Янка лежала, не чувствуя под собой твёрдой поверхности. Создавалось впечатление, что она поднялась над землёй сантиметров на десять. Казалось, что можно опустить руку и дотронуться до грязного истоптанного асфальта. По коже пробегали скопления нежных колючек, как будто Янка оказалась внутри бокала с шампанским среди стремящихся вверх живых верениц прозрачных пузырьков. Свежий, весенний запах! Лёгкие потрескивания — лопаются крошечные воздушные шарики. Тело стремительно теряло вес, и после очередной серии тихих, сухих щелчков Янку мягко вытолкнуло вверх.
Она поднималась всё выше, выше. И вот зависла над бездной, раскачиваясь на тонком лучике, исходящем из солнечного сплетения. Она стала вращаться, как ёлочная игрушка, подвешенная на слишком тонкую нить. Вращения становились всё быстрее, с каждым витком увеличивая диаметр. Вскоре от бешеной скорости и треска заложило уши. Кто-то запредельный, забавляясь, как ребёнок, раскручивал её в пустоте. От частого, глубокого дыхания грудь словно прокалывало насквозь. Испуганно размахивая руками и ногами, Янка взбивала густой эфир, но это лишь усугубило положение, сделав более-менее упорядоченные движения по кругу лихорадочно бестолковыми. Она беспомощно барахталась и носилась во все стороны, то падая камнем вниз, то кувыркаясь до тошноты, зажмуриваясь или тараща глаза, но темнота оставалась неизменно кромешной и равнодушной: «Где-то я это уже сегодня видела? Меня ветер гоняет, как тот пёстрый афишный обрывок в чёрной бетонной яме».
Далеко внизу стала проявляться картина удивительной яркости. Вся земля, вплоть до округлого горизонта, покрылась сеткой из светящихся неоновых потоков света. Параллели и меридианы, окутавшие всё видимое пространство, разнились оттенками и толщиной. Вдоль этих светящихся дорожек летели, словно по трубочкам гигантских капельниц, прозрачные сферы: розовые, перламутрово-сиреневые, жёлто-салатные, пурпурные. Внутри переливающихся, как мыльные пузыри, разнокалиберных шаров сверкали фосфоресцирующие искорки, за некоторыми тянулись яркие световые шлейфы, переплетаясь между собой и тая. Внутри образованных движущимися линиями периметров плавали сферы меньших размеров, более сильной цветовой насыщенности. Необъяснимое сочетание нарастающего страха, перемешанного с восторгом, готово было взорваться в Янкиной голове.
Внезапно всё её существо до боли сковал железный паралич. Давление нарастало. Уши совсем заложило от свистящего ветра. Сильный хлопок обдал ледяным потоком. Взрывной волной Янку подбросило высоко вверх. После взрыва страх мягко отпустил. Янка, словно шерстью, обросла маленькими молниями. Необыкновенная шуба из электрических разрядов потрескивала и приятно холодила кожу. «Откуда это золотое свечение? От меня! Я поток плазмы — светящаяся стрела. Снова!»
Чудеса, заполняющие теперь Янкину жизнь, всё ещё будоражили, но уже не повергали в шок и постепенно становились привычными. Янка сгруппировалась и почувствовала, что теперь сама властна над собой. Невидимая, всесильная рука лишь хорошенько встряхнула её и отпустила, доверяя теперь самой решать и управлять своим движением: «Теперь всё кажется просто и ясно. Какая же я была дура! Нет, поистине каждому человеку полезно пережить избиение на улице, и чтоб обязательно без причин. Жалела себя. Разнюнилась. Посмела зациклиться на своих сопливых страданиях — чуть не погубила самого прекрасного на свете человека! Нет, ещё не так нужно было врезать!»
