Нет, я не хочу, чтобы мама стала тупой. И я не хочу, чтобы ей было плохо. Но я также не хочу, чтобы она на целых четыре недели оставила нас с папой одних…
— Почему ты не берёшь меня с собой? — тихо спрашиваю я, протягивая ей тёплый свитер, который она бросает на дно чемодана.
— Здрасьте, пожалуйста! — мама всплёскивает руками и смотрит на меня в непритворном изумлении. — А кто ныл, что больше никогда в жизни не поедет в Россию, пока там лежит снег?.. Ты же ненавидишь мороз, слякоть и ветер… А в марте в Питере ещё ой-ей-ей как холодно.
Это правда. Зимой я была в России всего один раз, но мне хватило, чтобы понять — отныне приезжаю туда только летом! Не в первый раз мама летит на родину одна, даже не знаю, почему я так расстроилась… Тем более, она всегда привозит из России такие классные подарки!
…На следующий день мы с папой отвозим её в аэропорт. Папа молчалив и мрачен. Он всегда такой, когда мама улетает на родину. А мама, наоборот, радостно возбуждена, мысленно она уже не с нами, её глаза горят лихорадочным блеском предвкушения питерских встреч и развлечений, она даже не пытается скрыть своего нетерпения. Если честно, я не очень люблю её в этот момент.
— Ну, пока, карапузики! — целует она нас с папой по очереди. — Не скучайте. До встречи…
Мы стоим и молча смотрим ей вслед.
— Как ты думаешь, она… вернётся? — спрашивает вдруг папа жалобно дрогнувшим голосом. Сильный, уверенный в себе мужчина выглядит сейчас как испуганный мальчик, который боится остаться один.
— Ну конечно, глупый! — отвечаю я нарочито беззаботным тоном и сама слышу фальшь в своём голосе. — Мама без нас жить не может!
— Без тебя — да… А вот без меня… — он не договаривает, сообразив, что такие разговоры — не моего ума дело.
И тут я вдруг вспоминаю, как несколько дней назад, лёжа на диване в гостиной, папа нечаянно заснул прямо перед телевизором. Мама подошла к нему, присела на краешек дивана и долго-долго вглядывалась в спящее лицо. Затем принесла плед, осторожно укрыла папу, отвела прядку волос с его лица и с невыразимой нежностью тихонько поцеловала в лоб.
— Не переживай. Она к нам вернётся. Обязательно вернётся, — уверенно говорю я и крепко пожимаю его руку.
ЧЕННАЙСКИЙ ЭКСПРЕСС
Наш поезд уходил из Аллеппи в четыре часа дня. Мы едва не опоздали на станцию — а все из-за Катюхи, которая некстати принялась торговаться в придорожной лавчонке за килограмм халвы.
— Нашла время! — буркнул я для порядка, когда мы, запыхавшись, влетели в вагон «Chennai Express» за пару секунд до отправления и плюхнулись на свои места.
— Ты ничего не понимаешь! — она любовно огладила промасленный свёрток, из которого поблескивал тугим бочком брусок инжирно-ананасовой вкуснятины. — Завтра утром мы будем уже в другом штате… А уехать отсюда, не прикупив напоследок знаменитой местной халвы — это преступление!
Я усмехнулся про себя. У неё всё было «преступлением» — будучи в Аллепи, не прокатиться по тамошним каналам на хаусботе (плавучем доме); покидая Варкалу, не заехать на слоновью ферму, чтобы покормить трогательных ушастиков бананами; гуляя по Кочину, не посетить представление национального театра катхакали; добравшись до Муннара, не закупиться впрок чаем, собранным на местных горных плантациях… Катюха пила жизнь жадно, захлёбываясь, не отказываясь ни от одного предложенного удовольствия. Я потакал этим её милым слабостям, следуя справедливому принципу «чем бы дитя ни тешилось». К тому же, находясь с ней рядом, я и сам становился как-то наивнее и восторженнее, словно весь налёт московского цинизма смывало бурными потоками непосредственной радости, которую она изливала на окружающих. В общем, я был влюблён как ненормальный…
Наш вагон именовался третьим классом, но был оснащён кондиционерами. Здесь обычно путешествовали индийцы среднего достатка. Население попроще покупало билеты в сидячие вагоны или в так называемые «слиперы». Мы с Катюхой, конечно, являлись в некотором роде экстремалами, но не до такой же степени — естественной вентиляцией в слиперах служили окна без стёкол, что в условиях сорокапятиградусной жары не очень-то помогало. А наш третий класс, право, был совсем неплох. Он напоминал российский плацкарт, вот только, помимо привычных верхних и нижних, здесь имелись ещё и средние полки. Мы урвали лучшие места в конце вагона, и напротив нас не было никаких попутчиков, только голая стена. Этакая уютная трёхместная комнатка без дверей… ну, а если третий пассажир не подсядет, путешествие вообще можно будет считать идеальным.
Изящным движением ноги Катюха задвинула свой рюкзак под полку и сладко потянулась, после чего последовало откровение:
— Я бы сейчас выпила чаю с халвой.
Подруга принадлежала к той категории пассажиров, которые начинают есть в поезде сразу же после отправления. Она постоянно что-то жевала, хомячила, смаковала, лопала… и при этом сохраняла идеальную фигуру — предмет зависти всех её подружек и моей гордости перед друзьями.
