– Н-надо ехать в жо-опу! – громко, будто поздравляя кого-то, проорал Шиза, и Хром заморгал, приходя в себя.
– Надо в нормальный! – возмущалась Винни. – В жопу ты и без нас успеешь!
Шиза показал ей средний палец:
– Я все с-сказал. П-п-поехали. Слышь, Вася, д-давай, двигаемся.
Хром посмотрел на него, стараясь придать взгляду и голосу как можно больше осуждения:
– А как мы отсюда выйдем?
Потом ему объяснили, в чем была суть всеобщего веселья, но сейчас все ржали, чуть ли не пуская пузыри из носа, а Хром хмурился, продолжая держаться за прутья ограждения, у которого они остановились, – ему показалось, что они всей компахой умудрились загреметь в обезьянник сразу после татуировщика. Оказалось, что спорили кони (и он теперь тоже) о том, в какой клуб ехать, – в центре, в самый известный и расхваленный в отзывах, или в очередное сомнительное заведение, но на краю города, где никому до них дела не будет. Естественно, что отправились на край города. В «жопу». Там, у пустыря рядом со стройкой, на Бабая чуть не напали собаки, и Хром вслух сравнил его с цыганенком из фильма «Мужики».
– У меня сербские корни, вообще-то! – сообщил тот, на что Винни сказала:
– Корни сербские, а верхи цыганские. Но мы тебя за это и любим, дурачок!
Она сегодня веселилась круче, чем мог бы вообще кто угодно в Новый год, – трудно остановить женщину, если она твердо решила стать королевой этой ночи. Поэтому до самого клуба она тискала Бабая, а потом Хром уже не помнил, как они прошли фейсконтроль и был ли тот в принципе. Сразу будто перебросили из одного болота с сумасшедшими чертями в другое, и его даже слегка тряхнуло приходом, когда он влился в гущу чужих эмоций. Гуща – самое четкое определение для этого места. Клуб оказался из разряда тех, где можно втихаря пить свое бухло, если не за барной стойкой, никто не попросит на выход, поэтому мутные личности по углам сидели без единой бутылки из бара, зато все с полными стаканами. Столики, само собой, были заняты, как и сидячие места перед барменом, но как только туда подошел Шиза и склонился над одним из компании занимавших их мужиков, то стулья в количестве четырех штук нарисовались мгновенно.
– А еще девушка, называется, – уловил краем уха Хром и обернулся на уходящего.
– Да я случайно, слышь! – оскорбилась Винни, толкнувшая его плечом. – Девушка… Стереотипное хамло. Я сюда пришла развлекаться и пить, понятно вам? – последнее было адресовано уже бармену, который усмехнулся в ответ. – Что у вас девочки пьют?
– «Мохито», «Палома», «Пина колада»…
– Нам в-водку с марть-тини, – сказал Шиза, плюхаясь на высокий стул. – И п-повторить. Д-для начала.
Перед тем как опрокинуть первый шот, Хром представил, как же херово ему будет часов эдак через пять, однако это все равно не остановило. Хотя внутри у него уже и булькала такая смесь алкоголя, что на следующий день он должен блевать минимум радугой. Трезвее с каждой минутой он явно не становился, но мозг все равно просветлился, когда Шиза по-барски закинул руку ему на шею и притянул к себе, прилипая потным лбом к его лбу:
– Вася, ты… Ты не к-конченый, Вася. Ты – чле… че… ловек. Мы ть-теперь за тебя па-п-пасть порвем кому хочешь, п-понял? Хочешь, вот этому га-а-мадриле порвем? Хочешь?
– Не надо ничего рвать, – кое-как отдирая его руку от шеи, проговорил Хром. Бармен, конечно, явно не доливал в рюмки, но вряд ли заслуживал кары такого масштаба.
– В любой м-момент, зап-помни, – сказал Шиза, сжимая уже его плечо. – Т-только скажи.
Слева оглушительно хохотала дамочка с начесом, как у гипножабы, и примерно того же возраста, уже почти полулежа на Бабае, который глупо улыбался в пустой стакан. Отчасти его выражение объяснялось тем, что дамочка держалась за его коленку, когда начинала трястись от смеха, но по большому счету он был просто очень-очень бух. Супербух – хотелось пошутить Хрому, глядя на причесон его дамы. Настолько, что даже не мог перемещать тело в пространстве. А вот Винни, наоборот, перемещалась по всей танцплощадке – так условно обозначалось пространство в середине зала, под неоновыми лампами, – прыгала и визжала под подбадривающее: «Давай, давай!» – из микрофона. Хром уже по привычке перебрал намерения всех, кто ее окружал: этот рядом случайно, этому она понравилась, но знакомиться не подойдет, зассыт, этот тупо лох, который только и может, что якобы случайно полапать девчонок за задницу и слиться, а этот…
– О-о-о! – обрадовался Хром, стекая со стула. – Туз! Сосун!
– Где? – вскинул голову Шиза, а после тряхнул челкой: – Пог-годи, чёт я не д-догоняю, походу…
Хром уже шел к тому, кто для всех сейчас был пустым местом: когда такие хотели, чтобы их не замечали, – их не замечали. Будто растворялись в пространстве и толпе. Хром никогда до этого не встречал таких, только чуял где-то в людных местах, но к нему самому, понятное дело, эти тоже ни разу не докапывались. А может, он просто не мог припомнить – их ему сложно было увидеть в своем обычном состоянии, когда они сами этого избегали. Зато они видели все и долго, придирчиво выбирали себе девушку или парня на вечер. Пол для них значения, походу, не имел – не трахаться же, – однако Винни понравилась этому бритому с солнцеворотом на шее именно как девушка.
