Мы, люди, в целом не слишком рациональные существа. Наш разум полон предубеждений, суеверий, ложных воспоминаний, принимаемых за факты мнений и утешительных обманов. И как только мы начинаем верить во что-то, мы имеем склонность держаться за свою веру вне зависимости от ее истинности. Как заметил историк Джеймс Харви Робинсон: «Большинство наших так называемых “логических суждений” состоят из подбора поддерживающих аргументов к тому, во что мы уже верим». И в самом деле, исследование, проведенное в университете штата Огайо, показывает, что люди читают статью на 36 % дольше, если она приводит аргументы в поддержку их собственного мнения[85]. Если эта статистика звучит убедительно, вы можете дочитать мою книгу с полным вниманием. Если нет – в принципе, можете просто пролистать.
Как мы уже убедились, решение о том, считаются ли необычные убеждения того или иного человека «психическим расстройством», принимается далеко не с помощью точной науки. Определение «бредовых идей» меняется с каждой редакцией DSM. Интересный поворот – в DSM-5 говорится, что убеждение не должно быть ложным, чтобы быть бредовым.
Это может звучать контринтуитивно, но я склонен согласиться с новым определением. Представьте: вы уверены, что партнер изменяет вам. Этому нет никаких доказательств, а то, что вы считаете доказательствами, кажется другим людям очень странным. То, как облака движутся по небу, становится индикатором неверности, или любовник вашего партнера шлет вам зашифрованные угрозы через телепередачи. Вы абсолютно убеждены в своей правоте, несмотря на отчаянные попытки партнера продемонстрировать свою верность. В действительности чем больше вас пытаются убедить в том, что вы ошибаетесь, тем больше растет ваша уверенность. Если ваш партнер соглашается остаться дома, вместо того чтобы пойти в бар с друзьями, он просто играет с вами, как кошка с мышкой. Каждый раз, когда вы покидаете комнату или просто отворачиваетесь, партнер подает тайные знаки вашему сопернику или сопернице.
А теперь предположим, что у вашего партнера действительно роман на стороне. Будет ли это значить, что вы не страдаете бредовыми идеями? Излечены ли вы?
Думаю, нет.
В DSM-5 бредовые идеи определяются как «твердые убеждения, не меняющиеся в свете объективных доказательств их ложности»[86]. В эти широкие сети может попасться больше народу, чем мы готовы признать.
В то же время некоторые идеи так необычны, что действительно выделяются на фоне прочих. Я снова вспоминаю Эрику – журналистку, считавшую, что она совершила множество тяжких (и совершенно невероятных) преступлений, что все заголовки в газетах обращены к ней и что MI5 выслеживает ее с помощью камеры, помещенной в матку. Потом я вспоминаю Джеймса – солдата, уверенного, что армия выбрала его для прохождения секретной миссии, а позднее – что он мессия. Похожим образом Бриджит верила, что ее избрала сама Богоматерь, чтобы выполнять важную сверхъестественную работу по всему миру. И снова – доказательства этому Бриджит находила в газетах.
Эти убеждения, определенно, не встречаются нам часто. Хотя, если быть до конца честным, они не особенно меня шокировали. Любой человек, работавший в сфере острой психиатрии, знаком с подобными нарративами. Психиатрические медсестры в Америке вряд ли встречали много пациентов, убежденных, что за ними с помощью шпионских приборов следит MI5 (или, что более «вероятно», – MI6). Но они наверняка сталкивались с пациентами, которые думали так о ЦРУ или ФБР. В зависимости от региона Дева Мария заменяется пророком Мухаммедом или другой религиозной или культурно значимой фигурой, но, за исключением имени и пары деталей, неизменно похожие картины появляются во всех культурах. И правда, учитывая непостижимое множество верований, которое способны производить люди, больше всего в бредовых идеях (по крайней мере тех, что приводят людей в кабинет врача) удивляет, как мало на самом деле существует для них тем. Мы еще вернемся к этому. Пока же давайте рассмотрим самый частый мотив: преследование.
«Две тревожные идеи лежат в основе бреда преследования: мне будет причинен вред и другие люди стоят за этим», – таково наблюдение Дэниела Фримена, профессора клинической психологии в Оксфорде, специализирующегося на изучении и лечении бреда преследования. «Подобные параноидальные мысли превалируют в большинстве случаев, – объясняет он. – Это происходит потому, что мы постоянно принимаем решения о том, доверять людям или нет. Не так уж удивительно, что мы часто с этим ошибаемся»[87]. Исследования Фримена предполагают, что как минимум 10–15 % людей, а может, и треть, регулярно испытывают параноидальные мысли. Мы только сейчас начинаем это осознавать и обсуждать, считает Фримен. Он также подозревает – хотя эту информацию только предстоит проверить, – что наше общество становится все более недоверчивым, и это связано с усилением нервозности, тревожности и страха.
