– Это гильотина для паука.
Почему именно для паука – она не знала. Просто так вырвалось, и все. Незнакомец очень удивился, поскольку не ожидал ничего подобного.
– Для паука не бывает гильотины, – начал объяснять он. – За что ему отрубать голову? К тому же у него нет головы как таковой, у него головогрудь.
Девочка как раз по зоологии готовила в школе доклад о членистоногих и решила блеснуть знаниями… Она знала все про пауков, а незнакомец – про гильотину. Они проговорили не меньше часа. Пока во двор не вышла мама – Кира Станиславовна и не позвала Яну домой.
Незнакомец, увидев мать девочки, как-то незаметно и быстро исчез. На вопрос матери: «С кем это ты там разговаривала?» – девочка честно ответила, что с одним умным человеком, который все знает про гильотину. Тема разговора матери не понравилась, она запретила дочери встречаться с этим «знатоком».
Он больше и не появлялся поблизости, хотя девочка его ждала, вспоминала о нем.
Выслушав короткий рассказ, я вынес вердикт:
– Это мог быть как Паук, так и совершенно посторонний мужчина, например, многодетный отец… Педагог, доцент, не знаю.
– Согласна, – неуверенно ответила Яна, – мог… Но мне почему-то кажется, что это он и был. Уже тогда выслеживал, вынюхивал.
Я спросил себя: знает ли она, что с Пауком я работаю сейчас как психиатр, догадывается ли? Честно говоря, я ждал, когда она скажет напрямую что-то типа: «Да ты его знаешь, это такой-то…»
Но она почему-то сдержалась. Может, не хватило смелости? Это не просто – сознаться, что все подстроено.
Если бы осмелилась – все карты раскрылись в ту же секунду, и – прощай, романтический ореол наших отношений. А так – мы вроде как случайно встретились. Вернее – столкнулись.
Кузовной ремонт был произведен на славу: машинки сверкали как новые. Расплатившись, я сел за руль и уже собрался ехать, как увидел Яну, сиротливо стоявшую рядом со своим «шевроле».
Садиться за руль она почему-то не спешила.
Через секунду я понял: машина матери, в ней все напоминало о Кире Станиславовне. Разумеется, говорить об этом вслух было необязательно.
– В чем дело? – крикнул я ей, опустив стекло. – Почему не едешь? Ты так ждала этого момента.
– Поехали ко мне, – неожиданно предложила она, подойдя к моей машине. – Ты у меня еще не был. Или тебе не хочется?
– К тебе так к тебе, – кивнул я.
У нее в ту же секунду загорелись глаза, она бросилась к своему «шевроле» так, словно опаздывала в аэропорт. Закинув сумочку на заднее сиденье, плюхнулась за руль.
По дороге мы заскочили в мини-маркет для закупки кое-какой провизии. Яна зарулила в винный отдел и выбрала там бутылку сухого красного вина. Когда я расплачивался в кассе, поинтересовалась:
– У тебя вообще как с этим делом?
– Ты алкоголь имеешь в виду? Пью редко, но зато когда напьюсь – становлюсь буйным и приставучим как банный лист. Начинаю сальные анекдоты шпарить.
– Ко мне когда приставать начнешь?
Взглянув на нее как можно легкомысленней, я наткнулся на серьезный взгляд, в котором читалось конкретное ожидание.
– Ты этого хочешь?
– Жду не дождусь. Так и состариться недолго – ожидаючи. Хоть бы пригласил куда-нибудь.
– Куда, например? В музей? В театр? В кино?
Мы вышли с пакетами из мини-маркета и направились к машинам, Яна какое-то время размышляла, потом огорошила:
– В сауну, например. Правда, я не очень хорошо ее переношу. Голова кружится, мутит, подташнивает.
– У тебя наверняка низкое артериальное давление, – обрадовался я возможности перевести разговор в привычное медицинское русло.
– Ты как догадался? Действительно, девяносто на пятьдесят, выше не поднимается. Кофе через каждый час если пить – самочувствие ничего, только сердце стучит.
Я забросил пакеты на заднее сиденье, чтобы как можно качественней донести до девушки следующую мысль:
– И в сауне тебе в жаре не надо сидеть, а сразу же чтоб кто-то веничком тебя, да пожестче. А потом контрастный душ. Еще сегментарный массаж не помешал бы. Неплохо зарекомендовали себя адаптогены типа корня женьшеня, лимонника, элеутерококка.
– Может, вместо веничка да женьшеня что-то понатуральней и поестественней? – она нарисовала в воздухе нечто продолговатое и тут же захихикала.
– У тебя одно на уме! – проворчал я и сел за руль.
Не скажу, что квартира Яны поражала воображение, скорее, во всем главенствовал разумный минимализм. Если семье требовалось, к примеру, три стула, то четвертый в интерьере точно отсутствовал, и так во всем: в шкафах, трельяжах, тумбочках, зеркалах, паласах.
Наметанным глазом я сразу же отметил, что в квартире недавно была генеральная уборка. «После похорон!» – догадка фотовспышкой мелькнула в мозгу, на миг высветив в памяти похороны Женьки, кольнув иглой в сердце, прокатившись неприятным холодком по позвоночнику.
Выходит, мы с Яной в какой-то степени друзья по несчастью.
– Гости часто бывали у вас? – поинтересовался я, осматривая гостиную. – Скажем, коллеги мамины приходили?
