Потолок гаража был низким, а свет тусклым, из-за чего было трудно разглядеть ее лицо.
— Теоретически возможно, что спустя какое-то время нам наскучило терроризировать Дестини, и однажды, когда она уезжала на работу, мы решили устроить ей сюрприз. Возможно, что мы держали ее под прицелом и заставили завести мотор в гараже, а сами были в противогазах. А потом, когда она умерла, отправили сообщение ее жене, потому что, не знаю, нам показалось, что это будет прикольно?
Мы взбирались на четвертый этаж, машина ползла не быстрее пяти миль в час, двигатель тихо урчал.
— Затем, через несколько месяцев, мы решили, скажем так, понемногу отравлять Оливии жизнь. Одна из нас снова замаскировалась под Грейс, чтобы переспать с ее женихом, сделала фотки и отправила их Оливии. Может, даже добавила примечание, что не будь она такой жирной, жених не стал бы ей изменять. Такие подлости ведь в духе Маккензи, да и в моем, не правда ли? Ну, теоретически.
На четвертом уровне стояло всего несколько машин, но Элиза поехала на пятый, самый верхний. Теперь над нами было только небо, огромное, темное пространство.
— Теоретически возможно, что мы с Маккензи планировали иное самоубийство Оливии — скажем, передозировкой, — но позже той ночью нам открылась прекрасная возможность заставить ее спрыгнуть с моста в реку. Однако до этого Оливия невольно оказала нам услугу — случайно позвонила своей сестре и произнесла прозвище, которое мы дали Грейс — кстати, то самое, должна добавить, которое придумала ты.
Элиза доехала до самого дальнего места и остановила машину.
— Но, если мы с Маккензи замешаны в том, что случилось с Дестини, Оливией, Терри и всеми остальными — теоретически, конечно, — это возвращает нас к исходному вопросу. Зачем нам делать нечто подобное? Зачем рисковать?
Элиза поерзала на сиденье и взглянула на меня впервые с тех пор, как заговорила. Было в ее карих глазах нечто особенное, холодность, которой я никогда раньше не замечала.
— Гарпия навсегда, — сказала я. — И никаких «зачем». Вы с Маккензи всегда говорили так, когда мы учились в школе, верно? Воровать в магазинах? Распускать сплетни о ДБ и ее подругах? Не нужно причин. Просто ради прикола. Посмотреть, как далеко можно зайти и как все сойдет с рук.
Свет на приборной панели отражался от очков Элизы, и я подумала, нужны ли ей вообще очки, или они просто часть личины?
Она пару секунд смотрела на меня, а затем уголки ее рта приподнялись в легкой улыбке.
— Неужели все так просто? Теоретически, да. Все, о чем мы говорим, просто теория. Но не могла ли за всем, что случилось с Дестини, Оливией и Терри стоять одна-единственная причина, одна простая истина: мне осточертела моя жизнь?
Я ничего не сказала, и Элиза улыбнулась снова.
— Кто знает, возможно, однажды утром я вдруг посмотрела на себя в зеркало и поняла, насколько несчастна. Почти тридцать лет, хорошо оплачиваемая работа, внешность, с которой я могла бы иметь любого мужчину, какого только захочу. По идее, все это должно было сделать меня счастливой, верно? Дать некое… удовлетворение. Но нет, я — возможно — поняла, что несчастна, и голая правда заключалась в том, что я ничего не могла с этим поделать. Так было до того дня, когда я получила электронное письмо от старой подруги.
— Маккензи, — прошептала я.
Элиза продолжила, не пропустив ни секунды, как будто она меня даже не слышала.
— Возможно, эта старая подруга тоже был несчастна. Как и у меня, у нее, возможно, была прекрасная жизнь — успешный муж, двое замечательных детей, — но она ощущала себя в ловушке. Каждый день просыпаться для одной и той же скучищи: собирать детей в школу, выполнять бессмысленные хлопотные дела по дому, улыбаться, когда муж рассказывает свои дурацкие анекдоты. Эта подруга, она, конечно, не сказала мне об этом в том первом электронном письме… Возможно, оно содержало только ссылку на один из шифрованных мессенджеров, который через день удаляет ваши сообщения. Мы какое-то время переписывались, и ей пришла в голову отличная идея: почему бы не проверить наших старых подруг, посмотреть, чем они занимаются в этой жизни, так же ли несчастны, как мы.
Все еще улыбаясь, Элиза медленно покачала головой.
— Кажется, первой, кого мы проверили, была Дестини. Увидели, что она счастлива в браке, занимается любимым делом. Она была счастлива, по-настоящему счастлива. Как и Оливия, которая за эти годы сильно прибавила в весе, но, похоже, это ее больше не беспокоило — возможно, у нее появилось чувство собственного достоинства, — и она тоже была довольна своей работой. К тому же у нее был жених, от которого она была без ума, хотя парень не любил держать член в штанах. А затем Кортни, у которой, возможно, не самая лучшая работа. Ей вечно не хватает денег, зато у нее дочь, которую она обожает, и видно, что, хотя ей подчас трудно исправно платить за квартиру, в целом она довольна жизнью.
Улыбка исчезла с лица Элизы, ее взгляд стал задумчивым.