Гортанно-жутко хохоча, та, что раньше звалась Янкой, сгруппировалась и со свистом полетела, нацелившись на копошащиеся внизу тёмные силуэты: «Ура! Я научилась управлять своим полётом! А значит, стрелы всё же могут тормозить!» Внизу, в круге света, она разглядела компанию во главе с прытким, кривоногим коротышкой. Он озверело пинал девушку, лежащую на тротуаре без сознания: «Мальчик хочет в табло!»
Но перед самым раскрасневшимся, конопатым «табло» огненная стрела вдруг резко затормозила. В пылающем мозгу возникло сразу, будто на клавиатуре компьютера нажали кнопку и моментально на мониторе выскочила пояснительная табличка: «Смерть никогда ни для кого не является наказанием. Напротив, насильственная, мученическая гибель может служить искуплением и облегчить участь в ином мире. Не стоит предоставлять такой привилегии недостойным объектам. Наиболее приемлемым наказанием является тот образ жизни, которой они ведут в данном воплощении…» «Ну, ладно. Живи, пацан. Пугнуть тебя, что ли, для приличия, чтоб до конца дней запомнил?»
— Гляньте, мужики, что это?
— Чё?
— Мне в глаз копьё целится. Вот висит. Не видите вы, что ли? Вот же оно, вот!
— Ты ко гонишь? Глюканул?
— Дуло залепи!
— Да у него давно бак подтекает!
«Копьё! Копьё!..» — благим матом орал кривоногий, убегая во всю прыть, высоко подпрыгивая, как от уколов невидимой иглы. Изредка догонявшие его растерянные друзья получали увесистые тумаки от сбрендившего атамана. Слившись со своим новым летучим, пылающим естеством, Янка шутя догоняла бедолагу, оставляя пожизненные отметины о незабываемом вечере.
Из подъезда шестнадцатиэтажки выбежала испуганная женщина в светлой блузке:
— Я милицию вызову! Девушка! — женщина наклонилась над Янкой и заворковала на мягком наречии, изливая из глаз свет бесконечного сострадания: — Вы здесь живёте?
— Нет, я здесь умираю, — в первый момент Янка не понимала, где находится, но приветливую женщину узнала сразу:
— Давайте я помогу встать. Рано умирать.
— Я видела вас… Когда ехала из Ярцево в тамбуре. На красивой поляне было так чисто. Вы предложили мне мороженое, я тогда не понимала. Вы на таком языке говорили…
— Я в подъезде этом сижу — на входе. Да ты, детонька, видно, совсем не в себе.
— Плохо у меня всё… Не любит он меня. Бьюсь-бьюсь, а зря! Всё равно не любит!
— А ты не жди прынцев-то. Гляди на того, кто рядом. Главное, чтоб тебя любили. А выйдешь замуж, стерпится — слюбится! Смотри-ка, из сумки всё по-вытряхнули. Будто искали чего. Ну-ка, глянь, всё цело?
— Моё при мне, — прошептала Янка, нашарив свой талисман на цепочке, и привычно вдавила круглый камень в ямку между ключиц.
Свадебный переполох
Гретхен.
Да, это день. День смерти наступил.