– Для встреч с коллегами существуют рестораны, кафе, особняки за городом, – незатейливо объяснила юная хозяйка. – Дом, это, скорее, крепость, в крайнем случае – спальная палатка, где можно переспать, чтобы потом нестись куда-то опять сломя голову.
– Чувствуется, повторяешь слова матери. А отца своего ты не помнишь? Хотя бы немного?
– Нет, не помню, – категорично заметила она.
– А фотоальбом мамы можно посмотреть? – выпалил я и затаил дыхание. Вот сейчас она взорвется, запустит в меня чем-нибудь, что плохо лежит. Но она сдержалась. Видимо, из последних сил.
– Значит, так. Я дам тебе его посмотреть, но разглядывать сама с тобой не буду. И не проси объяснять, где мы с мамой в Ялте, где в Праге, где на Таймыре… Этого не будет, понял?
– Разумеется, я тихо посижу в комнате на диване, полистаю.
– Хорошо, – она подвинула в комнате стул к шкафу, раскрыла верхнюю дверцу, достала альбом и буквально ткнула мне в грудь. – И чтобы ни одного вопроса!
– Договорились.
Боясь поверить в обрушившуюся на меня удачу, я уселся на диван и начал листать огромный фолиант размером с том Большой советской энциклопедии.
Мысленно я одобрил выбор Лекаря: Кира действительно была девушкой редкой красоты. Высокая, стройная, с огромными зеленовато-серыми глазами… Ей бы Алена Делона в годы его молодости или Брэда Питта девяностых. Но, видимо, не встретились на ее пути достойные личности.
На общей фотографии класса я без труда нашел Бережка. Обрубок обрубком, что и говорить. Странно, что она вообще пришла к нему накануне экзамена.
В какой-то момент я почувствовал угрызения совести: Яна на кухне готовит, а я чинно сижу, альбом разглядываю. И это когда после смерти матери не прошло и девяти дней!
Вытащив общую фотографию класса из альбома, я спрятал ее в карман, положил альбом в шкаф и отправился к Яне.
– Спасибо за альбом, – успел буркнуть я, когда увидел ее курившую на балконе. – Кира Станиславовна…
– Больше о ней говорить не будем, – оборвала она меня, выбросив окурок. – Вообще, хватит меня держать за маленькую девочку. Хватит дистанцироваться! Мне уже есть восемнадцать, могу паспорт показать!
– Тогда накрывай на стол, если ты такая взрослая, – я направился на кухню, доставая из пакета закупленные продукты. – Кроши салат, ставь воду под макароны. Я тебе с удовольствием буду помогать.
За приготовлением ужина Яна продолжала свой нелегкий рассказ. Я внимательно слушал.
…Мать и раньше, случалось, исчезала на несколько дней, не говоря дочери ни слова. На карточке у Яны регулярно появлялись деньги – что еще было нужно?! Поэтому, когда Кира Станиславовна не вернулась после работы, дочь особо не расстроилась. Просто уселась за комп и прочитала сообщение от Паука, в котором говорилось, что мать какое-то время отдохнет на курорте. Дескать, женщина устала, нервные перегрузки… Тем самым девушка избавилась от постоянной ненавистной опеки.
– Сейчас в этом стыдно признаваться, – вздохнув, устало произнесла Яна, заправляя салат майонезом, – но мать тогда мне казалась настоящим монстром. Остаться без нее на месяц – для меня предел мечтаний! Чтобы никто не капал на мозги, не стоял над душой.
Мне вдруг в голову пришла крамольная мысль, и я, не подумав, решил тут же ее озвучить.
– Скажи, а я могу обнаглеть до такой степени, чтобы попросить тебя показать переписку с Пауком?
Девушка взглянула на меня с кривой усмешкой:
– Не можешь. Ай-ай-ай, доктор. Это моя личная переписка.
– Так ведь и я тебе вроде как не чужой, – провел я еще один запрещенный прием. – Или мне показалось?
– Не чужой, но близким пока не стал, – почти прошептала она, покраснев. – А вообще-то я ее уничтожила, – призналась она, надув губы.
Видимо, у меня на лице непроизвольно отразилось недоверие, поскольку ее глаза наполнились слезами.
– Мне, например, очень интересно, как она начиналась, – конкретизировал я, чтобы хоть как-то реабилитировать себя. – Переписка, я имею в виду. Он на тебя вышел или ты на него? Кстати, можно хотя бы узнать, под каким ты ником с ним общалась?
– Какая разница?! – начала она заводиться. – Это тебя не касается! Что ты мне в душу лезешь?! Ты же психиатр, а не следователь!
– Яна, извини… пожалуйста, – попытался я вставить между ее выкриками, но у меня плохо получалось. – Я не… хотел…
– А может, следаки с тобой уже поработали?! Провели, так сказать, профилактическую беседу?! Может, ты здесь расследование ведешь?! Нюхай, ищейка, смотри там, там, там…
Я понял, что ее начинает раздражать само мое присутствие в квартире, поэтому не спеша направился в прихожую. Она мне вслед что-то кричала, но я не слушал, виня в этой вспышке эмоций прежде всего себя.
Кто тебя, доктор, просил лезть в ее переписку с Пауком? Это, в конце концов, верх бестактности. Решил, что тебе все дозволено? Взял и – перегнул палку.
Несолоно хлебавши, я вышел из подъезда и направился к своей «тойоте». Когда подходил к машине, решил посмотреть на окна ее квартиры. Она стояла, прислонившись лбом к стеклу, и смотрела на меня.