Дверь за ним закрылась.
Он был в ужасе.
Дело давно к этому шло. Семь месяцев в палате для «тяжелых», еще полгода в реабилитационном центре, располагавшемся в обычном доме, где людей с хроническими психическими расстройствами готовят к самостоятельной жизни. «Обучить базовым навыкам: готовить, взаимодействовать социально, пройти собеседование, ходить в магазин, не воровать молоко у соседа». Затем снова семь месяцев в «острой» палате, потому что стало ясно, что алкоголизм Джо выходит из-под контроля. После того, как на полу его комнаты обнаружились тысячи окурков, его объявили угрозой пожарной безопасности.
Ему выписали четвертый антипсихотический препарат. На сей раз это был клозапин. Это важно, потому что клозапин используется для «лечения резистентной шизофрении». К этому препарату прибегают, если ничто другое не сработало. Но это лекарство категорически не рекомендуется принимать вместе с алкоголем из-за возможных побочных эффектов. Сестры в клинике волновались за Джо, припоминает Клэр. Мало того, что они давали Джо лекарство, в котором несколько сомневались, так еще и алкоголизм Джо внушал им серьезные опасения: риски для его здоровья попросту перевешивали благоприятные последствия приема. Психиатр Джо пришел к такому же заключению, и лечение было прекращено. Из непубличного расследования, проведенного Национальной службой здравоохранения после смерти Джо, следует, что «существуют доказательства путаницы относительно того, что и в какое время принимал Джо». Психопатологические проблемы Джо и его зависимость от алкоголя лечились, если верить Клэр, «абсолютно отдельно», несмотря на ее веру в то, что эти проблемы неразрывно связаны. Именно поэтому Клэр считает, что контракт, который Джо вынужден был подписать за несколько недель до выписки из больницы, был для него «смертным приговором». В этом контракте он подтверждал, что если продолжит пить, то больница снимает с себя все обязанности по отношению к Джо.
Многие из сестер, плотно работавших с Джо в клинике, понимавших его уязвимость и привязанных к нему, пытались противостоять этому решению. Это также было отражено в расследовании НСЗ:
«Решение о контракте, в условиях которого санкцией за нарушение распорядка была выписка из клиники, не встретила поддержки у многих членов персонала. Это решение не было задокументировано, очевидно, потому, что осознавалось как рискованное. Мистеру Х. было 19 лет, последние 18 месяцев он был пациентом различных клиник, в этот период у него не было опыта независимого проживания, необходимые в повседневности навыки были плохо развиты (по оценке специалистов реабилитационного центра), не был установлен его адрес (включая и номер в хостеле). Мистер Х. также продолжал демонстрировать агрессивное поведение в клинике. Никакой альтернативы предстоящему выселению не было предложено.
Решение о выселении вечером в пятницу не дало времени организовать никакой поддержки пациенту непосредственно после выписки».
Не было никакого плана, и не было места, куда он мог пойти. Ему предложили сесть в такси и поехать в приют для бездомных. Джо был убежден, что его изобьют в ту же минуту, как он переступит порог. Без шансов. Лучше уж спать под кустом.
«Они просто опустили руки, – говорит Клэр. – Я думаю, отчасти потому, что им не хватало коек. Они решили, что Джо не стоит затраченных ресурсов. Я была в ярости и в ужасе. И абсолютно бессильна, я ничего не могла с этим поделать. Какого черта я должна была вообще сделать?»
Целую, мама
Последний раз, когда Клэр видела сына живым, они обедали вместе в кафе. Так захотелось Джо. Стоял летний день. В кафе была веранда, и Клэр почувствовала облегчение – им не придется заходить внутрь.
Джо ни разу не воспользовался ванной в маленькой квартирке, которую ему сняла Клэр, когда его выкинули из клиники долгих десть месяцев назад. Эти месяцы Клэр запомнятся звенящим чувством одиночества.
Ей пришлось врать, чтобы снять эту квартиру. Сказать, что Джо студент, что он заболел, и ему пришлось взять отгул на семестр. У нее не было выбора. Эд не намерен был пускать Джо в свой дом. Лист ожидания на специализированные квартиры растягивался на годы. Раз в неделю Клэр возила Джо на амбулаторный прием к врачам, и на этих встречах она уже не могла сдерживать слезы. Не смогла она их сдержать, и когда доктор объявил последние результаты тестов функций печени Джо. Его образ жизни возымел разрушительный эффект на физическое здоровье. Врачи начали говорить о прогнозируемом сокращении срока жизни. Терапевт сказала, что дает Джо от трех до пяти лет.
«Ни разу никто не спросил, хочу ли я с кем-нибудь поговорить, – рассказывает Клэр. – Ни один человек не сказал: “О, знаешь, тебе бы тоже не помешала помощь”». Ей самой тоже не приходило в голову искать поддержки. Джо еще хуже. Вот все, о чем она могла думать. Джо еще хуже. Джо еще хуже.
Клэр смотрела на него, сидящего за столиком: футболка запачкана едой, крошки в бороде. Он все время ерзал на стуле, а рука дрожала. Он тяжело дышал. Выглядело так, будто сейчас у него случится паническая атака.
Джо было страшно покидать квартиру, страшно выйти на улицу, в мир, полный людей, которые – Джо все больше в это верил – стремятся ему навредить.
Он больше не открывал дверь медицинской сестре, которая приходила его проведать каждую неделю. Она стучалась с минуту, затем уходила.
