– Была. Бережок, Фуфырик… Насчет Фуфырика – почему, не знаю. Дело не в этом, Илья Николаевич, – мой собеседник встрепенулся, искоса взглянул на меня и угрожающе произнес: – Вы мне тут зубы-то не заговаривайте!
– Что ты имеешь в виду?
– Как бы то ни было, но я двое суток отсутствую на работе не по своей воле, вы согласны?
– Конечно, не по своей, – кивнул я, предвидя, куда он клонит.
– Сегодня вы просите меня рассказать про огонь, завтра – про воду, не страдаю ли я гидрофобией. Потом на очереди клаустрофобия, затем – страх высоты…
– Не исключено, а что в этом предосудительного?
– Предосудительного – ничего, но что я скажу Макару Афанасьевичу, когда предстану перед его светлыми очами, вернувшись из вашего… э-э-э… сомнительного заведения? Я не намерен говорить, что меня держали в психушке, это повлияет не только на мою репутацию, но и на репутацию всего центра. Вы мне какую-то справку дадите? Не больничный, не выписку, не эпикриз, подчеркиваю, а именно солидную справку, чтобы у шефа даже подозрения, даже малейшего сомнения в ней не возникло.
– Послушай, Костя, а ты ведь можешь запросто позвонить Макару Афанасьевичу, познакомить меня с ним, и я объясню ему причину твоего отсутствия.
– Ага, как же я позвоню, – посмеиваясь, Лекарь покрутил пальцем у виска. – Я ж не лох, у меня сотовый забрали, а по памяти я его телефон не помню. Конечно, позвонить можно, я думал об этом. Это неплохой выход…
– Так, может, я сейчас позову санитаров, они принесут твой телефон. – произнося это, я внимательно следил за его мимикой. – И ты позвонишь. Согласен?
– Можно, – неуверенно кивнул он. – Валяйте, зовите санитаров.
Я не мог уличить его во лжи, хотя он говорил неправду. Я помнил, что сотовых при задержании не было обнаружено ни у кого: ни у Лекаря, ни у жертв. Но лгать мог лишь психически нормальный человек, сознательно извращая факты. Бережков верил в то, что санитар может принести ему телефон, поэтому мне ничего не оставалось делать, как спонтанно разрулить ситуацию.
Я взглянул на часы, сделал озабоченное лицо и цокнул языком:
– Как жаль, у меня сейчас прием в поликлинике начинается. Давай так, я как-нибудь приду на беседу с твоим сотовым, и ты позвонишь своему шефу. Договорились?
– Как скажете! Просто я Макара Афанасьевича очень хорошо знаю, – перевел он дыхание, что не укрылось от меня, – он к тунеядцам и прогульщикам относится как к своим личным врагам.
«Интересно, – подумал я. – Почему он тогда тунеядцев и прогульщиков не тащит в подвал?»
Совсем еще ребенок
Я сидел в работающей машине и глядел, как дождинки падают на лобовое стекло, как стекают с него тонкими струйками.
Майский дождь, как правило, короткий. Как жизнь того же Чалого, например. Взять и выбить крюк длиной метр-полтора из буксировочного паза. Возможно ли такое? А если попросить майора Одинцова провести следственный эксперимент? Не смеши, доктор, дело происходило зимой, ждать наступления заморозков тебе никто не позволит. Придется эту неопределенность пока оставить как аксиому.
Вдруг Бережков только хотел выбить… Но зачем ему выдумывать еще одну трагедию на свою голову?
Да, Лекарь, Лекарь… Чем глубже внутрь тебя, тем страшней. Завтра, пожалуй, следует начать с гендерной идентификации. Проще говоря, выяснить, как у тебя обстоят дела с женским полом. Или с мужским. Я вчера попытался вырулить на эту колею через вопрос об одежде Макара Афанасьевича, но получил вспышку, граничащую с агрессией.
Когда дождь понемногу стих, я выехал со стоянки и повернул в сторону проспекта Декабристов. Светофоры, пешеходы, лежачие полицейские… До боли знакомые реалии родного города ничуть не отвлекали, скорее – помогали сосредоточиться. Я и не отвлекался.
Еще вчера Лекарь нес бред, в котором, как ни ищи, – ни одного светлого промежутка. Сердечно-сосудистый центр в подвале, оперирующий профессор, который до этого заведовал домом престарелых…
Сегодня его история с зацепами и раскаленными камешками бредом уже не выглядела, хотя ее запросто можно было выдумать.
Может, стоит зайти с другой стороны?
С другой стороны я зайти не успел – «зашли» в меня. Вернее, в мою машину. Удар в правую переднюю дверцу заставил резко затормозить, включить сигнализацию и выскочить из машины.
Вмятина на дверце была небольшой, но перспектива ездить с ней, объясняя коллегам и знакомым подробности, не прельщала. Я прикинул: задета только дверца, ремонт встанет тысяч в десять-пятнадцать, не больше.
Метрах в пяти от моей «тойоты», утопая капотом в придорожных кустах акации, виновато помигивал габаритами темно-синий «шевроле». Подойдя поближе, я разглядел за рулем совсем юную блондинку, которая сидела, откинувшись на подголовник и прикрыв ладонями лицо.
Рванув дверцу на себя, я понял, почему блондинка не спешила со мной увидеться: дверь заклинило. А стекло опустить хотя бы ради знакомства она не спешила. Понятно, что в этот момент она никого не хотела ни видеть, ни слышать. Ничего удивительного, окажись я на ее месте – вел бы себя точно так же.
