Клэр, однако, вспоминает одно исключение: «Он отчаянно хотел познакомиться с биологическим отцом».
После тяжелого расставания с отцом Джо Клэр держала с Марком непостоянный контакт через его мать, которая хотела принимать участие в жизни внука.
Клэр знала, что у Марка начались проблемы со здоровьем, когда ему исполнилось тридцать, в какой-то момент ему поставили диагноз «параноидальная шизофрения». По словам его матери, препараты помогали Марку оставаться в норме. Он справлялся, но и особенно успешным его нельзя было назвать. У него были довольно серьезные проблемы с алкоголем. Марк мог допиться до того, что не стоял на ногах, пропить все свое пособие, а потом, поскольку он не работал, жить на бобах до следующей выплаты. Несмотря на все это, когда он услышал, что сын возвращается в Британию, Марк захотел с ним встретиться.
Сегодня Клэр трудно отделить те немногочисленные беседы, что она имела с Джо по этому поводу, от множества теорий и интерпретаций, которые появились в ее собственном мозгу. Но она ясно помнит один разговор – редкий момент искренности, – когда Джо сказал ей, что семья отчима кажется ненастоящей, как будто он к ней не принадлежит.
Джо предположил, что у него больше общего с другой половиной своей семьи – той, где ни у кого не было научной степени.
Примерно через месяц после переезда в Кардифф Джо рухнул на сиденье автобуса до Кембриджа. На нем были мешковатые джинсы и толстовка с ругательством поперек груди.
Клэр считает, что Джо надеялся найти свое место в жизни, проведя какое-то время с биологическим отцом, – понять, кто он есть и чего хочет. Джо собирался погостить пару недель. Но прошло только несколько дней, и зазвонил телефон Клэр.
В голосе Марка звучала паника. Он сказал Клэр, что не справляется. Это был кошмар. Все, чего хотел Джо, – пить и принимать наркотики. Марк не мог его контролировать. Он не знал, что делать в такой ситуации.
По возвращении в Кардифф Джо был абсолютно раздавлен. Он накрутил себя до предела. «Даже мой чертов отец меня ненавидит».
В ту ночь Джо набрел на парк Рут и всю ночь пил крепкий сидр и курил марихуану с рыбаками, которые ставили палатки на берегу озера и удили в холодной темной воде.
Много лет спустя Марк покончил с собой в годовщину смерти сына.
Если говорить тихо
Клэр нелегко описывать этот период. «Он так и не избавился от американского акцента, – говорит мне она, – от протяжных гласных. Но его речь замедлилась. Она стала невнятной, невыразительной. Он звучал, – она запинается, – как будто он идиот».
Эта перемена в речи Джо была резкой и значительной – Клэр испугалась. Она была убеждена, что с ним что-то на самом деле не так, что это не просто подростковый бунт. Должно было быть что-то еще. Она потащила Джо к врачу, а тот отправил его на психиатрическую оценку.
Они сидели в маленькой комнате, было душно. На низком столике стояла упаковка салфеток и пустая бутылка из-под воды. Специалист по психическому здоровью («психиатр, или психолог, или кто он там был») задавал Джо вопросы о его настроении, мыслях и тревогах. О чем ты в последнее время думаешь? Веришь ли ты во что-то, во что не верят другие? Чувствовал ли ты когда-нибудь, что не хочешь больше жить? Не кажется ли тебе, что другие люди могут слышать твои мысли? Пытался ли ты покончить с собой? Думаешь ли ты иногда о том, как причинить вред другим людям? Такие вещи.
Джо отвечал на вопросы.
Клэр рассказала о том, как изменился голос сына. Но это не подходило под описание хоть какого-нибудь симптома. К тому же проводивший оценку человек никогда не слышал, как Джо говорил раньше. Никто в Кардиффе его не знал. И его новый голос не был особенно странным. Только мать была убеждена в том, что он поменялся.
Джо все это не заботило.
Отчаяние Клэр все росло. «Они не верили, что с ним что-то не так».
Он не слышал голосов, у него не было очевидно параноидальных или странных мыслей, не было депрессии. Ему не предложили никакой помощи. Его оставили на произвол судьбы.
Эд твердо знал, что нужно делать, и даже через пелену усталости Клэр могла его понять.
Но это не значило, что ей этого хотелось.
Они прожили в Кардиффе уже пару месяцев. Джек и Люси начили ходит в новую школу.
Семью мог разбудить шум в три часа ночи, но из спальни выходила одна Клэр, только чтобы найти Джо, шатающегося, пьяного, ищущего деньги, прячущего наркотики. Его могло стошнить, он мог «отключиться» прямо на кухне. Иногда он был не один, он мог привести «последних людей, которых желаешь видеть в своем доме».
Он подружился с мальчиком-подростком из Кайрфилли. «Он был довольно милый мальчик, – говорит Клэр. – Но и странный тоже. Он носил шапочку из фольги, чтобы лучи не добрались до мозга. Джо заменил американских бесшабашных детишек-богачей на маргиналов и изгоев».
Он постоянно попадал в неприятности с полицией из-за воровства. Однажды его поймали за подозрительным шнырянием у полицейского участка – он пытался угнать велосипед с их стоянки. Его внесли в черный список нескольких супермаркетов, и он вскоре должен был предстать перед судом по делам несовершеннолетних. Так жить было нельзя. Нужно было что-то поменять.
