«Ты сложена как двенадцатилетняя девчонка, — говорил ей Гаст. — Ты теснее Сюзанны».
Фрида обхватывает ногами поясницу Уилла. Она помнит руки в больнице. Пять различных рук за тридцать четыре часа: три врача-ординатора, два акушера. Ее мучители. Их руки заходили внутрь, вверх, шарили внутри, проверяли положение головки плода. Против воли Гаста ей сделали эпидуральную анестезию на пятнадцатом часу. На тридцать втором часу ей сказали, что можно тужиться. Два часа спустя головка ребенка оставалась в том же месте. Никакого прогресса, сказали они. Частота сердцебиений ребенка падает. Появились еще доктора и медсестры. Ее тело при продолжающихся схватках быстро перенесли в операционную, где ее ждала дюжина человек в масках. Кто-то пристегнул ей руки к столу. Кто-то установил над ней голубую занавеску. Ее тело стало стерильным полем.
Свет был невыносимо ярким. Анестезиолога она возненавидела. «Вы это чувствуете?» Прикосновение к щеке. «А это?» Прикосновение к животу. «Нет? Хорошо».
— Детка, ты в порядке? — спрашивает Уилл.
— Продолжай.
Доктора разговаривали о кино, которое недавно смотрели. Она слушала, как звякают их инструменты. Гаст сидел у ее головы, он онемел от усталости, не смотрел на нее. Она сказала ему, что должна была попробовать еще, посильнее. Ждала, что он скажет: «Нет, не должна», — назовет ее храброй. Кто-то положил руки на ее плечи. Ей нравился хрипловатый голос этого человека, спокойная тяжесть его рук. Она на все была готова ради него. Он продолжал прикасаться к ней, гладил ее волосы. Потом сказал: «Вы сейчас почувствуете небольшое давление».
Фрида прикрывает глаза козырьком ладони и смотрит на эркерное окно Гаста и Сюзанны. Она пришла на двадцать минут раньше назначенного. В прошлом году они купили просторный кондоминиум в нескольких кварталах от Музея искусств на недавно облагороженном участке Спринг-гардена. Сюзанна родилась в семье «старых денег» в Виргинии. За кондоминиум наличными заплатили ее родители и к тому же дали ей ежемесячное содержание. Каждый раз, приходя к ним, Фрида не может воздержаться от сравнений. В их доме в изобилии естественный свет и высокие потолки, в каждой комнате марокканские ковры. Несколько диванов, обитых бархатом темно-синего цвета. Растения на каждом подоконнике, вазы со свежими цветами на антикварных деревянных столиках. Картины, писанные друзьями Сюзанны, мебель, передававшаяся из поколения в поколение. Фрида в порядке самоистязания просматривает по вечерам последние посты Сюзанны в «Инстаграме». Она видит своего прекрасного щекастого ребеночка на покрывале из овечьей шерсти или дизайнерских одеяльцах, идеально подходящих к интерьеру комнаты.
Социальная работница опаздывает на четыре минуты, потом на пять, потом на девять, потом на двенадцать. Сегодня утром социальная работница увидит, что в доме Гаста и Сюзанны всегда безукоризненно чисто. Она не узнает, что к ним раз в неделю приходит уборщица.
Гаст вчера отправил ей эсэмэску, сообщил: Сюзанна извиняется, что не сможет присутствовать — она на ретрите в Беркширских горах. Она просит передать слова любви и поддержки Фриде. «У тебя получится», — отправила сообщение Сюзанна.
Фрида проверяет свое отражение в стекле автомобильного окна. В фильмах про матерей, ищущих искупления, плохие матери такие героини, прячут свои пороки под скромными шелковыми блузочками, заправленными в безвкусные юбки. Они носят туфли на низком каблуке и телесного цвета колготки. Фрида одета в серую шелковую блузку без рукавов, кардиган с воротником, отделанным блестками, черную юбку до колен, туфли на низких шпильках. Челка у нее аккуратно выровнена, накрасилась она скромно, волосы пригладила и собрала в низкий хвостик. У нее целомудренный и безобидный вид женщины среднего возраста, то ли воспитательницы из детского сада, то ли матери-домохозяйки, считающей минет необходимым злом.
Продолжительное общение, говорит социальная работница. Час игры и разговоров. Фрида не может оставаться с Гарриет наедине, не может вывести ее на улицу, не может принести ей подарок. Социальная работница будет обеспечивать физическую и эмоциональную безопасность ребенка.
Фрида чувствует прикосновение к своему плечу.
— Доброе утро, миз Лью.
Социальная работница снимает зеркальные солнцезащитные очки. У нее великолепно здоровый вид. Бледно-розовое платье подчеркивает медную кожу, красоту обнаженных рук и осиную талию. На ногах лодочки из лакированной кожи телесного цвета.
Они обмениваются любезностями, перекидываются словами о погоде — день сегодня солнечный и сухой, температура почти восемьдесят пять[4]. Социальная работница чуть не сто лет нарезала тут круги, пока не нашла место для парковки, да и то в четырех кварталах.
— В этот район я почти не приезжаю.
Фрида спрашивает, не получит ли она с Гарриет немного дополнительного времени — ведь начинают они позже.
— Вы сказали, у нас будет час.
— Я не могу передвинуть другие встречи.
Во второй раз Фрида не спрашивает. У двери она предлагает воспользоваться своим ключом, но социальная работница говорит «нет». Она звонит в квартиру 3F. Наверху социальная работница просит Фриду подождать за дверью, пока она не поговорит с Гастом.