После нескольких безуспешных попыток вызволить виновницу ДТП из западни я разглядел наконец ее лицо. Она к этому времени опустила руки от лица и взглянула на меня.
Красивой бы ее я не назвал, хотя черты, в общем, правильные. Платиновые волосы эффектно оттеняли легкий загар. И что-то было в глазах – серых, в цвет волос… Они притягивали, даже интриговали. О том, что это могли быть контактные линзы, мне в тот миг почему-то не подумалось.
Как и о том, что волосы тоже можно покрасить.
Обойдя «шевроле» с противоположной стороны, я открыл дверцу пассажира и услышал:
– Только молчите, ради бога! Ну, стукнула немного, ну, не рассчитала. Я же не думала, что вы будете пешеходов еще пропускать, тем более они шли с противоположной стороны.
Еще через пару минут я помог девушке выбраться через пассажирскую дверь. Стройная, в куртке салатного цвета, джинсиках, она села на корточки возле машины, достала сотовый и, казалось, напрочь перестала замечать все, что ее окружает.
– В ГИБДД, надеюсь, звоночек? – полюбопытствовал я.
– Ага, щас, – буркнула она, не удостоив меня взглядом.
Я хотел было закатить девчонке нравоучительную тираду, уже набрал в грудь воздуха, но потом махнул рукой и направился к своей машине за знаком аварийной остановки. В конце концов, мужчиной был я.
– Только не звоните в ГИБДД, умоляю, – послышалось сзади.
Я оглянулся, блондинка бежала ко мне, волосы развевались по ветру. Будь я художником или писателем, наверное, нашел бы в этом что-то. Но я был врачом, поэтому отреагировал стандартно:
– Почему это? Что за глупости!
– Потому что машина мамина, – она подбежала вплотную, со стороны могло показаться, что мы или любовники, или родственники. – У меня нет ни прав, ни доверенности. А мама скоро вернется с курорта и проблему быстро уладит. Поверьте мне на слово, у вас… не останется никаких претензий.
– Врешь ты все! – кипятился я, в глубине души уже начиная жалеть эту неокрепшую, неоперившуюся душу. – Так я тебе и поверил! К чему мне эти проблемы на ровном месте?
– Ради бога, прошу вас, давайте разъедемся. Только помогите мне перескочить через бордюр – уж очень высокий. Посидим потом в кафе, все обговорим. В спокойной, так сказать, обстановке.
– Ага, обговорим, – усмехнулся я. – Стоит мне только тронуться, как иди потом, доказывай, была ли авария.
Видя, что я, несмотря на ее уговоры, собираюсь звонить, она сунула руку в карман и достала оттуда небольшую коробочку. Через секунду я держал на ладони перстень с бриллиантом. Несмотря на пасмурную погоду, бриллиант сверкал и переливался.
– Наша фамильная драгоценность, – прокомментировала блондинка. – Поверьте, стоит дороже предстоящего ремонта вашей машины. Намного дороже.
Я оглянулся: не видит ли кто-то, как я любуюсь чужой фамильной драгоценностью. Оказывается, пробка начала мало-помалу рассасываться, водители нашли объезд, и никому не было дела до наших взаимоотношений с блондинкой.
– Это залог, – произнес я, пряча коробочку с перстнем во внутренний карман. – Гарантия, что вы не исчезнете с горизонта. Я порядочный человек, и такой поступок совершаю впервые, мне неприятно, но я пойду вам навстречу.
После небольшой физической разминки, после поездки в мастерскую по кузовному ремонту, где пришлось оставить на несколько дней оба покореженных транспортных средства, мы наконец почувствовали, что чертовски проголодались и не мешало бы где-то перекусить.
Кафе, стены которого были разрисованы урбанистическими пейзажами, называлось «Старый город».
Яна училась в юридическом колледже. Услышав про него, я тотчас вспомнил беднягу, которого похитили в одно время с женщинами. Только женщин – и живых, и мертвую – нашли, а парня, учащегося этого колледжа, нет. Ни живого, ни мертвого.
Девушке постоянно кто-то названивал, из-за этого разговор не клеился. Само собой, меня это раздражало, но внутренний голос терпеливо разъяснял, что девчонка никак не планировала попадать в ДТП, это всегда случается как снег на голову, и удивляться тут нечему. Радуйся, доктор, что вообще согласилась с тобой поужинать, и наслаждайся жизнью. Сам-то бы когда еще выбрался?!
– Может, имеет смысл его вообще отключить? – предложил я после очередного звонка. – Телефон, я имею в виду. А то спокойно не дадут ни поесть, ни поговорить.
– А вы бы чего больше хотели: поесть или поговорить? – недружелюбно спросила она, ковыряясь вилкой в салате. По-видимому, чтобы поддержать разговор. – Или, может, что-то другое?
– Поесть, поговорить и до дома проводить!
– Да вы поэт! – криво усмехнувшись, она наморщила свой миниатюрный лобик. – И часто у вас в рифму слова складываются?
– Не поверишь – первый раз в жизни!
– Ой, ой, – недоверчиво закачала она головой, – рисуетесь!
– Послушай, сегодня мы столько вместе натерпелись, можно, считаю, отбросить формальности. И перейти на «ты». С твоей стороны, разумеется.