– Снег надо убрать, – сказал Дядька, кивая на потемневшие пятна тут и там. – Чтоб глаза не мозолил, с соседнего участка, мож, видно будет утром. Под елку его. Я своим скажу, оформят ваших покойных без лишних вопросов. Должны щас подъехать тоже. У самих алиби есть?
Хром быстро пояснил, что курьер с пиццей и регистратор с Шизовой тачки с легкостью обеспечат им алиби в случае необходимости.
– А этих? – кивнул он на мешки.
– Этих… Ну, этих подальше. На пустырь да бензином залить вместе с машиной, только шмотки сменные возьми, а в которых был – тоже потом сожги. Тех двоих, что в доме, оформим как бытовое – распивали спиртные напитки, подрались, перестреляли друг друга из неоформленных стволов.
– Так не выпивали же.
Дядька посмотрел на него круглыми, немигающими глазами под набрякшими веками, и Хром поправился:
– Понял, выпивали.
– Экспертиза будет, подтвердит алкоголь и все, что надо. Главное, чтоб эти мешки не всплыли потом, ну да я прислежу, если что. Не нарывайся по новой, не создавай проблем ни себе, ни мне. Я в твои дела не лезу, воспитывать не буду, но… аккуратней будь, бляха-муха. И этим своим – он кивнул на дом, – скажи, чтоб тихо сидели. Никаких больше разборок, Вася, понял?
Хром тоже кивнул, пожал протянутую Дядькину руку и проводил его до ворот. Внутренне он осознавал, что подобного рода услуга разовая, и Дядьке самому бы не встрять потом, хотя на нем и без Хромовых проблем грязи слой на сантиметр. Со стороны и не скажешь, что первое лицо в органах – обычный пузан с лицом гаишника, но стоило ему вот так глянуть стеклянными глазами, как Хрома всегда пробирало неприятным, тяжелым чувством, будто он спускался в темный погреб в деревне, где пахнет землей и подгнившей картошкой. И где-то, среди всего этого внутреннего гнилья, все еще жил нормальный мужик, которого все эти годы тяготила вина перед мелким Васей.
– Что сказал? – когда Хром закрыл ворота, спросил Шиза, держа сигарету дрожащими, почти синими пальцами. Его колотило, уже не только от нервяка, но и от ледяного ветра.
– Надо мусор вывезти, – сказал Хром, и окурок полетел в снег.
Толяна и Лешего забрали сразу, как Дядька ушел. Хром проследил, а Шиза даже не подошел – и это было понятно: до сих пор не осознавал, что их нет. Все курил и курил, как будто у него железные легкие и не отвалятся наутро.
Потом, по четкому ЦУ, которое дал по пути к воротам Дядька, Хром ехал до пустырей окольными дорогами в столетней Шизовой «двенашке» с перебитыми номерами, которую тот выкатил из гаража, решив не светить красную «камрюху». «Гелик» с Шизой за рулем и мешками в багажнике уехал на десять минут раньше, и скорость Хром не набирал, чтобы не пересечься на дороге. Благо Дядька постарался, и «гелик» на посте никто не тормознул бы, а к «двенашке» претензий не возникло вовсе. Там, где следы протекторов уходили в открытое поле, он тоже свернул с дороги и ехал до замерзшего мелкого недопруда, пока не увидел черный силуэт в снегу. Пахло бензином.
– Задолб-б-бался я за сегодня, – произнес Шиза, закидывая пустую канистру на переднее сиденье и доставая из кармана зажигалку. Покрутил ее в руке и, протянув Хрому, отошел и отвернулся, уставившись на полоску городских огней вдалеке.
– Понял.
Хром с трудом разглядел в темноте гравировку на металлическом корпусе: «Моим лучшим друзьям Максимам от Антона». Затем, подумав немного, сунул ее в карман, а свою, попроще, потратил на «гелик» взамен этой.
Машина сгорела быстро – буквально за пять минут, но они показались Хрому одной большой, растянутой на целый фильм сценой с Марла Сингер, где главными героями были они с Шизой. Только стоящие не у окна со складывающимися многоэтажками, а у огромного костра с фигурами посреди снежной пустоши. «Уэр из май майнд…»[11], – подумалось Хрому, а Шиза, закуривая, сказал вслух:
– Первое п-правило «Бойцовского к-клуба» – никому не рассказ-зывать о «Бойцовском к-клубе».
Хром хмыкнул и посмотрел на его пальцы со сбитыми костяшками:
– Нам еще снег убирать сегодня и пол вымыть быстрее, чем за нами пошлют вторую бригаду. Если уже не послали.
– «Нам»?
– Я в это уже ввязался. Тем более Дядьке обещал, чтоб чисто было.
Шиза щурился на припадающий к земле огонь, а потом шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони.
– Я же знал, что т-так будет. По-по-потому что не бывает хорошо у т-таких, как мы, – и б-бизнес мы подняли, и бытовуху на-а-аладили, и жили в целом норм, никто д-даже траву не шмалил, все чистые и п-перед законом тоже настолько, на-на-насколько можно. Налоги, с-сука, платили, мокруху н-не разводили. А видишь, все равно с… с… ну, с-случилось говно – п-потому что у таких, как мы, хорошо не б-бывает.
– Поплачь еще, – произнес Хром, зная, что Шиза не из тех, кому нужны чьи-то жалость или сочувствие. Но длиннее этой от Шизы речей он еще не слышал, и вместо прочего, что обычно положено делать со скорбящими, несильно пихнул его кулаком в плечо.
