ому что его задачей было найти машину для финта в заброшке. Под словом «найти», конечно, подразумевалось «одолжить», а еще точнее – угнать для дела.
«Заброшка» – так Яр назвал пустую коробку из бетона и арматуры, которая задумывалась больницей, потом детдомом, потом чем-то еще, но так и не стала ничем из перечисленного. Разве что пристанищем для алкашей и любителей поторчать без помех. Оказавшись внутри, Шиза с отвращением переступал через разбросанные под ногами инсулиновые шприцы и закопченные столовые ложки. Гнутые пластиковые бутылки и обычные, от водяры, имелись в еще большем количестве. Конечно, если идти в глубь здания, то там должно быть чище, но туда никто не ходил, незачем. Сам Шиза приперся сюда потому, что опасался двух вещей: что люди Сократовича устроят засаду раньше, чем они, на случай непредвиденного; и что их следы будут слишком заметны на ровном, чистом снегу вокруг и ветер не успеет занести их, потому что после полуночи прогноз обещал безветренность, отсутствие осадков, а наутро еще и солнце. Шиза прислонил прихваченную из арсенала Яра биту к стене, выбрал себе угол, куда не задувало и где было чище, чем везде, и достал сигареты.
– Не рано мы пришли? – поинтересовался Яр, поднимая воротник куртки.
– Да п-похрен, – вздохнул Шиза с какой-то небывалой легкостью – тут, на месте, его вдруг начало отпускать. Как будет – так будет. Он постарается только, чтоб прошло нормально. – Мож, рано. Но т-точно п-первее, чем они.
Ночью, само собой, дубак врезал нешуточный, но кофе из термоса и костер из досок в глухом углу тоже нехило спасали. Спать, как ожидалось, не хотелось, слишком нервно было. Говорить – тоже, но Яр, который все никак не мог удобно разместиться на перевернутом ящике, что приволок спустя полчаса отсутствия из недр бетонного монстра, все время бросал на Шизу нерешительные взгляды. Будто хочет что-то спросить и все никак не разродится. Шиза, кое-как устроившийся на похожем ящике, поднял ладони выше, к огню:
– Мы не вст-т-тречались. И д-даже не т-трахались. Харэ у-уже меня сверлить.
– Я не совсем это хотел узнать, – вздохнул Яр слишком облегченно для того, чтоб это было правдой. – Просто вот Вася, да… Вроде как хрень же – нагадал ей суженого, а это я. И она как-то сразу ко мне потянулась, и я к ней, как будто так и должно быть, как будто все вот правильно, чуешь? А я к таким, как она, раньше и подкатить боялся. С ней как-то все по-другому.
– С нами всеми всегд-да все п-по-другому. Сначала б-были только мы. Ну, еще д-двое были. П-потом, б-буквально на д-днях вот, Вася нарисовался. Д-думали, он т-тоже м-мудила. Но нет. П-привыкли даже уже. И что ни скажет – все сбывается. Так что т-ты ему верь. П-правду он говорит.
– Я верю.
– Вот и не суетись. Ха-ароший он м-мужик, свой. И Дип там… Поэтому мы за них и впи-писываемся. И за тебя впи-п-пишемся, если надо б-будет.
От мыслей о Дипломате стало тошно. Васю жалеть не хотелось, он, типа, как лев, что ли, которого гиены затравили всей стаей – второй раз за вечер Шиза сравнивал шаражку Сократовича с этими животными. А вот Дипломат на льва не тянул. У него из сильных сторон только подвешенный язык – что толку от таланта договариваться, если рот заткнули или вообще этот язык отрезали? Долбач. Сколько раз ему Шиза говорил – ходи в спортзал, хоть на беговой дорожке пыхти, чтоб, если что, дыхалка не подвела. Нет же, придурь, сидел за компами своими. Сильно ему сейчас это помогает?
Шиза прикрыл глаза, пережидая приступ бешенства, в которое намертво впаялось желание схватить этого долбача в белой рубашке за шиворот и прижать к себе.
– Эх, куски от колбасы отчекрыжил, конечно, – услышал он голос Яра и уставился на руку, протягивающую пакет, в котором угадывались бабкины харчи. – В рот не влезет.
