ску, как я тотчас думала, что это касается меня, что они высмеивают мои поношенные кеды, выцветшие джинсы «Джордаш» или прыщик, который мне не удалось должным образом замазать тональным кремом.
Возможно, поэтому поначалу я старалась избегать Дестини. Я была приветлива с ней, когда она была рядом, но это была фальшивая приветливость, подобная той, какой в совершенстве овладела Маккензи. Может, Дестини это чувствовала, а может, и нет. Мне было все равно. Не скажу, что до ее появления все было идеально, но я чувствовала, что ее присутствие неким образом сделало меня слабее в глазах группы. И из-за этого я точила на нее зуб.
Мое мнение изменилось за неделю до Рождества. Мы все были в фудкорте торгового центра. Из динамиков под высоким потолком доносилась праздничная музыка, стоящий у красного ведра Армии спасения[9] парень безостановочно звонил в колокольчик.
Соперничающая клика — на сей раз во главе с Дениз Браун, которую мы знали уже много лет, в некотором роде двойником Маккензи — сидела на другой стороне фудкорта. Они все время косились на нас, одаривая колючими взглядами, потому что парень, с которым встречалась Дениз — Билли Мэддокс, — расстался с ней и в настоящее время встречался с Маккензи. (Отчасти потому, что мы пустили слух, будто прыщик в уголке рта Дениз был вызван венерическим заболеванием.) Если верить Маккензи, этот парень ей совсем не нравился, но она согласилась встречаться с ним лишь затем, чтобы насолить ДБ.
Мы все время называли Дениз так — ДБ. Для учителей или кого-то еще, кто был не в курсе, это были просто ее инициалы. Мы же имели в виду совсем другое: доску в бассейне для прыжков в воду. Нам нравилось говорить, что у Дениз такая плоская грудь, как будто она засунула себе под тренировочный бюстгальтер доску из бассейна. Дениз, конечно же, знала об этом, но ни она, ни остальные участницы ее клики ничего не могли с этим поделать.
Когда мы учились в шестом классе, одна компания восьмиклассниц перессорилась между собой, и одна из девочек, чтобы отомстить остальным, украла их общий альбом — дневник, в который они записывали все гадости о других учениках в школе, — сделала копии и раздала их всем в столовой во время ланча. Вот это был скандал так скандал! Несколько учеников не приходили в школу в течение недели. В конце концов, директор Акерман созвал общешкольное собрание, где говорил о недопустимости издевательств.
После этого Маккензи и Элиза поняли: если мы не хотим на свою голову неприятностей, мы должны проявлять осторожность. Дважды подумать, кого высмеиваем, чтобы не оставлять никаких улик, которые впоследствии могли быть использованы против нас. Это особенно сработало в нашу пользу, когда мы, просто прикола ради, распустили ужасный слух про Элизу — идеальную цель, по нашему мнению, потому что Элиза была любимицей школы. Причем сделали это так, чтобы все улики указывали на ДБ и ее команду, которые, разумеется, категорически отрицали распространение таких грязных слухов. Но чем больше они это отрицали, тем более виноватыми выглядели, и их взяли на крючок: они были вынуждены написать Элизе письма с извинениями.
В общем, ДБ и остальная часть ее клики сидели на другой стороне фудкорта и бросали на нас колючие взгляды. Мы в ответ смотрели на них точно так же, хотя наши взгляды были еще колючее.
Время от времени мелькал средний палец, и я начала опасаться, что дело кончится дракой, особенно когда Маккензи жестами изобразила минет, адресуя свою пантомиму ДБ.
Я представила себе потасовку, которая за этим последует: визг ножек отодвигаемых стульев, когда все вскочат на ноги, летящие по воздуху пластиковые подносы с едой, накрашенные ногти, впивающиеся в лица. Но затем ДБ театрально фыркнула, встала и, громко топая, направилась прочь. Подруги-приспешницы поспешили за ней, а все остальные засмеялись.
Внезапно Маккензи посмотрела на меня, и улыбка соскользнула с ее лица.
— Знаете, до меня тут только что кое-что дошло, — сказала она. — По-моему, Беннет еще ни разу ничего не заимствовала.
Заимствовать. Элиза однажды сказала мне, что они использовали это слово потому, что не воровали. Воруют плохие люди, а гарпии — хорошие. Если бы мы хотели заплатить за все, что мы взяли, мы бы это легко сделали — то есть все, кроме меня. Мы заимствовали ради прикола. Расширяли границы. Однажды Элиза «позаимствовала» тюбик с помадой и, выходя из торгового центра, выбросила его в мусорное ведро, как будто в этом не было ничего особенного. Для нее и других девчонок так и было. Это была просто игра. Способ убить время. Пощекотать нервы. Чтобы увидеть, как далеко они могут зайти и избежать наказания.
Что касается меня… до сих пор я продержалась, ничего не воруя. До сегодняшнего дня. Шесть дней до Рождества. Торговый центр набит битком. Повсюду родители и дети, молодые и пожилые пары. А также охранники — в серой форме, с рациями и бейджиками. Из-за праздничного сезона их больше, чем обычно.
— Конечно, Эмили заимствовала, — сказала Элиза, делая глоток своей диетической «колы». — Помните, я рассказывала вам, как мы с ней были в «Сирсе»? Она там взяла кулон и цепочку из розового золота.