– Ага, бегу и п-п-плачу, – фыркнул тот. – Не дождешься, Вася. Па-а-ашли, у нас еще у-уборка, сам же сказал.
Типа псих
Справились не быстрее, чем хотелось бы, но все же: Хром сгребал черный снег под дерево, трамбуя сверху свежим, и присматривал за мангалом, в котором горела куртка Шизы со следами бензина и крови. Туда же пошли штаны и ботинки – раз Дядька сказал сжечь, значит, так надо. Все, что осталось после, он сгреб в мусорный пакет вместе с коробками от фейерверков. Шиза в это время мыл пол в коридоре и на кухне, протирал дверные ручки, хотя «гости» были в перчатках, собирал документы и всякое не состоящее на учете нелегальное барахло. Каждые пять минут Хром прислушивался к себе, не пора ли делать ноги, но пока вроде все было спокойно, угрозы он не чувствовал. Лишь когда с крыши вдруг сорвалась огромная сосулька и разбилась прямо у ног, закрыл дверь гаража, убирая лопату, и направился в дом. Шизу он застал как раз выходящим.
– Вовремя ты, валить пора, – сказал Хром и кивнул на две спортивные сумки в его руках. – Не много ли шмотья?
– Тут еще Винни всякое т-тряпье, – ответил тот. – П-п-приколи, у нее целый шкаф лифчиков, у-у-у людей столько сь-сисек нет, сколько у нее лифаков.
Хром глянул на него понимающе. Шиза выглядел почти веселым, в приподнятом расположении духа, и он много раз подобное видел. Такое состояние значило, что утром или к вечеру следующего дня Шизу жахнет эмоциональным откатом, и он будет либо плакать, либо крушить мебель, либо нажрется в слюни. И очень не хотелось бы оказаться рядом в этот момент, однако имеется проблемка – Хром теперь тоже тут увяз.
– Надо затихариться где-то, – сказал он, садясь в Шизову «камрюху». – Домой ко мне нельзя. По гостиницам тереться – последнее дело.
– В автомастерские к нам т-тоже, – произнес Шиза, сдавая назад, к воротам. – Дип неп-понятно где. Надеюсь, что ж-живой. С утра Винни позвоню, она у п-подруги вписалась. Так и чё, есть ва-ва-варианты, где п-перекантоваться?
– Да, есть один, – вздохнул Хром.
Конечно, Богдан его всегда выручал – выручил и в этот раз, выбежав из подъезда в пуховике, шортах и сланцах на шерстяной носок. По пути к его девятиэтажке Хром, наплевав на чувство собственного достоинства, выбросил мешок с мусором на обочину дороги в районе новостроек – с таким ветром все обугленные остатки Шизовой обуви и картонки от фейерверков занесет за полчаса, а то и раньше.
– На, только там отопление включайте аккуратно, печь старая, пока все протопится… – Богдан протянул ему ключи и смачно выругался на мороз и свои голые ляжки. – Если что, на антресолях тепловая пушка, поищи, пригодится. И закрутки в погребе, теща грибы солила, закачаешься!
– От души, Богдаш, благодарю, – проговорил Хром, пожимая его руку.
– А че случилось-то?
– Соседи затопили, пока хату в порядок приведу, надо где-то жить.
– Да… Не везет тебе, братан.
Точно – не везет. Что есть, то есть. После Богдана сразу мотнули к Хрому, где он наскоро побросал вещи в спортивную сумку, как у Шизы, и попрощался с буфетом и ковром:
– Я скоро вернусь. За мной не ходите – сторожите тут все, ты, буфет, за старшего. Все, бывайте.
После, уже точно как во сне, потому что от усталости, голода и одного нескончаемого дня Хром воспринимал все будучи не в таком ясном уме, как следовало бы, ехали сквозь метель к Богдановой даче.
Шиза сразу нашел в большой комнате диван и завалился на него прямо в куртке.
– В шкафу одеяло посмотри, – бросил ему Хром, на что тот только угукнул.
Сам бы он сделал то же самое, но надо было еще разжечь чугунную печь-камин и проследить, чтобы дом начал прогреваться. За этим он и наблюдал, зевая и глотая из кружки говняный кофе – после элитных подгонов из зерен охренеть какой отборной арабики желудок «Нескафе» уже не воспринимал. Хром и забыл, что оно существует. Жрать, конечно, тоже хотелось, но больше спать, поэтому вскоре, когда дрова немного прогорели и затрещали как положено, он закрыл зольный ящик, проверил еще раз тягу, затем раздвинул раскладное кресло, застелил его взятым из шкафа покрывалом – современником революции, переоделся в домашние треники, футболку и тоже лег. Однако в голове свербела мысль, что, если бы Хром ночевал дома, буфет бы начал дребезжать, мол, совсем свинья, морду-то и ноги не помыл! Поэтому пришлось идти к умывальнику и успокаивать совесть. Глянув на Шизу, который лежал, вытянувшись поперек разложенного дивана как неживой, Хром пихнул его коленом в ногу:
– Куртку сними, говорю.
Шиза не ответил. Хром цокнул, взялся за рукав куртки и потянул на себя. Справившись с ней полностью, он бросил сверху на бесчувственное тело одно из добытых с антресолей пуховых одеял – сам же их туда засовывал, когда помогал Богдану с ремонтом. В общем-то, похеру, замерзнет ночью дылда или нет, его проблемы, но если вдруг с утра заболеет, то в аптеку придется ехать ему, Хрому. Шиза же все мозги выгрызет, сто пудов.