– И не такое влезало, – фыркнул Шиза, вспоминая как-то раз на спор запиханные хот-доги.
Неизвестно, что бабка натерла в свои картофельные котлеты помимо картошки, но тоска отступила, и дальше неторопливый разговор за жизнь потек куда более плавно. Хватило их с Яром часа на два, потом часы до рассвета стали бесконечными, словно время утекало медленнее, чем должно было. Шиза смотрел на экран телефона, и ему казалось, что цифры не меняются.
Около четырех утра он затоптал тлеющие угли, докурил последнюю и стал выглядывать в окно, высматривая признаки жизни. Никого. Видать, Сократович так в себе уверен, что не перестраховывался. Было тихо, как в гробу, только один раз громко каркнула ворона, чем напугала Шизу до мурашек на спине.
– С-сука, – тихо сказал он и поежился.
– Винни выехала, – произнес Ярик, который с ней переписывался всю ночь, и Шиза показал ему большой палец.
Движуха началась в назначенное время, когда уже давно рассвело. «Гелик» подкатил, скрипя снегом, к зданию. Из него сначала вывалились два братка, затем самый здоровый вытащил с заднего сиденья кого-то, отдаленно знакомого, и Шиза с удивлением узнал Дипломата, тощего, как вешалка, согнувшегося и с заклеенным глазом. Вторым Шахтер лично вытолкал Васю, и в этот момент с другой стороны подрулила убитая «Приора». В ярком утреннем солнце, которое слепило больше, чем грело, все это казалось ненастоящим, и почудилось, что даже если сейчас по снегу начнет растекаться красное, Шиза не двинется с места. Так и будет смотреть, как фильм Тарантино.
– Сейчас? – сглотнув, спросил Яр. Он сидел рядом с ним на корточках у окна и поглаживал на коленях обрез трубы.
– Минут п-пять у т-тебя, – сказал Шиза, у которого сердце начало биться где-то под кадыком. Такое с ним бывало и раньше, перед спаррингом с партнером другой весовой категории. Чисто адреналин – повезет или сразу уложат, но страха там не было. А сейчас страх примешивался, но Шиза не боялся, что уложат – боялся не оправдать надежд на самого себя. Вместе с Яром он бесшумно выбрался из окна с той стороны, где их видеть не могли, а потом вдруг тот исчез, как будто и не было. Шиза, присев, опустился ниже и подобрался к краю бетонного блока, заваленного строительным мусором.
– Мне кажется или на фото у тебя харя другая была, а, молодой человек? – услышал он голос Шахтера, и Бабай затараторил что-то, умудряясь еще и заикаться.
Шиза в это время смотрел на стоящих коленями в снегу Васю и Дипломата и почти не отдавал себе отчета, как кулак сжимался и разжимался на рукояти. Минуту-две, пока Яр протыкал колеса прихваченным из дома ножом. Но вот кулак снова сжался на рукоятке биты, когда один из братков, тот, что стоял ближе всех и за спиной Шахтера, упал и захрипел, держась за горло. Со стороны выглядело так, будто он сам ползет за машину, но Шиза догадался, что Яр в этот момент душил его обрезом, пока его жертва не перестала дергаться и наконец не свалилась башкой в снег под колеса. Шахтер коротко рявкнул, приказывая что-то, чего Шиза уже не слышал, потому что подбегал к другому братку и размахивался, чувствуя, как бита тяжелеет в руке. Будто сама рвется в бой. Через секунду на бритый затылок она опустилась со звуком, знакомым Шизе по бурной юности, когда все разборки шли за гаражами и пушек ни у кого не было, зато была потребность отвоевать свое место в жизни.
– Стоять, мразь! – заорал Шахтер, направляя дуло не на Шизу, а на Бабая, который не успел отпрыгнуть за «гелик». – Я с тобой по серьезке, как взрослый со взрослым, а ты меня как лоха хотел развести?
– П-почему хотел, – Шиза снова взял биту двумя руками. – Я т-тебя уже развожу. Как лоха.