Эд говорил, что Джо в любом случае нечасто бывает дома. Он предпочитал проводить ночи в разных сквотах по всему городу. Какое-то время у него была девушка, у которой он тоже иногда ночевал. Джо сильно похудел, потому что не питался нормально, но все еще был весьма симпатичным юношей. Клэр припоминает, что девушка была на пару лет старше Джо. Она была очень мила и, кажется, правда влюблена в него. Но однажды ночью она позвонила Клэр и спросила, не мог бы кто-нибудь забрать Джо. Она все еще жила с родителями, а Джо был слишком пьян. Его стошнило, он не мог говорить. Они не хотели, чтобы он оставался в доме. «Отношения сошли на нет, – Клэр резко смолкает и смотрит в сторону, скрывая слезы. – Я думаю, она поняла, что достойна лучшего. По крайней мере, у него в жизни была девушка».
Клэр говорит так тихо, что ее почти не слышно. Она рефлексирует над сказанным, так же как и над множеством других вещей. «Когда очень не хочешь говорить о чем-то, часто понижаешь голос. Мне кажется, я тоже сейчас так делаю. Как будто если говорить тихо, то все окажется неправдой».
Клэр хотелось бы, чтобы неправдой оказалось то, что они выгнали Джо из дома. Они договорились, что он может находиться в доме только вместе с Клэр, чтобы принять ванну или поесть. Но ему не разрешалось приходить одному, и если он хотел остаться на ночь, спать ему приходилось в гараже. Они вытащили в гараж матрас, принесли одеял.
Рассказ Клэр прерывается долгими паузами. Она старается не плакать, и, когда волосы падают ей на лицо, я впервые замечаю, от кого Джо унаследовал свои кудри. «Это сейчас тяжелее всего, – берет себя в руки Клэр, – думать о том, что… мы привезли его обратно, он никого здесь не знал, у него не было корней тут. И он был все еще ребенок. Так что… это была наша ответственность, знаете, помогать ему всеми силами. А мы подвели его, не обеспечили даже крышу над головой».
Отчаяние Клэр стало проявляться физически. У нее начались боли во всем теле. Она стала много времени проводить в постели. Она начала пить. Все ее силы уходили на то, чтобы вытащить себя из кровати, отвести Джека с Люси в школу, убедиться, что они умыты и накормлены.
Ее план выхода на работу так и не воплотился в жизнь. На нее навалилось слишком много всего, она все время чувствовала гнет вины за то, как они обошлись с Джо.
Сам Джо тем временем исчез где-то в Кембриджшире на несколько дней, чтобы провести время с братом отца. Однажды ночью он подошел к одинокой двадцатичетырехлетней женщине на автобусной остановке и схватил ее сумку.
Женщина сопротивлялась, но Джо был слишком силен. В борьбе она заработала пару царапин и синяков на руке. Позднее Джо, бесцельно слонявшегося по улицам, забрала полиция. При обыске у него в рюкзаке нашли кухонный нож.
Его бабушка по отцовской линии первой добралась до полицейского участка, к этому времени Джо странно усмехался и хихикал про себя. Бабушка спросила у него: «Ты правда это сделал, Джо?» Он повернулся к ней, сказал «Нет» и театрально подмигнул.
По-настоящему рассержена
В ожидании суда Джо оставили в тюрьме для малолетних правонарушителей, что под Хантингтоном.
Клэр поехала к нему. Три часа она добиралась на машине до места, о котором никогда раньше не слышала. По дороге она разрывалась между яростью («Как он посмел ограбить кого-то? Бедная девушка. Кем вообще нужно быть…») и страхом за его жизнь. Он был все еще так юн, так раним. А его заперли там с преступниками, которые могут этим воспользоваться. Избить его, ранить. Ей было необходимо защитить сына.
Она помнит, как шла по коридору – по обеим сторонам немецкие овчарки-ищейки – через множество дверей со сложными замками. Руки у Клэр дрожали, когда она покупала в автомате шоколадку и чашку дрянного чая. Джо сидел напротив. Он говорил о том, что люди странно на него смотрят. Что они все говорят одно, а думают другое.
«Почему ты так поступил, Джо? Как ты мог?»
Он пожал плечами. Это не было для него большим событием. Затем снова начались чудаковатые ухмылки и смех. Клэр мутит от этих воспоминаний. Один из охранников прокомментировал поведение Джо. Сказал, что он отличается странностями. Клэр говорит: «Я поняла, что он и впрямь не в себе».
Обвинение запросило два года лишения свободы.
Адвокат же показывал в сторону Джо, сидящего на скамье подсудимых, и объяснял судье, что хотя Джо и выглядит ухмыляющимся, на самом деле он психически нездоров. Он апеллировал к тому, что Клэр уже пыталась обеспечить ему профессиональную помощь, в которой Джо так очевидно нуждается.
Джо избежал тюремного срока, его обязали раз в неделю посещать встречи государственной программы для несовершеннолетних правонарушителей. Но следующие несколько месяцев состояние Джо ухудшалось все быстрее. Клэр пыталась помочь, но эти попытки не увенчались успехом. Она постоянно была на взводе, постоянно ждала, что сейчас зазвонит телефон и ей преподнесут очередные ужасные новости. Часто Клэр не знала, где находится Джо. Она могла ночами ездить по городу, разыскивая его, показывая фотографию водителям ночных автобусов Армии спасения, к которым иногда приходил Джо, чтобы согреться чашкой горячего чая.