Перед самым входом под священные арочные своды отряд бесстрашных амазонок наткнулся на желанную добычу — хорошо упакованных юношей. Девушки вальяжно достали сигареты, началась весёлая пикировка.
— Отчего, девушки, курим? Жизнь тяжёлая?
— Мы не в затяг.
— Ну, смотрите, а то щёчки пожелтеют, зубки выпадут.
Живой интерес мужской компании, как обычно, полностью сосредоточился на Зденке. Безмолвная Нюся наверняка стала бы лютым Зденкиным врагом, но не была способна на сильные чувства. Вместо крови по русалочьим Нюсиным жилам текла вязкая, белая слизь, поэтому апогеем презрения было то, что она больше обычного оттопырила губы-вареники и отвернулась с напускным равнодушием.
Не в силах сдерживать никотиновый голод, Янка не стала стоять в высокомерно-выжидательной позе, как Зденка — звезда светских раутов, принуждая сразу нескольких парней поднести зажигалки к её сигарете, а ловко подкурила, мастерски спрятав огонёк в ладонях, как делают курильщики со стажем.
В компании начались привычные петушиные бои за драгоценное внимание Зденки. Парни изо всех сил пытались удивить красавицу: демонстрировали приёмы неизвестных единоборств, наперебой рассказывали анекдоты и случаи из жизни, иллюстрирующие их крутость. Счастливчик удостаивался неизменного: «О, это вещ-щь!» Любимая фраза Зденки, произносимая с драматическим придыханием, выражала одобрение и благосклонность. После каждой «вещ-щи» в водянистом, рыбьем взгляде Нюси сквозило нечто отдалённо напоминающее обиду.
Вдруг кто-то, незаметно подойдя сзади, крепко сжал Янкины руки в локтях, не давая ей возможности повернуться. Она беспомощно дёргалась, тщетно пытаясь освободиться. Янку ужасно разозлили глупое положение, бесцеремонное обращение и ехидные смешки наблюдателей. Ей, наверное, не удалось бы вырваться, но захватчик отпустил её так же неожиданно. Резко повернувшись, Янка целенаправленно выдохнула весь сигаретный дым прямо в лицо обидчику. Седые кудели дыма таяли, как в кадрах замедленной киносъёмки, постепенно проявляя черты. Из глубин иного измерения неотвратимо надвигались на Янку неземные глаза-звёзды. Время остановилось. Необъяснимое магнитное воздействие нарастало, как нагревается включённая конфорка, как закипает чайник, как разгораются сухие поленья. По венам поплыл горячий, расплавленный воск, и… УДАР!!! Словно молния пронзила Янку миллиардами раскалённых солнечных иголочек, единым потоком прошла всю её насквозь, а достигнув земли, вернулась обратно золотой волной и непостижимым образом ушла в бесконечное небо…
Придя в себя от потрясения, Янка с удивлением поняла, что ни один человек даже не догадывался о том, что произошло. Юноши продолжали конкурс «Кто больше всех понравится Зденке?». Большая Мать, отбив жертву от стада, пленила самого высокого и статного парня, обречённого теперь на вечный матриархат. Неразлучная парочка так же не поменяла привычных занятий: Гульнур заливисто хохотала, а Нюся пребывала в анабиозе. Никто не заметил армады микроскопических взрывов, влетевших в Янку и вернувшихся в космическое пространство. Никто, кроме него. Спохватившись, Янка постаралась скорее стряхнуть с лица выражение дремучей папуаски, увидевшей будильник. Неожиданно для самой себя выпалила:
— А… Тебя как зовут? — услышав, насколько нелепо звучит вопрос, Янка к тому же не узнала собственного голоса. «Какой необычный цвет глаз! Они ведь жёлтые! Так не бывает! Ну, допустим, это цветные линзы, но почему они ещё и лучатся?»
— Меня не зовут, сам прихожу.
Обладатель неземных глаз уверенно взял Янку за руку и, ничего никому не объясняя, увёл со двора, как хозяин свою послушную корову.
Они шли по мокрому февральскому снегу, обнявшись, будто знали друг друга всю жизнь. Янке, ещё не вышедшей из транса, казалось, что они лишь притворяются, а на самом деле не идут, а, как два воздушных шарика, парят близко к земле, едва касаясь её ногами. Изредка Янка с любопытством косилась на «чудо чудное», подмечая новые восхитительные подробности. Модная куртка. Добротные ботинки на толстой подошве. Пальцы длинные и тонкие. О, Боже, а какая красивая, правильная линия носа с едва заметной горбинкой!
Будто вспомнив, что забыл представиться, юноша повернулся, игриво изображая сдержанную учтивость президента на дипломатическом приёме, крепко пожал Янкину руку:
— Агранович Александр. Агранович — фамилиё моё.
— Яна, — еле слышно прошептала она в ответ, невольно отметив: «Надо же, у красивых людей и фамилии красивые!»
Янка вдруг ясно осознала, что до этого момента была лишь потерянным котёнком, брошенным на выживание. Только сейчас, внутри его тёплой ладони, она наконец-то дома.
Её будто подхватил сказочный вихрь и понёс в ведомом только ему направлении. Агранович шутя толкал Янку в сугроб и тут же поддерживал, не давая упасть. То кружил, как ребёнка, и оба со смехом валились в снег. Они барахтались, мешая друг другу подняться, пока не стали похожи на два снеговика. В пылу «сражения» Янка стянула с Аграновича пушистую шапку и чуть не ахнула. Он оказался платиновым блондином. От его длинных волнистых волос исходило нереальное лунное сияние. Янке, напротив, всегда нравились темноволосые юноши, но Агранович в один момент поменял её пристрастия.
