Матери поднимаются на ступени, ведущие из вестибюля на второй этаж, но пропускают Линду, а на Фриду поглядывают вопрошающими, недоуменными взглядами. Фрида замедляет шаг. Она хочет дать понять, что не шестерка Линды, что здесь не женская тюрьма. Пусть никто не думает, что она уже чья-то шестерка.
Они в старом здании биологического факультета. Класс 2Д — прежняя лаборатория. Здесь все еще пахнет формальдегидом, что пробуждает воспоминания о лягушках и утробных поросятах. Здесь на двери с матовым стеклом надпись «Оборудование», классная доска, учительский стол, часы и настенные шкафы, но ни одного стула и никакой другой мебели. Матери складывают свои куртки в углу и устремляют глаза на часы. Над дверью висит камера, еще одна над доской. Четыре высоких сводчатых окна выходят на лес. Солнечный свет попадает в комнату, согревает матерей, которым сказали, что они должны сесть на пол кружком и скрестить ноги.
— Как в детском саду, — говорит Линда, которая держится рядом с Фридой.
Матери сидят кружком. Их инструкторы — миз Руссо и миз Каури — ровесницы Фриды, на обеих розовые халаты поверх темных свитеров, сшитые на заказ брюки, удобная медицинская обувь. Миз Руссо, более высокая из двух, — пухленькая белая женщина с хорошо поставленным голосом и стрижкой под мальчика. Она разговаривает руками. Миз Каури — миниатюрная худая женщина, судя по ее виду, она с Ближнего Востока, у нее выдающиеся скулы, кудрявые седеющие волосы до плеч, мелодичный акцент и осанка балетмейстера из Восточной Европы.
Они просят матерей представиться, назвать свое правонарушение, а также конкретные детали того вреда, который они нанесли детям. Здесь пять женщин, включая Фриду и Линду. Фрида радуется, увидев Лукрецию, дружелюбную мамашу, с которой она познакомилась во время завтрака. Лукреция начинает первой, рассказывает, что ее дочка сломала руку, упав с ледяной горки. Фрида дружески кивает ей. Лукреция и Линда обмениваются негодующими взглядами. Белая девица-подросток по имени Мерил попала сюда из-за наркотиков, обнаруженных в ее доме, и синяков на руке ее дочери. Молодая белая женщина по имени Бет лишилась права опеки после посещения психиатрической больницы. Если она опасна для себя, то и дочь ей доверить нельзя. О Лукреции и Мерил в СЗР сообщили доктора из приемного покоя. На Бет донес ее бывший бойфренд.
На первый взгляд Фриде кажется, что Мерил и Бет похожи, но физического сходства между ними нет, у них только одинаковое окаменевшее выражение лица. У обеих девиц темные волосы. У Мерил курчавые и крашеные, иссиня-черные, каких не бывает в природе, к тому же они не совпадают по цвету с бровями. У Бет волосы прямые и глянцевитые, темно-каштановые. Судя по виду Мерил, с ней лучше не связываться. У Бет загнанный вид погубленных пташек Уилла, ее кожа черной ирландки[7] хорошо гармонирует с румянцем стыда и слезами.
Фрида и Линда старшие в классе, обе здесь за небрежение и оставление в опасности. Фрида рассказывает им о своем очень плохом дне и чувствует на себе восхищенный взгляд Линды.
Миз Каури благодарит их за рассказы. Миз Руссо извиняется и уходит в комнату с оборудованием. За матовым стеклом они видят движение, слышат шарканье, шорох, смех и высокие младенческие голоса.
Матери сидят, затаив дыхание, и слушают, надеясь на невозможное. Лукреция подтягивает колени к груди и шепчет:
— Бринн? Ты там?
Фрида отворачивается. Вероятно, это записи, имеющие целью принудить их к подчинению, поддерживать в них отчаяние и надежду в течение этих месяцев, когда они не могут взять на руки собственного ребенка. Судья никогда бы не допустил этого. Гаст не допустил бы этого. Гарриет сейчас на пути в аэропорт. Фрида не хочет, чтобы Гарриет когда-нибудь оказалась рядом с этим местом, с этими людьми, но, если бы каким-то образом во времени и пространстве открылась щель, в которую ей доставили бы ее ребенка, она бы сделала все, что ей сказали. Если бы она могла сейчас взять Гарриет на руки. Если бы она подержала ее на руках десять минут, это позволило бы ей продержаться долгую зиму.
Когда миз Руссо открывает дверь комнаты с оборудованием, за ней выходят пять девочек, едва начинающих ходить, они принадлежат разным расам: одна черная, одна белая, одна латиноамериканка. Две девочки полукровки: одна наполовину черная, наполовину белая. Другая вроде бы евроазиатка. Девочки — зеркальные отражения матерей, одеты в синие комбинезоны и тапочки.
Круг женщин сжимается. Они чуть не касаются друг друга плечами, на мгновение становятся одной матерью, гидрой с разочарованными лицами.
Гарриет показалась на минуту такой близкой. Фрида воображала, что она скажет Гарриет, как прикоснется к затылку дочери и погладит пушок сзади на затылке. Хотя девочки подходящего возраста и роста, а маленькая полуазиатка смотрит прямо на нее, она — не Гарриет. Фрида готова отвесить себе тумака за надежды.
Миз Руссо и миз Каури ведут девочек цепочкой в класс, к месту перед доской. Дети хихикают и машут ручками.
