— Но ты сказала, что она забанила тебя.
— Верно. Мой запрос о дружбе так и не был принят, и когда я снова заглянула в ее профиль, не смогла его найти.
— Возможно, она удалила свою страничку.
— О нет, она забанила меня. Это не очень красиво, но у меня есть фальшивый профиль, чтобы следить за некоторыми людьми, с которыми работаю. Знаю, ты подумаешь, я любительница сплетен, но иногда полезно знать, чем занимаются мои коллеги, не будучи у них в друзьях в «Фейсбуке». Как бы то ни было, я использовала этот профиль для поиска Маккензи, и она тотчас нашлась. Следовательно, эта сука забанила меня.
— А что насчет Элизы — она часто зависает в «Фейсбуке»?
Я не могла себе это представить. С другой стороны, прошло много лет с тех пор, как я ее видела. Когда-то она была моей лучшей подругой. Интересно, приняла бы она мой запрос о дружбе или отправила бы мне такой запрос, наткнись она случайно на мой профиль. А я? Как бы поступила я сама?
— Я ни разу не видела, чтобы она что-нибудь постила, но некоторые люди жутко скрытные, не так ли? У них есть страничка, но они почти никогда там не бывают, а если и бывают, то ни с кем не общаются, лишь тайно подглядывают. Вдруг у Элизы будет способ связаться с Маккензи? Может, она и сука, но имеет право знать, что происходит.
Кортни постучала пальцами по двери и посмотрела на меня.
— Ты поддерживала связь с Элизой после окончания школы?
— Нет. Вот только, погоди-ка, видела ее однажды пару месяцев назад.
— Где?
— В кабинете моего психотерапевта.
— Мне казалось, психотерапевт — это ты.
— Так и есть. Это не значит, что я сама не могу посещать психотерапевта.
— Так что случилось?
— Ничего такого. Обычно по пятницам у меня встречи в полдень, но в тот день мне нужно было прийти пораньше. Я сидела в фойе, листая журнал, когда из-за моей спины неожиданно вышла Элиза. Я сразу узнала ее, но не думаю, что она меня заметила. Она направилась прямо к двери.
Я не стала добавлять, что буквально застыла на своем стуле. Мне было так стыдно, что Элиза может увидеть меня, что я поспешила опустить голову. Даже в двадцать восемь лет я вновь ощутила себя гарпией, переживая о том, что девочки думают обо мне, о чем они шепчутся за моей спиной.
— Как ты думаешь, вы обе посещаете одного и того же терапевта?
— Без понятия. Там есть еще двое. Возможно, Элиза посещала одного из них, но через пять минут мой терапевт пригласила меня к себе.
— Без обид, но мне кажется странным, что ты сама мозгоправ и ходишь к мозгоправу.
— Мне нужно говорить с кем-нибудь о том, что происходит в моей жизни.
— Помогает?
— Иногда. — Я умолкла, не зная, сколь многое я готова раскрыть, а затем сказала: — Я посещаю своего нынешнего психотерапевта уже почти два года. После того как умер мой отец, мне было просто дерьмово, и я подумала, что будет полезно выговориться.
— Два года — это много.
— Это да. После того как мы проработали все о моем отце, я говорила с ней о Дэниеле, о работе… обо всем. Скажу честно: в моей жизни не так много людей, с которыми можно поговорить о личных проблемах.
— Ты сказала, твой нынешний. Раньше уже был другой?
Я кивнула.
— Да, недолго, еще в старших классах.
— Когда? Не помню, чтобы ты когда-нибудь мне об этом рассказывала.
— Это потому, что я никому не говорила, даже Бену. Чувствовала себя виноватой за то, что мы сделали с Грейс. — Я умолкла и посмотрела на Кортни. — Можно вопрос? Почему ты больше не пьешь?
Кортни не ответила, продолжая смотреть в окно на темные здания и поля у шоссе. Я решила, что задела оголенный нерв, но потом она шумно вздохнула и откинула голову назад на подголовник.
И рассказала мне, что это было пару лет назад, когда Джейн была еще жива и могла присматривать за Терри. Кортни поскользнулась на работе и сломала руку. Пару месяцев ходила в гипсе. Врач прописал ей от боли оксикодон. Лекарство действительно помогло. Но потом она продолжила принимать его просто так. Даже когда боль была вполне терпимой, она говорила врачу, что та не проходит. Он продолжал выписывать рецепты, не задавая вопросов.
По выходным Кортни по-прежнему ходила в клуб. Будучи под кайфом от оксикодона, она пила и танцевала, а потом… вырубалась. Часто она не могла вспомнить, что случилось потом. Однажды проснулась голой в постели случайного парня. В другой раз проснулась позади здания закусочной «Вендис», и на ней не было трусов.
Она поняла, что у нее проблема, что нужно остановиться, но не хотела ложиться в реабилитационный центр. Ей надо было работать. Она должна была заботиться о Терри. Поэтому она перестала выходить из дома по выходным. Что было не так уж сложно.
Прекратить пить и глотать оксикодон было труднее. Но она нашла в себе силы. Но, завязав с алкоголем, она пообещала себе, что никогда больше не будет этого делать. И вот уже почти четыре года не брала в рот ни капли спиртного.
— Поздравляю, — сказала я. Кортни выдавила улыбку и вытерла с глаз несколько слезинок.