– Красивая, да? – спросил Хром, падая на стул за его столиком.
Бритый, который, по ощущениям, если встанет, то легко скрутит в рогалик здесь любого, посмотрел на него почти что с детским удивлением:
– Не понял?!
– Любишь соснуть, да? – напролом пер Хром, у которого от близости к существу с такой энергетикой – точнее, ее отсутствием – заплясали перед глазами цветные вспышки.
– Че-е-его? – вместе с бритым охерел Шиза, садясь рядом.
– Это тот сосун, про которого я говорил сегодня, – произнес Хром, поражаясь, как без запинки выдал такую длинную фразу.
– Винничкин? – уточнил Шиза. – Какой-то м-мудила.
– Вы охренели, ребята? – очень спокойно спросил бритый, а Хром сказал, что это он охренел. Новая татуха и пьяный угар со своими новыми «братьями» сделали его, по ощущениям, резким, как пуля, что будь похожий случай, он бы так же сейчас вломился к кому-нибудь, даже к себе из прошлой жизни. Будто наконец эту самую жизнь распробовал, и ее вкус летел по венам вместе с горячей кровью.
Хотя, вообще-то, Хром был не прав, потому что бритый никого не трогал, сидел себе в углу и присматривал что-нибудь вкусное, а на Винни пялился без умысла, как на девушку, к которой никогда подойти не осмелится. Но Хром продолжал доколебываться, чтобы бритый подтвердил, сосун он или мамкин сосунок, потому что зассал, – не уточняя, насчет своей сути или насчет девчонки, которая понравилась, – а Шиза поддакивал чисто из любви к искусству, пока бритого не бомбануло.
– Тебе чего надо? В табло давно не отхватывал? – набычился он, и взбесился уже Шиза, которому много было и не надо:
– Щас ты а-а-атхватишь!
Чтобы не создавать проблем с охраной, вышли наружу, отошли за мусорные баки и там, среди ветром разбросанных по снегу картофельных очистков, Хрому разбили нос вторично. Сил он явно не рассчитал, потому что алкоголь внутри работал не в его пользу. А потом нос разбили уже бритому, потому что Шиза выполнил обещание порвать пасть любому, кто быканет на его нового братана, и продолжил бы переходом в ребра, если бы не подбежала Винни.
– Вы что делаете?! А ты кто? – Выхватив торчащую из мусорного бака бутылку, она замахнулась ей на бритого: – Ты от него? От Сократовича? А ну…
– Они долбанутые! – Бритый, согнувшись, плевал на снег красным. – Они сами до меня докопались! Чё вам надо от меня, убогие? Кроме тебя, красавица, конечно. К тебе ноль претензий.
Винни обернулась к Хрому, который прогундосил:
– Это он. Сосун.
– Суженый мой? – фыркнула Винни. – Серьезно, что ли? На фига ты тогда ему лицо испортил?
– Ничего. До свадьбы заживет.
Внутренне Хром был уже спокоен, словно выполнил свое предназначение. Можно было брать липкими, замерзшими пальцами сигарету из пачки Шизы и наблюдать, как Винни изучающе смотрит на бритого, который от этого весь расцвел и засиял, как…
– Солнышко, – произнес Хром, и тот резко мотнул башкой.
– Ты откуда меня знаешь?
– Я много чего знаю, – в своей обычной манере изрек Хром, и бритый зябко поежился. Любезно, почти любя приняв от Винни протянутую пачку влажных салфеток, оглядел их компанию и с подозрением буркнул:
– А я вас – нет.
– Вот и п-познакомимся! – громко объявил Шиза. На его лице снова сияла та фирменная безумная лыба.
Люди
Сначала почудилось, что он лежит все там же, в подвале Шизы, и ничего не было, – ни Сократовича, ни поезда, ни гипножабы, ни-че-го, – потому что дежавю случилось жесткое: нос опух и болел, глаза разлепить не получалось, почки будто отваливались и хотелось подохнуть. Но уже не от боли под ребрами, а от сушняка. Когда удалось разлепить один глаз, Хром уперся взглядом в кусок дерева в рамке, висящий напротив кровати, где он лежал, и вспомнилось легко, как по щелчку пальцев, что вчера он эту меховую херню в центре деревяшки назвал «помпоном», а Яр поправил:
– Это оберег.
Потом сказал еще что-то, и все ржали, и вот этого уже припомнить не получилось. Как и того, как сам Хром оказался на одной кровати с тем, чья голова сейчас лежала рядом на подушке. Правда, как только он толкнул дылду локтем в бочину, тот перевернулся, дернувшись, и открыл глаза, Хром сразу понял по взгляду – проснулся уже не Шиза.
– Что случилось?! Что с лицом? – встрепенулся он с живым удивлением на помятом хлебальнике и окончательно превратился в Олю.
Хром шумно вдохнул, медленно поднимаясь, потер глаза и ощупал ссадину на носу.
– Мандец. – Единственное, что получилось произнести вслух, хотя внутри у него бушевало литров пять эмоций. – Тебя долго не было.
Оля уставилась на него в недоумении. Хром начал было рассказывать ей, что произошло за эти несколько дней с того момента, как они поехали на похороны, но вскоре понял, что она его не особо слушает. Он замолчал и позвал ее по имени, на что Оля вздрогнула и протянула ему плед. Хром чуть не рассмеялся – это надо сфоткать! Такое смущение на лице дылды когда еще увидишь?