«Я пью, потому что моя жизнь – полное дерьмо, – сказал Джо матери, устремив взгляд в стену где-то за ее плечом. – Это единственное, что в моей жизни есть хорошего».
Пару дней спустя они говорили по телефону. Джо просил пятерку, чтобы купить пару бутылок сидра.
У Клэр не было на это времени, не сейчас. Ее голова была занята другим. У Эда были проблемы на работе, и они с женой много спорили по этому поводу. Шли летние каникулы. Люси и Джеку тоже нужно было внимание Клэр. Джо придется подождать.
Она перезвонила ему вечером, но он не взял трубку. На следующий день тоже. Клэр с Эдом стучались к нему в дверь. Они звали Джо через отверстие для писем, слышали, что внутри включено радио.
Джо все еще дружил с тем пареньком из Кайрфилли, что носил шапочку из фольги. Они с Джо принимали вместе много наркотиков.
Черт побери, Джо, говорила себе Клэр. Опять занят какой-нибудь дрянью. Но она не могла убедить себя, побороть затаенное чувство тревоги.
Они оставили пакет с сэндвичами на дверной ручке, развернулись и ушли.
В конце концов дверь открыл хозяин квартиры. Эд открутил дверную цепочку отверткой. Клэр оставалась дома с Джеком и Люси.
Она в третий раз набрала номер Эда и в третий раз не получила ответа.
Она знала. Знала все это время.
Сегодня я встречаюсь с Клэр у нее дома. Она переехала недавно, после расставания с Эдом, поэтому там и тут все еще лежат коробки с вещами. Она вытаскивает откуда-то тяжелую картонную коробку, из которой торчат кипы бумаг. Крышка уже не закрывается.
Ей не хватает сил пересмотреть все это. Но и выбросить коробку на помойку Клэр не готова. Она решила, что передать коробку мне, чтобы помочь с исследованием, – хороший способ отпустить прошлое.
Нашу беседу ненадолго прерывает Люси, сбегающая вниз по лестнице, мы немного болтаем с ней. Люси шестнадцать, она ждет результатов экзаменов. Все ждут, что они будут превосходными. Люси вся в мать. В углу комнаты стоит ее пианино и аттестат за шестой класс.
Когда Люси уходит, Клэр рассказывает, как пару недель назад дочь спустилась на завтрак в домашних штанах, сразу показавшихся знакомыми. У Клэр перехватило дыхание. Она понятия не имела, что эти штаны еще существуют, что кто-то их сохранил. На Джо они никогда не сидели. Он купил их у другого пациента клиники за неправдоподобно большую сумму.
Клэр сказала дочери, что эти штаны когда-то принадлежали ее старшему брату. Люси продолжила их носить. Джо всегда где-то рядом.
Коробка наполнена в основном обрывками медицинских записей, научных статей, полицейских рапортов, судебных уведомлений, планов лечения и кучей других бумажек, сопровождавших Джо в последние годы его жизни. Здесь же лежат материалы расследования и корреспонденция, касающаяся обстоятельств его смерти.
Есть здесь и другие вещи. В том числе и вещи, про которые Клэр не знала, что они здесь. Фотографии Джо, сертификат, которым его наградили по окончании девятого класса, и несколько положительных отзывов от учителей начальной школы. Один из учителей третьего класса писал о том, как радостно ему было работать с «Джоуи»[32].
Я спешу рассказать о находках Клэр, и в следующую нашу встречу мы вместе перебираем содержимое коробки.
Она перекладывает сентиментальные вещи в другую коробку, которую хранит дома. Она гораздо меньше и полна совсем не до краев. «У него в конце почти не было вещей, – жалуется Клэр, – в квартире был такой бардак, почти ничего не удалось спасти».
Она сохранила поддельную зажигалку Zippo, на ребре выгравирован лист марихуаны. Жестянку из-под табака, кошелек, сотовый. Небольшой трофей, который он выиграл, еще будучи маленьким мальчиком. Засохший цветок с похорон.
Добавляем еще пару безделушек и фотографий, и коробка кажется уже не такой пустой. «Выглядит гораздо лучше, правда?» – спрашивает Клэр.
Правда. И я чувствую себя одновременно совершенно разбитым и чрезвычайно благодарным за то, что мне позволено разделить с Клэр этот момент.
А еще в коробке лежит письмо к Джо от Клэр[52]:
«Ты всегда в моих мыслях, витаешь где-то на фоне, когда я просыпаюсь и когда возвращаюсь в постель вечером. Но сейчас я пишу тебе, потому что надвигается твой двадцать первый день рождения, и я понятия не имею, что мне делать.
После того ужасного момента, когда мы нашли тебя мертвым почти 18 месяцев назад, я поняла, что на самом деле оплакиваю симпатичного, счастливого и шаловливого мальчишку, которого потеряла из-за психической болезни уже много лет назад. Я знаю, ты согласишься, что, когда ты был подростком, всем пришлось нелегко, особенно тебе. Но ты никогда не понимал всей глубины и силы той боли, что мне причинил. В тот день, когда случилось худшее, я смогла перестать волноваться о том, что с тобой происходит. И вместе с ужасным горем пришло облегчение. В конце концов, все могло быть гораздо хуже, и много раз в моем воображении так и было. Ты однажды сказал мне, что если я хочу тревожиться, то это моя проблема, а не твоя. Твой эгоизм глубоко меня ранил.