Я думала, что будет он днём свадьбы…
Дядя Витя уже целый час украшал во дворе свою шикарную машину кучевыми облачками разноцветных воздушных шаров. «Ещё бы куклу-невесту привязал. Дизайнер хренов! Позор! Нет, ещё не позор, а лишь самое начало позора», — Янка обречённо и растерянно наблюдала в окно за сборами свадебной кареты. Находиться в квартире было омерзительно. Всюду копошились и хозяйничали малознакомые люди, скатывали паласы, двигали мебель, накрывали столы в радостном предвкушении застолья. Особенно Янку поражал воодушевленный энтузиазм мамы. Казалось, что она всю жизнь только и мечтала, как бы побыстрее сбагрить дочку в общество обкуренного Антипа, слегка избитой Мамлюды и бесподобного Валика. Стрелки часов, как будто сбесившись, летели по циферблату с невероятной скоростью. Ужасный час расплаты за малодушие неминуемо приближался. Иногда Янку посещала отчаянная мысль: ВЗБУНТОВАТЬСЯ! ВСЁ ОТМЕНИТЬ! ПОСЛАТЬ ВСЕХ ПОДАЛЬШЕ! Ведь никто не заставит её выйти замуж насильно. Но как объявить об этом?! Как решиться?! Что скажет мама Ира, как отреагируют родственники и гости, которые так ждут праздника? Какая-то непостижимая сила удерживала её от решительного шага. «Эх, папа-папочка! — подумала она в отчаянии, и душа сжалась от боли — как же ты бросил меня?! Нормальные-то отцы всё разруливают как надо, а мой даже на свадьбу не объявился. Вот так всегда, когда ты мне больше всего нужен…» Накопившаяся давняя обида застряла в горле. На веках словно повисли пузыри слёз, полные обиды, готовые лопнуть в любую секунду.
— Янка, прячься иди! Выкупать тебя идут!
«Да, это было бы здорово! Спрятаться так, чтобы никто никогда не нашёл», — мелькнула у Янки детская мысль, простая, как всё гениальное. Сначала она решила найти прибежище в своей заветной кладовке, но обнаружила там удивительную перестановку. Несмотря на то что сегодня все вещи в доме перемещались со своих привычных мест, вид фамильного сервиза, расставленного прямо на полу, производил весьма странное впечатление. Старинную посуду из чудесного тончайшего фарфора, много раз склеенного, непригодного для прямого употребления, берегли, как реликвию, поэтому не выставили даже на свадебный стол. Сейчас же самым варварским способом вокруг величественной супницы на пыльном линолеуме были расставлены узорные блюдца. У всех приборов справа лежали бог весть откуда взявшиеся ложки, а слева, как положено — вилки. Имелся и один грязный гранёный стакан, накрытый сверху чёрствым кусочком серого хлеба.
Времени на выяснение значения чьей-то глупой шутки не оставалось, и Янка, подобрав кружевные юбки, укрылась в шкафу: «Эх, только бы экзотическая Антипкина бабушка не пожаловали-с. Надеюсь, что они перед уходом крепко привязали Валика к кровати». С лестничной площадки доносились приглушённые всхлипы бесноватого языческого обряда. Соседи во главе с Лёнчиком, приободрённым перспективой обретения нового диска с компьютерной игрой, выколачивали «калым» из тупого поддатого жениха и соответствующей ему свиты. Янкины продавцы с жаром рекламировали «товар», трясли импровизированной косичкой, сплетённой из разноцветных лент, с трудом сдерживая грубый натиск покупателей. Но, увы, кроме двух литровых бутылок водки, выбить из «купца» больше ничего так и не удалось.
В затхлой темноте «последнего приюта» в Янкину голову лезли дикие мысли: «Боже, а ведь на свадьбах ещё и «Горько!» кричат, а вдруг меня во время этого мерзостного поцелуя стошнит прям на стол?!» То чудились ей каркающие проклятия антиповской бабки, обращённые к остолбеневшей маме Ире, держащей на рушнике вместо традиционного каравая свой фирменный синий торт «Негр в пене»: «Шалава подзаборная, а енто не ты ли у меня у прошлом у годе подушку пухову уташшыла да настойку аптекарску вылакала? А я-то волнуе-переживае, ДАРАСТУДЫИХУ…» То представлялось, как посреди свадебного застолья возникает в дверях слоноподобный Валик с привязанной к спине кроватью. И, чтобы дополнить картину несусветного Янкиного позора, на глазах у притихших от изумления гостей, нарочито публично мочится в свои рваные треники, громко кряхтя от удовольствия. А она, чтобы сгладить ситуацию, вертится, как уж на сковородке, уговаривает всех не обращать внимания, лопочет что-то про уринотерапию.