— Спасибо. Но я кое-что не договариваю.
— Что именно?
— То, что касается тебя.
Я вновь недоуменно посмотрела на нее, и она вымучила еще одну улыбку.
— Я так и не поблагодарила тебя за ту ночь, когда ты пришла ко мне. Накануне твоего отъезда в Калифорнию. Я знаю, что тебе позвонила Джейн. Я мало что помню, но хорошо запомнила, как сказала что-то действительно глупое. Мол, для Терри было бы лучше, если бы я убила себя, а затем ты дала мне пощечину. Ты сказала мне, что я могу быть хорошей матерью. Что я сильнее, чем я думаю. Ты помнишь это?
Я поймала себя на том, что улыбаюсь.
— Да, я помню, я сказала это за пару секунд до того, как тебя вырвало. К счастью, успела вовремя подставить тебе ведро.
Кортни тихонько усмехнулась.
— Мне было так стыдно. Я не знала, что скажу тебе в следующий раз, когда мы с тобой увидимся. Но потом… ты не отвечала на мои звонки. Ты просто куда-то пропала.
Это задело меня сильнее, чем я ожидала, ведь, по правде говоря, у меня не было веской причины перестать общаться с Кортни. Вдруг она бы вновь завела разговор о Грейс, сказала бы, что это я виновата в том, что произошло? В тот раз Кортни была пьяна, и в каком-то смысле она была права. Просто тогда я отказывалась это признать.
— Извини. Просто так получилось.
Кортни лишь махнула рукой.
— Не извиняйся. Друзья расходятся. Такое случается.
Как-то уж слишком легко она простила меня. Мне вновь захотелось извиниться, попытаться все объяснить, но я сомневалась, что оно того стоит. Кортни, вероятно, даже не помнила, что она тогда сказала.
Она снова похлопала по дверной ручке и поерзала на сиденье.
— В любом случае, я никогда не забывала, что ты мне сказала. Что я сильнее, чем думаю. Нет, я знаю, так всегда говорят тем, кто находится в кризисе, но эти слова и вправду застряли в моей памяти. Даже когда я реально подсела на «окси», я продолжала твердить себе, что я сильнее, чем я думаю, потому что ты так сказала. Вряд ли тогда я действительно хотела завязать. Но однажды я посмотрела на Терри и вспомнила ужасную вещь, которую я когда-то сказала, и решила доказать, что и вправду сильнее.
Я молчала, не зная, что сказать. Кортни слишком хорошо обо мне думала. Из нас двоих именно она доказала, насколько она сильна. Я не имела к этому никакого отношения. Я уже было открыла рот, чтобы промолвить это, когда она спросила:
— Так что нам делать с Дестини?
— Пока не знаю.
— Я могу попытаться найти больше информации. Не хочу расхваливать себя, но я неплохо научилась копаться в «Фейсбуке» и прочем. Назови имя, и я почти гарантирую, что отыщу этого человека в социальных сетях. Если только он не установил настройки конфиденциальности так строго, что профиль будет виден только семье и друзьям. Я уже сталкивалась с этим раньше. Он есть, но ты его не видишь.
Кортни умолкла, задумчиво насупив брови.
— Вообще-то Грейс тоже может быть такой. Я пыталась найти ее после похорон Оливии, но не смогла. Даже «Гугл» ничего не нашел. В смысле, там было несколько Грейс Фармер, но не оказалось нашей. В любом случае, в сообщении, которое ты показала, сказано, что Дестини жила недалеко от Оушен-Сити, штат Мэриленд. Возможно, ее семья все еще там.
— Да, может быть.
Я произнесла эти слова машинально, думая о том, насколько иной была бы жизнь, будь у нас в средней школе социальные сети. Я знала, насколько серьезной проблемой стал кибербуллинг, агрессия в Интернете. Половина моих пациентов сталкивалась с ним ежедневно. Мне было страшно представить себе, какой жуткий вред мы могли бы нанести, будь у нас экран, за которым можно было бы спрятаться. При мысли, насколько хуже мы могли бы быть в иных обстоятельствах, мне стало дурно.
— Не знаю, смогу ли я поехать с тобой в Мэриленд, если это станет на повестке, — сказала Кортни. — Я не могу надолго оставлять Терри одну.
Она снова ссутулилась на сиденье, глядя в окно.
— Хотя было бы здорово взять ее. Терри еще ни разу не видела океана, — добавила она, разговаривая скорее сама с собой, чем со мной.
Я прикусила язык и сосредоточилась на шоссе. Какая-то часть меня не хотела раскрывать то, что Терри сказала мне сегодня вечером — я чувствовала, что это ее секрет, некая связь между нами обеими, — но другая часть понимала: ее мать должна это знать.
— Кортни?
— Да.
— Я думаю, что над Терри издеваются в школе.
— Знаю.
Ее ответ, то, как просто она это сказала, стало для меня полной неожиданностью.
— Ты в курсе?
— Конечно, в курсе. Она же моя дочь. Она рассказывает мне все. Я уже говорила об этом в школе, но издевательства — настоящая проблема. Там показушно рассуждают, что дети не должны третировать друг друга, но это все равно продолжается. Будь у меня возможность забрать ее оттуда, отдать в лучшую школу, я бы сделала это, не задумываясь.
Кортни замолчала, снова посмотрела в окно и покачала головой.