Словно в ответ на пожелание, дверь тамбура распахнулась, и на входе возник щуплый усатый индиец в униформе «Ченнайского экспресса». Он набрал в лёгкие побольше воздуха и пронзительно заголосил на весь вагон:
— Чаий-чаий-чаааииий, гарам-гарам чааааааааиииииий!!!!
Вообще, судя по тому, сколько всего предлагают пассажирам в индийских поездах, то в пути совершенно нечего делать, кроме как жрать. Не считая традиционных завтрака-обеда-ужина, работники кухни постоянно разносят сэндвичи или самосы, уговаривают испить чая, кофе или супа (да-да-да, именно так и говорят: «Супа томатного попить не желаете?»). Это не считая того, что на каждой новой станции в вагоны вваливаются ещё и местные торговцы с разнообразными предложениями: от свежей гуавы — до чипсов и мороженого. Катюха всегда с удовольствием пробует всё, что дают. За время нашего почти полугодового путешествия у неё даже ни разу не заболел живот, остаётся только подивиться такому пищеварению.
— Два чая, пожалуйста, — попросила она по-английски. Это подразумевалось по умолчанию — если она хочет чай, то я тоже хочу чай, моего мнения никто не спрашивал. Я и не спорил, а с удовольствием подчинялся её милым приказам.
Чайвала нацедил подслащенного кипяточка в пластмассовые стаканчики, положил туда чайные пакетики и плеснул молока. Сейчас уже и не разберёшь, то ли британцы привнесли в Индию традицию пить чай исключительно с молоком, то ли индийцы, напротив, научили своих колонизаторов этой премудрости. Пойло, которое предлагают в поездах, вряд ли может по праву считаться чаем, но вообще этот напиток с молоком, корицей, кардамоном и имбирём бывает очень и очень неплох…
Разносчик забрал деньги и двинулся дальше по узкому проходу между полками, продолжая выкрикивать «чай-чай-чай», а мы с Катюхой обнаружили, что в дверях тамбура стоит невысокая молодая индианка в цветастом сари. Встретившись с нами взглядом, она несколько смущённо улыбнулась и кивнула в сторону нижней полки:
— Не позволите пока присесть здесь? Моё место — на самом верху…
Английский её был грамотным и почти без того жуткого акцента, который присущ всему местному населению.
— О, так вот кто наша соседка, — протянула Катюха и с готовностью подвинулась. — Конечно-конечно, садитесь!
Индианка опустилась на сиденье, продолжая мило улыбаться.
— Вы куда едете? Тоже до Ченная? — подступилась моя спутница с расспросами.
Девушка кивнула.
— Да, на свадьбу своей кузины…
— Меня зовут Катя, — представилась тем временем подруга. — Его — Саша, — последовал лёгкий кивок в мою сторону.
— Мадхумалати, — отозвалась та и, подумав, добавила для полноты картины:
— Мадхумалати Нампутири.
Мы с Катюхой переглянулись, едва сдерживаясь, чтобы не заржать.
— Можете звать меня просто Мадху, — заметив нашу реакцию, поспешно предложила девушка.
— Не имя, а просто песня! — восхитился я вслух. — У южан вообще такие… эээ… длинные имена! То ли дело центральная Индия, там все просто — Радха, Гита, Прия…
— Ну, так у нас и сам язык не похож на хинди, — заметила она. — Мы говорим исключительно на малаялам.
— Ага, я обратила внимание, что когда керальцы разговаривают, — вмешалась Катюха, — у них как будто горсть мелких камешков перекатывается во рту. Все время забываю, как называется столица штата Керала?
— Тируванантапурам, — кротко улыбнулась Мадху. Мы с Катюхой всё-таки не выдержали и расхохотались.
— Как это вообще можно выговорить с первого раза без запинки? Это какая-то скороговорка… — заметил я. — Хотя, наверное, русский язык тоже невыразимо труден и ужасен для слуха индийцев.
— Вы русские? — Мадху понимающе кивнула и перекинула через плечо длиннющую косу в руку толщиной. — С каждым годом в Керале всё больше и больше ваших соотечественников. Нравится Индия?
— О, да! — выдохнули мы хором с Катюхой. — Удивительная страна!
— А где вы уже успели побывать?
— Везде, — усмехнулся я. — За полгода исколесили всё с севера до юга, от Кашмира до Каньякумари…
Это прозвучало практически как строчка из популярного индийского хита, и мы все втроём весело рассмеялись. Мадху была определённо симпатичной и жизнерадостной девушкой, так что ни я, ни Катюха уже не испытывали досады от того, что с нами едет третий попутчик. Она и внешне была красавица: не чёрная, как большинство жительниц юга, а вполне светлокожая, с прекрасной белозубой улыбкой и лучистыми карими глазами. Ну просто звезда Болливуда!
Мы весело и непринуждённо болтали друг с другом около часа — ровно до тех пор, пока поезд не остановился на станции Эрнакулам. Наша соседка моментально напряглась и со странным выражением лица уставилась на дверь тамбура.
— Ты кого-то ждёшь, Мадху? — поинтересовалась Катюха. Индианка ничего не ответила, продолжая смотреть на вход застывшим взглядом и покусывая губы от волнения. Наконец, дверь распахнулась, и в вагон ввалилась группа индуистских священнослужителей. Все они были практически голыми, если не считать пёстрых лунги на бедрах. Вагон моментально наполнился смешанным запахом благовоний и местной противокомариной мази. Помнится, когда мы с Катюхой впервые унюхали этот жуткой смрад, то едва не спятили: было полное ощущение того, что рядом с тобой расположился бом