— И наконец, маленькая Эмили Беннет. Она психотерапевт, что, похоже, ей нравится. У нее красавчик-жених, как и у Оливии, правда, в отличие от того член в штанах держит. Маленькая Эмили Беннет. Со стороны могло показаться, что ее жизнь идеальна, и тем не менее… можно было точно сказать, что в ее жизни нет никого, кроме матери и жениха. Что у нее вообще нет близких друзей. Что в некотором роде она видит в своем психотерапевте подругу, кого-то, с кем можно поговорить, кому можно излить душу. Что, признаем, довольно жалко, но, смею предположить, именно так бывает с теми, кто несчастен. Имей в виду, это все гипотетически, но даже в этом случае, Эмили, скажи мне, почему так? Почему такой молодой женщине, такой как ты, не удалось найти счастье?
Я ничего не сказала. Не потому, что нечего было — как раз-таки, наоборот, — но я не хотела доставлять ей такое удовольствие.
Улыбка появилась снова.
— Допустим, все это произошло. Допустим, чисто теоретически, что эта подруга и я вдвоем решили, что несправедливо только нам быть несчастными. Потому что, как ты сказала, гарпии навсегда. Допустим, что мы решили немного повеселиться вдвоем и потратили месяцы, а может, и год, работая над тем, как провернуть задуманное. На первый взгляд мы продумали все до мелочей, но сейчас… Похоже, мы действовали слишком поспешно, не так ли?
— Поспешно, потому что мы в итоге узнали правду.
— И что это за правда?
— Грейс Фармер мертва.
— О да. Думаю, это логично. Теоретически, конечно.
Здесь, на верхнем уровне гаража, в окружении пустых и темных машин, казалось, будто мы совсем одни в этом мире.
— Сегодня вечером мы должны были умереть на той поляне, не так ли?
— Кто мы?
— Кортни, ее дочь и я. Ты… ты ожидала Маккензи. Но она так и не появилась, и ваш план пошел псу под хвост.
Элиза вновь улыбнулась, и почему-то улыбка эта была даже холоднее, чем взгляд ее глаз.
— Какая захватывающая теория, Эмили. Весьма скандальная. Допустим, все это правда, и что дальше? Предположу, ты позвонишь детективу Эрнандесу, а потом…
Она не договорила и склонила голову набок, ожидая увидеть мою реакцию, а когда я ничего не сказала, усмехнулась.
— Звучит безумно, когда говоришь это вслух, не так ли?
Я взглянула на сумку на центральной консоли и вновь подумала о пистолете. Интересно, успею ли я отобрать его у Элизы?
— У меня есть другая теория, — сказала Элиза.
Ее левая рука скользнула между сиденьем и дверью и вынырнула с пистолетом. Она положила его себе на колени, стволом в мою сторону.
— Согласно этой теории, ты никогда не была счастлива в своей жизни. По какой-то причине у тебя всегда были проблемы. Вероятно, потому что ты издевалась над другой девочкой, когда учились в школе, и дело дошло до того, что та девочка пыталась покончить с собой. Что поделать. Тогда ты была подростком. Глупым, безрассудным, безответственным подростком. Тем не менее это всегда преследовало тебя, и, узнав о смерти двух старых подруг, ты начинаешь еще больше думать о той девочке, становишься буквально одержима. Доводишь себя до психического срыва. Постишь в «Фейсбуке» то, чего не стоит там постить, за что тебя увольняют с работы. Затем тебя бросает твой красавчик-жених. Дочь твоей подруги пропадает, и да, ее нашли, так что это счастливый конец, но все же для тебя он становится последней каплей, и ты просто… Скажем так, ты просто не в силах это больше терпеть.
Я облизала губы и вновь обрела дар речи.
— Ты не можешь заставить меня убить себя.
— Думаешь?
— Я все расскажу полиции.
— Уверена, полиция сочтет это весьма интересным. Вопрос, конечно, в том, какие у тебя доказательства моей причастности?
Интересно, услышит ли кто-нибудь выстрел, если она нажмет на курок?
— Есть чат в «Фейсбуке» с аккаунтом Грейс Фармер. Есть снимок Терри, связанной, в багажнике машины.
Впервые Элиза рассмеялась тихим ровным смехом.
— Ты права, полиции было бы очень интересно это увидеть. К сожалению, чата больше не существует.
Моим первым побуждением было сказать ей, что она ошибается, но потом я поняла.
— Ты выключила ноутбук, перед тем как мы уехали.
— Да.
— Ты удалила чат.
— Да.
— Но моя мать все еще дружит с фальшивой Грейс Фармер.
— Считаешь? Но это проблема социальных сетей. Человека можно заставить исчезнуть одним нажатием кнопки.
— Подобные данные не исчезают просто так. Их можно восстановить.
— Верно. Но даже если ты их восстановишь, что именно это докажет? Кто-то похитил Терри. Кто-то болтал с тобой в «Фейсбуке». Но этим кем-то явно была не я. Я все это время стояла рядом с тобой.
— В ту ночь меня не было на Ферме, верно?
— Может, да, может, нет. Разве это имеет значение в данный момент?
Я не ответила, и Элиза снова улыбнулась.
— Я знаю, кто ты такая, Эмили. Знала с подготовительного класса, когда увидела тебя на перемене, когда ты стояла одна. Я знала, что тогда ты была слаба, точно так же, как я знаю, что ты слаба сейчас. И знаешь что? Это нормально. Миру нужны слабые люди. Не все могут быть такими сильными, как я. Должен быть баланс. Ты можешь думать, что ты крутая и умная, что можешь неким образом со всем этим бороться, но мы обе знаем: тебе страшно. И это нормально. Иногда нужно бояться.