— Успокойтесь, — говорит миз Руссо, подталкивая одну из девочек в то место, из которого она выбилась. — Класс, мы хотим начать с маленького сюрприза, который мы приготовили для вас.
Миз Каури поднимает руки.
— На счет три. Готовы? Один… два… три!
— Привет, мамочка! — кричат дети. — Добро пожаловать!
Здание наполняется звуками. Голоса проникают по вентиляционным каналам. В других классных комнатах дети постарше, девушки, тинейджеры. Если не считать охрану, все голоса женские. Это здание предназначено только для матерей с дочерями.
По всему зданию разносятся крики матерей. В коридоре кутерьма, одна из женщин кричит на охранника, другой приказывают вернуться в класс, матери спорят с инструкторами.
Одноклассницы Фриды выкрикивают вопросы. Бет требует встречи с миз Найт, исполнительным директором. Лукреция хочет знать, откуда взялись дети. Где их родители?
— Дамы, проявите терпение, — говорит миз Каури. Она просит их не кричать, поднимать руки и не говорить, пока к ним не обратятся. — Вы пугаете девочек.
Инструкторы соединяют матерей и малышей парами, подбирая по цвету кожи, этнической принадлежности их настоящих детей. Ребенок Мерил должен быть полукровкой. Полуазиатка принадлежит Фриде.
— Можете ее обнять, — говорит миз Каури. — Ну же. Обнимите ее. Она ждала встречи с вами.
— Ждала?
Фрида держит девочку на расстоянии вытянутой руки. Девочка, возможно, наполовину китаянка, или японка, или кореянка. Как и в случае с Гарриет, на вид определить невозможно. Девочка делает шаг к Фриде. Ее глаза и брови идеально симметричны. На коже нет царапин или родимых пятен. Глаза у нее более азиатские, чем у Гарриет. Остальное лицо, структура кости более европейские. Черты лица у Гарриет мягкие, и вся она какая-то бархатная. У этой девочки веснушчатое лицо в форме сердечка, золотистая кожа, узкие миндалевидные глаза, шелковистые светло-каштановые волосы, прямее и светлее, чем у Гарриет, высокие скулы, заостренный подбородок. Она более тощая, чем Гарриет, руки у нее изящные, пальцы длинные.
Фриде она напоминает волчонка, лисенка. Легко представить, какой она будет, когда станет постарше, когда станет взрослой.
Куда бы ни ходила Фрида с Гарриет, она повсюду слышала комплименты в адрес пухлых щечек дочери. Ее родители называют Гарриет сяо лонь бао — пельмешка. Фрида в детстве ненавидела свое круглое лицо, но она так гордится пухлыми щеками дочки. Не забыть сказать Гасту, чтобы давал Гарриет достаточно жиров, коровьего молока, только не миндального, не соевого или овсяного. Если она, вернувшись, увидит, что Гарриет стала такая же тощая, как эта девочка, им мало не покажется.
— Как тебя зовут? — Девочка смотрит на нее пустым взглядом. — Ну, хорошо, можешь не говорить. Ты не обязана. А меня зовут Фрида. Рада с тобой познакомиться.
— Привет, — говорит девочка, растягивая слоги.
Девочка опускается на четвереньки и начинает обследовать ноги Фриды. Она раскатывает штанину комбинезона, проводит пальцами по желтому шву. Ах, если бы Гарриет вела себя так спокойно во время посещений. Фрида прикасается к щечке девочки. Ее кожа на ощупь кажется Фриде странной. Восковой. Слишком идеальной. Губы сухие, тогда как у Гарриет всегда влажные. Фрида нюхает макушку девочки, предполагая, что у нее будет запах детского мыла, как у Гарриет, но ощущает запах резины, как в салоне новой машины.
Инструкторы просят их внимания. Миз Руссо нужен доброволец, и она выбирает малышку Лукреции — та хихикает, когда ее сажают на стол инструктора. Миз Руссо начинает расстегивать форму на ребенке.
— Что вы делаете? — кричит Лукреция. Она смотрит ошарашенным взглядом, как миз Руссо снимает с девочки трусики.
Миз Руссо поворачивает девочку. Матери охают. Сзади на спине девочке синяя пластмассовая шишечка круглой формы. Миз Руссо крутит руки девочки, и они слышат, как хлюпает внутри густая жидкость. Она нажимает пальцем на щеку девочки, отчего левая сторона ее лица впадает внутрь. Девочка встряхивает головой, и щека принимает прежнюю форму.
Матери начинают отодвигаться от малышей. Фрида снова думает о космосе, об астронавтах, покидающих корабль и умирающих от нехватки кислорода. Она прокручивает в голове ряд немыслимых сценариев, будучи уверена, что галлюцинирует. Вероятно, это последний отзвук того затянувшегося лихорадочного бреда, подпитывавшегося несколькими месяцами наблюдения за ней, недоедания и разлуки с дочерью.
Когда шишечку отвинтили, под ней оказалось отверстие диаметром дюйма в четыре. Миз Руссо залезает внутрь ложкой, а когда достает ее, ложка полна жидкости цвета электрик, напоминающего антифриз.
— Охладитель, — говорит миз Руссо. — Защищает девочек от перегрева.
Фрида щиплет себя за руку. Лукреции плохо. Миз Руссо возвращает внутрь жидкость с ложки, одевает девочку, возвращает ее пораженной Лукреции.
— Они удивительные, правда?