Стены квартиры *задрожали*. Обои начали отслаиваться, обнажая не штукатурку — влажную, пульсирующую плоть, покрытую язвами, из которых сочилась прозрачная жидкость. По углам комнаты поползли тени, сгущаясь в силуэты людей — искривленные, изломанные фигуры, которые, казалось, застряли между измерениями, их конечности изгибались под невозможными углами.
Первый призрак вышел из стены — не просто вышел, а *вылился*, как будто сама реальность расплавилась и породила это существо. Оно выглядело как Сорвиголова, но искаженный, демонический — с рогами, вырастающими прямо из черепа, с кожей, покрытой язвами, сочащимися черной жидкостью. Но самым ужасающим было то, что этот демон держал в своих когтистых руках марионетку — существо, представляющее собой гротескное соединение человека и мыши, с лицом, отдаленно напоминающим черты самого Брюса. Марионетка дергалась в руках демона, ее рот открывался и закрывался, но вместо слов из него вытекала струйка крови.
За первым призраком последовали другие — существа, которые никогда не должны были существовать в физическом мире. Их движения были дергаными, неестественными, словно они были записаны на пленку, которую прокручивали с неправильной скоростью, пропуская кадры.
Бэтмен отступил, сжимая шкатулку в руках. Призраки надвигались, их конечности растягивались, словно резиновые, преодолевая пространство быстрее, чем должны были. Один из них вытянул руку на несколько метров, пальцы трансформировались в лезвия, целясь в горло Бэтмена.
Единственный путь отступления — дверь в ванную. Бэтмен рванулся туда, захлопнув за собой дверь. Призрачные руки тут же начали просачиваться сквозь неё, как через жидкость, оставляя в дереве отпечатки, словно оно было мягким, как воск.
Ванная комната была искажена еще сильнее. Кафельная плитка пульсировала, как будто под ней перекатывались волны, а в местах стыков проступала кровь. Из крана капала ржавая вода, каждая капля при падении издавала звук, похожий на детский плач, эхом разносящийся по комнате.
Но самым страшным было зеркало.
Оно отражало не Бэтмена, а кого-то — *что-то* — другое. В зеркале стоял Брюс Уэйн, но трансформированный, демонический. Его тело срослось с огромной летучей мышью, как у сиамских близнецов, разделяющих органы. Кожа Брюса была серой, покрытой пульсирующими венами, глаза — безумными, налитыми кровью. Мышь, половина этого чудовищного существа, обернула свои кожистые крылья вокруг Брюса, словно в пародии на объятие, ее морда искажена в гримасе боли и злобы. Самым ужасающим было то, что эта тварь *улыбалась* — не улыбкой Брюса, а оскалом хищника, обнажающего ряды игольчатых зубов.
Отражение двигалось независимо от Бэтмена, прижимая руки-крылья к поверхности зеркала, словно пытаясь вырваться из своей стеклянной тюрьмы. Стекло начало трескаться от давления с другой стороны, тонкие линии разломов расползались, как паутина.
Бэтмен почувствовал, как холодный пот стекает по спине. Почему-то именно это видение вызывало у него первобытный ужас — более сильный, чем все предыдущие кошмары. Словно он смотрел на свою истинную сущность, на то, чем он на самом деле являлся или мог стать.
Удары в дверь усилились, дерево начало трескаться под натиском потусторонних сущностей. А на противоположной стене ванной, там, где должно было быть окно, зияла дыра — идеально круглая, края которой словно растворялись в пространстве. Но сквозь нее не был виден город или даже соседняя комната — лишь
лишь абсолютная, поглощающая свет тьма. Идеально черный тоннель, уходящий в никуда — или, что еще страшнее, во что-то, чему нет названия в человеческом языке.
"Надеюсь, это не дыра в Шоушенк," — мрачно подумал Бэтмен, вспомнив старый фильм с побегом через канализацию. Но интуиция подсказывала, что его ждет нечто гораздо более жуткое, чем пятьсот ярдов фекальных отходов.
Зеркало за его спиной треснуло окончательно, и искаженный демонический двойник начал просачиваться сквозь разломы, как вязкая жидкость, принимающая форму в нашем измерении. Одновременно дверь ванной комнаты подалась с оглушительным треском — в образовавшуюся щель протиснулась рука демонического Сорвиголовы, сжимающая трепыхающуюся марионетку.
У Бэтмена не было выбора. Сжимая шкатулку, источник всего кошмара, он шагнул в черный портал.
Тьма обволокла его, холодная и плотная, как саван, лишая всех чувств, кроме осязания — он ощущал, как невидимые руки касаются его лица, шеи, проникают под костюм, словно пытаясь добраться до самой души.
А затем он услышал голос — высокий детский голос, звенящий в пустоте с неестественной чистотой:
"Добро пожаловать в Сайлент Хилл, Демон. Мы так долго ждали тебя."
Глава 4. Перевернутое восприятие.
Бэтмен пришел в сознание от запаха — затхлости, плесени и чего-то еще, металлического и сладковатого, что могло быть только одним: застарелой кровью. Первые секунды он лежал неподвижно, оценивая ситуацию через закрытые веки, как учил его Ра'с аль Гул. Поверхность под ним была жесткой и холодной — металлическая каталка с истлевшим матрасом. Воздух казался густым, наполненным микроскопическими частицами пыли и гнили, которые оседали в легких с каждым вдохом.