Фрида достает телефон. Они опаздывают уже на восемнадцать минут. Она надеется, что Гаст подготовил Гарриет. «Дело не в том, что мамочка не хочет побыть с тобой подольше. Дело не в том, что мамочка не хочет приносить тебе подарков. Все это для мамочки лишено смысла». Вероятно, и для Гарриет тоже. Гарриет думает, что маме дали тайм-аут. Социальная работница попросила Гаста объяснить это дочери понятным для нее языком. Не имеет значения, сказала социальная работница, что Гаст и Сюзанна не устраивают тайм-ауты[5] для ребенка. Гарриет так или иначе поймет, в чем суть.
Фрида прижимает ухо к двери. Она слышит, что социальная работница возится с камерой. Гарриет хнычет. Гаст пытается ее успокоить, говорит, чтобы не боялась.
— Тебе нечего бояться, — говорит Гаст. — Это только мамочка. Миз Торрес и мамочка.
Фрида не хочет, чтобы между их именами устанавливалась связь. Она не хочет быть здесь с сопровождением. Когда Гаст открывает дверь, социальная работница стоит за его спиной и уже снимает.
Гаст обнимает ее.
— Как она? — спрашивает Фрида.
— Немного капризничает. Не понимает, что происходит.
— Сочувствую. — Она надеется, он не заметит, что она недавно трахалась. Она заставила Уилла пообещать, что он никому не скажет. Прошлым вечером у нее на трусиках была кровь. До сих пор саднит.
— Миз Лью, давайте начнем.
Гаст говорит, что будет в своем кабинете, если им что понадобится. Он на ходу целует ее в щеку.
Гарриет прячется под кофейным столиком. Фрида оглядывается на социального работника. Плохое начало. Социальная работница следует за Фридой в гостиную, где та опускается на колени рядом с распростертым телом Гарриет и опасливо гладит ей животик.
— Я здесь, детка. Мамочка пришла. — Комок у Фриды не в горле — в глазах, в кончиках пальцев. «Пожалуйста, — думает она. — Пожалуйста, детка». Гарриет высовывает голову и улыбается, она складывается калачиком, закрывает лицо руками. Она не двигается с места.
— Мамочка, иди. — Гарриет манит Фриду присоединиться к ней под столом. Когда Фрида пытается ухватить ее за ноги, Гарриет отодвигает их. Фрида спрашивает, прошел ли уже час.
— У вас осталось тридцать пять минут, миз Лью. Почему бы вам не начать играть? Мне нужно увидеть, как вы с ней играете.
Фрида щекочет босые пяточки Гарриет. Гаст и Сюзанна облачают ее в одежду такого унылого цвета. На Гарриет серая рубашечка и коричневые легинсы. Скоро Фрида купит ей новые платьица. С полосками и цветочками. Они снимут новый дом. В другом районе. Чтобы не было плохих воспоминаний.
— Раз, два, три! — Фрида за ноги вытаскивает Гарриет из-под стола. Гарриет радостно визжит.
Фрида поднимает ее.
— Дай-ка я посмотрю на тебя, детка.
Гарриет улыбается, показывая несколько молочных зубов. Она липкими ладошками обхлопывает блузку Фриды. Фрида покрывает ее поцелуями. Она проводит пальцем по ресницам Гарриет. Поднимает фуфаечку на дочери, с фырканьем проходится губами по ее животу, отчего Гарриет хихикает. Это единственная радость, которая важна для нее. Все зависит от того, позволено ли ей или нет прикасаться к своему ребенку, видеть ее.
— Мамочка так по тебе скучала.
— Не шептать, миз Лью.
Социальная работница в двух футах от нее. Фрида чувствует ванильный запах ее парфюма.
— Миз Лью, не закрывайте от меня лицо ребенка. Почему бы вам не начать играть? У нее здесь есть какие-нибудь игрушки?
Фрида загораживает Гарриет своим телом.
— Пожалуйста, дайте нам минуту. Мы не видели друг друга одиннадцать дней. Она же не тюлень.
— Никто не сравнивает ее с тюленем. Это вы пользуетесь таким языком. В ваших интересах поскорее начать.
Гаст и Сюзанна держат игрушки Гарриет в деревянном коробе рядом с кроваткой. Гарриет отказывается сделать несколько шагов к коробу. Она хватается за ногу Фриды и требует, чтобы мать ее несла. С Гарриет на бедре Фрида достает фетровых кукол и мягких зверушек, деревянные кубики с детскими стишками. Она пытается увлечь Гарриет наборной пирамидкой из колечек, резным динозавриком на колесах.
Гарриет не хочет, чтобы Фрида опускала ее на пол. Она смотрит на социального работника испуганными глазами, подняв брови.
Фрида знает это выражение. Она возвращает Гарриет на пол.
— Детка, извини. Нам нужно поиграть. Мы можем с тобой поиграть для этой замечательной тети? Пожалуйста, детка. Пожалуйста. Давай поиграем.
Гарриет пытается забраться на колени матери, а когда Фрида наскоро обнимает ее и просит выбрать игрушку, Гарриет начинает вопить. Ее капризность набирает обороты с пугающей скоростью и переходит в полномасштабное вулканическое извержение. Гарриет падает животом на ковер, молотит по нему руками и ногами, испускает птичий вопль, который слышен по другую сторону океана.