Как нервный, тревожный, испуганный человек, коротающий слишком много времени в волнениях о том, что люди могут обо мне подумать (и часто предполагающий худшее), – я симпатизирую этой теории. Хотя, повторюсь, что это разные вещи: думать, что кто-то нас недолюбливает, и думать, что кто-то внедрил в наш мозг чип и контролирует наши мысли.
Первое, по крайней мере, возможно.
Дэниел Фримен соглашается: «Ошибаться в своем недоверии к кому-то – не то же самое, что иметь бред преследования. Но это все же родственные явления. И никто пока не смог установить количественную разницу. Это может быть похоже на сравнение депрессивного эпизода и просто плохого настроения. Да, они отличаются, но это не абсолютно разные процессы. То, что мы назовем паранойей, может быть, стало ею по ряду внешних и внутренних причин. Более глубокое расстройства сна, выше уровень тревоги, ниже самооценка, обширнее история травм, более веские доказательства – все это может двигать человека дальше по «спектру».
Одни из самых прорывных исследований Дэниела Фримена фокусируются на связи бреда преследования и невроза чрезмерного беспокойства. Под неврозом в этом случае имеется в виду психическое расстройство, характеризующееся тревогой, депрессией и другими негативными чувствами, которые не подразумевают потерю связи с реальностью, характерную для психоза.
Волнение, предполагает Фримен, порождает неправдоподобные идеи, удерживает их в мозгу и увеличивает тревогу, ими вызываемую. Оказывается, что люди с тяжелыми случаями паранойи демонстрируют примерно тот же уровень тревоги, что и люди с диагнозом «генерализованное тревожное расстройство» – эталонной болезнью тех, кто постоянно о чем-то волнуется.
Что ж, я подозреваю, большинство читателей не будут слишком удивлены этому открытию. Довольно логично, что если ты веришь во что-то ужасное, ты будешь об этом волноваться. И все же это простое наблюдение почему-то ускользало от внимания специалистов. Отчасти так могло происходить в силу влияния давней традиции разделять «психоз» и «невроз». Так что если у человека проявляется психотический бред, то внимание психиатров и, соответственно, лечение, будет сфокусировано на нем, а ассоциированный «невротический дистресс» будет игнорироваться. Проблема такого подхода заключается в том, что, по мнению Дэниела Фримена, крайнее волнение не только проявляется вместе с бредовыми идеями, но оно также подогревает и усугубляет их. «Очевидно, что невротические мысли идут на пользу паранойе, – говорит он мне. – Это значит, что мы даем волнению почву, на которой оно становится еще сильнее. Мы также усложняем содержание тревог, выдумываем все более невероятные сценарии. Ключевой момент – невроз притупляет нашу способность определять, насколько такие сценарии возможны в реальности».
Последний пункт требует немного разъяснений. Как могут люди, просто думая о чем-то, укрепляться в вере, что это что-то на самом деле произойдет?
Повторю: люди – не слишком рациональные существа. Когнитивная предрасположенность, влияющая на каждого из нас (испытываем мы психоз или нет), заставляет переоценивать вероятность события, если оно без труда приходит нам на ум. На эту особенность может влиять то, как давно мы сформировали воспоминание, мнение или страх, а также насколько та или иная мысль необычна и эмоционально заряжена. Именно поэтому никто не хочет купаться в море, если только что посмотрел «Челюсти» (по тому же принципу никто не хочет больше смотреть фильмы, если только что увидел «Челюсти 4: Месть»)[88].
«Больше, чем чего-либо другого, я наблюдаю у параноиков, как они уходят в себя, замыкаются от мира из-за своих страхов, – объясняет Фримен. – Они не хотят встречаться с людьми, все больше времени проводят в одиночестве, и тогда тревога становится их жизнью. Иногда нам кажется, что мы решим проблему, если достаточно о ней поволнуемся. Но это неэффективная стратегия, потому что она затуманивает рациональное суждение».
Я полагаю, здесь нам всем есть о чем подумать.
В 2015 году Фримен с коллегами провели исследование: люди с бредом преследования проходили психотерапию, которая фокусировалась исключительно на уменьшении уровня тревоги, игнорируя при этом содержание бредовых идей. «Это хороший способ начать, – поясняет Фримен, – потому что так люди могут понять, что волнение только усугубляет их положение, и при этом им не нужно ввязываться в спор о том, насколько реален предмет их тревоги».
Результаты исследования оказались обнадеживающими. Уровень дистресса снизился, а вместе с ним и уверенность в истинности бредовых идей[89]. Нельзя утверждать, что такой подход – лучший вариант для всех. Или что он поможет людям с другими типами убеждений, ассоциированными с «шизофренией». Но для некоторых людей, поглощенных бредом преследования, это может стать важной щербинкой в броне расстройства.