Когда он наконец открыл глаза, их встретила лишь тьма — абсолютная, непроницаемая.
Первая мысль — повреждение оптических сенсоров в маске. Он потянулся, чтобы снять ее... и обнаружил, что маски нет. Его лицо было обнажено, уязвимо. Но даже без маски должен был быть хоть какой-то свет...
Осознание ударило его как молния: он не видел. Совсем.
Паника, чистая и первобытная, захлестнула сознание Брюса. Ничто в жизни не готовило его к этому — к полной, всепоглощающей тьме. Не такой, какую он знал в пещерах или в безлунные ночи Готэма, а настоящей, абсолютной слепоте. Сердце бешено заколотилось, дыхание сбилось, к горлу подступил комок тошноты. Бэтмен — человек, чья сила всегда заключалась в его способности видеть то, что не видят другие, замечать малейшие детали, читать язык тела противника — теперь был лишен своего главного оружия.
Он заставил себя дышать медленно, методично, как учили его тибетские монахи. "Вдох на четыре, задержка на семь, выдох на восемь." Повторял он мысленно. Несмотря на годы тренировок, пот струился по вискам, пальцы невольно сжимались в кулаки и разжимались, пытаясь найти хоть что-то, за что можно было бы ухватиться в этой беспросветной темноте.
"Соберись, Брюс," — мысленно приказал он себе. "Анализируй. Действуй."
Он методично активировал другие органы чувств. Прикосновение: под пальцами — шероховатый металл каталки, местами покрытый чем-то липким, что прилипало к перчаткам и отдиралось с тихим отвратительным звуком. Слух: капающая где-то вода, каждая капля отдавалась эхом, словно падала в пустой металлический таз; отдаленное гудение ржавых труб, напоминающее стон умирающего; скрежет металла о металл, как будто кто-то тащил тяжелую цепь — и дыхание. Не его собственное. Кто-то еще находился в помещении.
Запах: помимо крови и плесени, он различал теперь что-то еще — антисептик, формальдегид, запах гниющей плоти, и еще что-то химическое, едкое, что жгло ноздри при каждом вдохе.
— Кто здесь? — голос Брюса прозвучал неуверенно, с нотками напряжения, которые он не смог скрыть. Без маски его голос казался чужим, обнаженным, как и его лицо.
— Брюс? Ты очнулся... — голос Мэтта Мёрдока, слабый, но узнаваемый, доносился справа, примерно в трех метрах. В нем слышалось что-то странное, необычное для всегда собранного Сорвиголовы — растерянность, граничащая с паникой. — Что-то... что-то случилось со мной. Я вижу, Брюс. Я вижу.
В голосе Сорвиголовы смешались восторг и ужас — эмоции человека, обретшего зрение после долгих лет тьмы, но увидевшего нечто, что лучше было бы не видеть никогда.
— А я нет, — сухо ответил Бэтмен, садясь на каталке. Головокружение накатило волной, и он вцепился в края металлической поверхности, чувствуя, как ногти сгибаются под давлением даже сквозь перчатки. — Где мы?
Мэтт издал странный звук — нечто среднее между нервным смешком и всхлипом.
— В больнице... кажется. Брукхейвен. Так написано на стене. — Послышался скрип, звук неуверенных, спотыкающихся шагов. Мэтт двигался так, будто не привык к своему телу, словно каждый шаг был борьбой с гравитацией. — Боже, я не могу... координация ужасная. Все такое яркое, и движется, и... черт!
Послышался глухой удар и сдавленное проклятие — Мэтт, по-видимому, наткнулся на что-то.
— Я не могу сосредоточиться, — в его голосе звучало отчаяние. — Раньше я чувствовал все вокруг, на десятки метров, слышал сердцебиение, дыхание, движение воздуха. А теперь... теперь все эти картинки заполняют мой мозг, и я не могу их отфильтровать. Голова раскалывается. И почему, черт возьми, мое зрение вернулось именно здесь? Почему не на пляже Малибу с дюжиной топ-моделей?
Брюс почувствовал укол симпатии. Мэтт был в не меньшем смятении, чем он сам — сверхчувствительные способности Сорвиголовы, его "радар", который позволял ему ориентироваться в мире лучше зрячих, исчезли, замененные обычным зрением, к которому он не был подготовлен.
— Это... это ужасное место, Брюс, — продолжил Мэтт, и его голос дрогнул. — Стены покрыты чем-то похожим на ржавчину и кровь. Но не просто покрыты — они словно сделаны из этого. В некоторых местах, клянусь, они пульсируют, как живая плоть. Потолок обвалился в нескольких местах, но за ним не проводка или трубы — там что-то органическое, извивающееся. Повсюду медицинское оборудование, но... искаженное, словно из кошмара. Инструменты с лезвиями, которых не должно существовать. И надписи... они повсюду. "Они внутри нас", "Грешники будут наказаны", "Не смотри на них". Некоторые написаны кровью, другие... другие словно вырезаны прямо в стенах, и из ран сочится что-то черное.
Брюс медленно встал, преодолевая головокружение и дезориентацию. Каждое движение требовало сознательного усилия — он, Бэтмен, привыкший перемещаться с грацией хищника, теперь должен был думать о каждом шаге, как новорожденный олененок. Слепота обострила другие чувства — он ощущал движение воздуха на коже, слышал мельчайшие звуки: скрип половиц, шорох ткани, даже сердцебиение Мэтта — неровное, учащенное.