Шахтер перевел пушку на него. Сбоку хрустнул снег, что значило – Яр тоже готов, но Шахтер заорал еще громче, чем до этого, целясь в Васю, который вдруг, перекатившись вбок, воткнул нож ему в голень.
– Ах ты, гнида!
Все происходило как в замедленной съемке. Шахтер развернулся, направляя пушку Васе прямо в лоб, и почти нажал на спусковой крючок. Но Яр оказался раньше, выбил волыну из его руки обрезом, и Шахтер осел на снег. Шиза бросился к Васе, чтобы поднять того на ноги, а Бабай, дрожа, как щенок под дождем, все это время вообще не мог сдвинуться с места. И, пока Шиза оттаскивал Васю, даже не дернулся, когда Шахтер вдруг резко сел и сунул руку под распахнутую куртку.
– Валите! – заорал Дипломат, успевший отклеить скотч со рта, и бросился на него. Такого тона от него Шиза никогда не слышал. – Сейчас вторая тачка приедет! Валите! Мы и так сдохнем!
Несмотря на внешнюю беспомощность, руки Шахтера с пистолетом он прижимал к земле цепочкой от своих браслетов отчаянно и крепко, пока тот, хрипя, старался вырваться. Шиза понял – секунда-две, и тот вырвется, и тогда Бабай, который точно не успеет пригнуться, получит пулю в башку. А если медлить еще дольше, то прибудет помощь, и не уйдет уже никто. Шиза взвыл от безысходности – натурально взвыл, а потом подхватил Васю под руку и потащил, свободной рукой сгребая за собой Бабая. Яр взялся с другой стороны, и вместе они завернули за угол заброшки, уходя через сугробы дальше.
– К-корыто? – Шиза обернулся на Бабая.
– Не поедет, провода оборвал.
Хотелось вернуться и раскрошить зубы Шахтера в труху, а еще лучше – воткнуть нож повыше ноги, в голову, например. Чтоб глаз за глаз. Но Дипломат выглядел таким решительным и отчаянным, что ничего не оставалось, кроме как его послушаться. А еще под боком полупридушенно, как зомбак, с заклеенным ртом сипел Вася. Шиза не знал, что с ним случилось и сможет ли вообще ему теперь помочь, но был обязан.
Дипломатия
Лысина Шахтера блестела на солнце, как шар для боулинга, если бы не размазавшаяся по ней кровь. Сам он весил явно больше центнера, и Пашка чувствовал, что его вот-вот сбросят, но отчаянно продолжал прижимать своим телом эту тушу, несмотря на пинки. Только когда Бабай, Шиза и третий чел, которые тащили блонди, скрылись за углом заброшки, почувствовал, что силы уже на подсосе.
– Су-у-у-ка! – заревел Шахтер и одним мощным рывком содрал с себя Пашку, отшвырнув его на землю.
Наручники помешали сгруппироваться, поэтому удар от падения пришелся на лопатку и локоть. В глазах заплясали мушки. Конечно, ни его, ни ненужного теперь члена шоу экстрасенсов не посчитали должным покормить перед стрелой, и с самого утра руки тряслись не только от страха, но и от голода. Хотя в какой-то степени Пашка радовался, даже если все закончилось бы, как ждал Шибанов. Блондинчик правильно сказал, что все они скоро двинут кони, это чувствовалось внутри неприятным шевелением. Как будто под кожу загнали червей, и те прогрызли себе дорожки прямо в голову, порой нашептывая всякое. Неприятное. С тех пор как в офисе Шибанова Пашке пихнули в руки этот камень, он уже тысячи раз успел наказать себя в мыслях за все, что произошло по его вине, самым жестким образом, но до дела так и не дошел. Рука не поднялась. Его обман не прокатил, он даже не ожидал, что в таком серьезном месте такой серьезный человек опустится до шантажа и прямых угроз, а не будет говорить как бизнесмен с бизнесменом. Пашка ему – инфу, а тот – обещание никого больше не трогать. Как наивно! И еще не думал, что так облажается, спалив домашний адрес тупо в приложении доставки. Уже за это тысячу раз себя четвертовал, но еще слабо на что-то надеялся. Может, хотел сначала в последний раз увидеть Шизу, чтобы тот заглянул в его глаза и сказал все, что думает.