой кистью верхушек пальм. По кромке прибоя бочком движется вереница крабов. Над океаном царственно кружат орлы…
Если и есть на свете рай, то он находится здесь.
ВЛЮБЛЁНЫЙ ДЖИНН
Утром меня традиционно разбудил вопль «сабдживалы» — торговца овощами:
— Картошка, помидоры, лук — десять рупий кило-о-о!
Я вздрогнула и подскочила на кровати. Ровно семь! Подлец пунктуален, что вообще-то индийцам совершенно не свойственно… Доброе утро, страна.
— Имбирь, чеснок, горо-о-ох! — продолжал заливаться соловьём сабдживала, толкая перед собой тележку. Этот дядька ещё ничего, он хотя бы просто дерёт глотку, а его предшественник обходил дворы с мегафоном. Господи, и почему индийцы всегда так орут?
Я потёрла виски пальцами. Голова раскалывалась, я отвратительно спала ночью — допоздна выясняли отношения с мужем. Нормального разговора не получилось, мы накричали друг на друга и разошлись по разным комнатам. А разгорелся сыр-бор из-за того, что Макс сообщил: мы не сможем полететь в Россию, как планировали, поскольку он будет крайне занят на работе. Это означало, что я остаюсь без новогоднего праздника второй год подряд! Кто-то презирает банальные тазики оливье и селёдку под шубой (ох, а в Дели и селёдку-то достать можно только с боем), неизменную «Иронию судьбы» по телеку, бой кремлёвских курантов, а я тоскую по всему этому до зубовного скрежета. Мне не хватает предновогодней суеты, шопинга, атмосферы весёлого дурдома, но главное — снега! В Индии Новый год — это праздник даже не средней руки, а обычная календарная смена даты.
Макс — инженер-конструктор компании «Метрострой», которая выиграла тендер на строительство новых станций в Дели. Поначалу, узнав, что нам предстоит провести несколько лет в экзотической Индии, я пришла в дикий восторг. Мне, как художнику, нужны были новые темы для вдохновения, и первое время я действительно взахлёб рисовала все, что видела. Но постепенно ощущение новизны ушло, и я стала замечать за собой, что тоскую по Москве и всё чаще раздражаюсь на индийский менталитет и страну в целом. Мне не хватало русскоязычного общения, задушевных посиделок с подружками в столичных кофейнях или даже просто за кухонным столом у себя дома. Коллеги мужа не в счёт, мало кто из них привёз с собой в Индию семью. Их жёны и дети остались в России, удерживаемые детсадами, школами, работой… Это я — человек свободной творческой профессии. Однако уже полгода спустя после жизни в Дели я готова была взвыть от такой «свободы» — она была для меня пострашнее любой тюрьмы. Я напоминала себе верную жену-декабристку, которая отважно последовала за супругом в индийскую ссылку, но немного не рассчитала своих физических и душевных возможностей.
Когда я вышла на кухню, собираясь сварить кофе, в дверь загрохотали кулаком. Ещё одна милая индийская привычка… Визитёры чаще всего игнорируют звонок, зато сопровождают стук выкриками: «Открывай! Открывай!» — словно случился пожар. Макса дома уже не было — уехал в офис спозаранку, вероятно, и позавтракает там же. Продолжает играть в гордость. Пришлось мне плестись и открывать самой.
Я распахнула дверь и обнаружила за ней нашего престарелого соседа. О, дядюшка Притам был поистине легендарной личностью. Мы с ним приятельствовали; старик прекрасно владел английским, и я с удовольствием слушала его забавные рассказы о жизни. В прошлом он был и слоноводом, и даже заклинателем змей. Сейчас всё, что осталось у дяди Притама — это обезьяна, почти такая же старая, как он сам, которая умеет выполнять незамысловатые штуки — танцевать, кланяться, хлопать в ладоши. Изо дня в день Притам со своей питомицей бродит по городу и даёт представления для т