Забежав в какой-то помпезный, похожий на музей подъезд, они стали без долгих предисловий жадно целоваться, тая у тёплой батареи. Но вскоре были репрессированы и высланы прочь злобной блюстительницей правопорядка образца 1937 года.
Долго прощались у дверей Янкиной квартиры, как прошедшие войну однополчане. Всё это время, опасаясь вновь встретиться с магией волшебного взгляда и получить парализующий разряд, она не могла осмелиться поднять глаза. Янка без того подозревала, что мышеловка захлопнулась и она крепко влипла. Похоже, навсегда.
— Хочешь, фокус покажу?
— Ну, давай, — ответила Янка, не представляя, чего ещё ожидать от самого загадочного из всех, кого она когда-либо встречала. Агранович положил на тыльную сторону ладони спичечный коробок, который, по необъяснимым причинам, вдруг стал плавно передвигаться и переворачиваться сам собой. Янка вытаращила глаза, но, по большому счёту, у неё сегодня уже не было сил как следует удивиться.
— А как это?
— По-разному, кнутом и пряником. Но если к нему с лаской, — и Агранович осторожно погладил коробок, — он и песенку споёт: «Если у вас нету тёщи, её не отравит сосед…» Хочешь послушать? Говори телефон.
Янка продиктовала свой домашний номер, запоминавшийся всем с первого раза (мобильник она посеяла ещё сто лет назад):
— А у тебя какой телефон?
— У меня-то? Красненький. Китаец по национальности.
Крысёнок увидел летучую мышь:
— Ой, смотрите — АНГЕЛ!!!
Может показаться, что дорога проходит в зарослях кустарника. Янка знает — это не так. По обе стороны узкой извилистой тропинки — глубокие пропасти, а эти корявые ветки с редкой листвой — верхушки деревьев, растущих глубоко на дне. Хмурая гризайль неба кишит вороньём.
Вот уже виднеются стрельчатые силуэты башенок замка. Янка бесстрашно идёт по давно изученному пути. Смешанное чувство страха, любопытства и необъяснимого томления влечёт её сюда. Каждый раз, очутившись в этом унылом, странном месте, она забывает, что это только сон, преследующий с самого детства. Одна лишь мысль гонит по навесному мосту, к огромным дубовым воротам, в каменное готическое жерло: «Встречу ли Его? Найду ли сегодня?»
Янка вновь вспоминает, как увидела Его впервые. На самом краю нависающей над обрывом скалы чернел зыбкий силуэт. Это он — загадочный хозяин замка. Широкий плащ, словно крыло гигантского ворона, зловеще хлопал на ветру. Острый, по средневековой моде, капюшон скрывал лицо, лишь длинный, изысканный пепельный локон, случайно выбившийся на свет, нарушал траурную торжественность образа.
«Ворота сегодня широко распахнуты, отодвинуты пудовые засовы. Уже — удача! Не придётся, как в прошлый раз, долго попусту слоняться вокруг неприступного замка и возвращаться ни с чем…»
Высокие своды потолка теряются в темноте. Будто выложенные великанами из огромных каменных глыб стены мерцают в свете танцующего огня факелов. Большую часть комнаты занимает широкий подиум, с горой пёстрых ковров, постеленных друг на друга и скрученных валиком вместо подушек. Серебряные блюда, по размеру напоминающие рыцарские щиты, заполнены фруктами и ягодой, расставлены по всему гигантскому ложу. Потрескивают дрова в камине. Бурлит кальян. Тяжёлый, напоённый пьяными ароматами воздух колышется и обволакивает.
Тихий монолог хозяина замка не понятен, но проникновенный голос пробирает насквозь, заставляет звенеть потаённые струны. Вот только лица не разглядеть — всегда в тени. Украдкой, жадно смотрит Янка на струящиеся волосы цвета полярного льда, на безупречную линию профиля, и… Ух! Сердце обрывается, словно самолёт в воздушную яму.
Не дав вволю насладиться общением, он оставил её, приказав никуда не выходить. «Ну просто как Синяя Борода!» — возмутилась в душе Янка и, ещё немного повалявшись на пушистых коврах, решилась нарушить приказ.
Одинаковые узкие коридоры, тускло освещаемые факелами, бесконечно плутают по замку. Вдруг из арочного проёма бьёт в глаза непривычно яркий свет. Тихо-тихо, босиком на цыпочках крадётся Янка по холодным плитам. Трепеща от неясных предчувствий, заглядывает в гулкий, залитый светом зал. Хозяин стоит спиной перед каменным возвышением, заменяющим обеденный стол. На столе обнажённый человек. О нет, не человек, а распластанный труп с разодранной кожей, только ноги целы. Там, где кончаются рёбра — кровавый провал. Хозяин запускает руку внутрь растерзанного чрева и, вырывая куски мяса, жадно пожирает с плотоядным рычанием.
Янка в ужасе отшатнулась назад, не в силах сдержать крик. Хозяин медленно поднял голову. Янкины ноги мягко подкосились, она осела на каменный пол, её бросило в холодный пот. Агранович!!! На его красивом узком лице не читалось и тени смущения. Насмешливые янтарные глаза смотрели сквозь неё спокойно, так, как смотрят на море. По подбородку стекали тёмные бордовые ручейки.