Хотя мы с Элизой в прошлом вместе бывали в «Сирсе», я никогда ничего не брала, и Маккензи это знала.
— Ну-ну, — сказала она, сверля меня глазами, — но меня-то там не было. Хомячиха, ты была?
— Нет, — тихо сказала Оливия.
— А ты, Кортни?
Прежде чем Кортни успела ответить, я посмотрела Маккензи прямо в глаза и сказала:
— Что, если я не хочу ничего заимствовать?
— С чего ты взяла, что это решать тебе? — спросила она.
Все тотчас стало ясно: у меня нет выбора. Элиза пыталась за меня заступиться, но бесполезно. Даже если бы я что-то и взяла, Маккензи ни за что не поверит, пока не увидит собственными глазами.
Я представила себе, как Маккензи принуждает других девочек поклясться, что те никогда не будут со мной разговаривать. Она обладала такой властью. Единственный, кто проигнорирует ее, это Элиза, и хотя я все еще считала Элизу своей лучшей подругой, я не хотела, чтобы меня выгнали из компании. Что угодно, только не это.
— Ладно. Что вы хотите, чтобы я позаимствовала?
Маккензи пожала плечами и принялась рассматривать свои ярко-красные ногти, как будто я зря тратила ее время.
— Что угодно. Мне все равно.
— Как насчет «Хот топик»[10]? — спросила Кортни.
Оливия расплылась в улыбке.
— Или магазина «Дисней».
— Только не «Дисней», — возразила Элиза. — Что она может там взять? Плюшевого Микки-Мауса?
Маккензи посмотрела на меня с гадкой улыбочкой в глазах.
— Нет, мне нравится идея с «Хот топик». Возьми что-нибудь крутое. Что-то в духе панк-рока.
Я знала: с ней лучше не спорить. На ватных ногах встала со стула. Такой мандраж меня не колотил еще ни разу в жизни.
К моему удивлению, Дестини тоже встала.
— Я пойду с ней, — сказала она.
Маккензи поморщилась.
— Зачем?
— Я черная. — Она хитро улыбнулась. — Все сотрудники будут наблюдать за мной.
И мы пошли, Дестини и я, пробираясь сквозь толпу, мимо семей, пар и охранников. Кровь шумела у меня в ушах. Я задыхалась.
Дестини наклонилась и прошептала мне на ухо:
— Расслабься. Все будет хорошо.
Ничего хорошего не было. Я бродила по залам «Хот топик», как будто понятия не имела, куда иду. Мне казалось, что все сотрудники смотрят на меня, хотя это было не так. Я продолжала искать глазами скрытые камеры, записи с которых докажут моим родителям, какой преступницей выросла их дочь.
Я обвела взглядом магазин в поисках вещей, которые можно легко положить в карман — брелок, бижутерию, — но каждый раз стоило мне что-то взять в руки, как я оглядывалась через плечо, чтобы убедиться, что за мной никто не следит, чем еще больше привлекала к себе внимание.
Наконец, Дестини подошла ко мне. Из-за оглушительной рок-музыки, гремевшей из динамиков, ей пришлось едва ли не крикнуть мне в ухо, чтобы быть услышанной.
— Пойдем.
Поняв, что мое время истекло, я запаниковала еще больше. Девочки будут ждать нас у магазина. Маккензи была уверена, что я ничего не возьму, и ее ожидания ее не подведут.
— Еще нет.
Дестини схватила меня за руку и потащила к выходу из магазина.
— Пойдем.
Кого я хотела обмануть? Я не собиралась ничего «заимствовать». Я знала: воровство — это дурно и не могла этого сделать. Позволила Дестини утащить меня. Она же наклонилась, чтобы меня обнять, и заверила, что все будет хорошо.
Эти объятия удивили меня. Зачем они? Все стало понятно лишь когда мы вышли из магазина и заметили остальных девочек, стоявших возле стойки «Викториас сикрет». Именно тогда Дестини прошептала мне:
— Левый карман.
Нахмурившись, я потрогала карман. Там действительно что-то лежало.
Маккензи стояла, вызывающе скрестив на груди руки.
— Ну и?
Я кивнула. Меня переполняла гордость, какой я раньше никогда не испытывала.
Маккензи прищурила голубые глаза.
— Покажи.
— Не здесь, — сказала Элиза. — Давайте вернемся в фудкорт.
— Хорошо.
Шагая позади Маккензи, я незаметно вытащила предмет из кармана. И сама поразилась, увидев, что это: браслет из черного шнура с четырьмя белыми бусинами. На каждой бусине была буква, и эти буквы вместе составили слово, от которого я чуть не расхохоталась. Но я с невозмутимым лицом вручила браслет Маккензи.
Бусины складывались в слово «сука».
Элиза и Оливия захихикали. Кортни поднесла ладонь ко рту, чтобы скрыть улыбку.
А вот Маккензи, похоже, не увидела ничего смешного.
— Забавно, — сказала она. Затем взяла браслет, провела большим пальцем по бусинам и бросила его в ближайшую урну.
Я так и не поблагодарила Дестини. На следующей неделе нам ни разу не удалось остаться наедине, а по прошествии времени было бы странно поднимать эту тему. Но она, похоже, не возражала. Это был наш маленький секрет.