Миз Руссо расстегивает форму на Эммануэль, просит Фриду отвинтить заглушку на спине. Фрида смотрит на замерших в ужасе кукол и спрашивает, не могут ли они проделать это где-то в другом месте.
— Они это видели уже сто раз.
Миз Каури дает Фриде резиновые перчатки длиной до локтя. Фрида должна быть осторожна. Если синяя жидкость попадет ей на кожу, появится сыпь.
Если существует объятие раскаяния, то разве не может быть и прикосновения с тем же смыслом? Фрида радуется, что им не надо залезать в вагину или анус куклы, но, отвинчивая колпачок, после того как миз Руссо положила куклу и сказала, чтобы та не двигалась, Фрида чувствует себя насильником.
У синей жидкости гнилостно-молочный запах, но с химическим оттенком, словно свернувшееся молоко сбрызнули освежителем воздуха. Фрида чувствует, как тошнота подступает ей к горлу. Миз Каури дает ей расширитель, чтобы она увеличила отверстие. Кукла сучит ногами. Она визжит в стол.
— Нельзя ее выключить?
— Мы ценим вашу заботу, Фрида, но нам нужно, чтобы у жидкости была надлежащая температура.
Миз Каури дает Фриде фонарик. Фрида предполагает увидеть внутри шестерни, провода, кнопки, волокна, но ничего такого там нет. Синяя жидкость густая и блестящая. В ней поверху плавает несколько шариков размером с те, которыми играют в гольф.
Миз Каури приносит четыре пустые немаркированные канистры. Она откидывает крышки, берет длинную металлическую ложку с зубчатой кромкой. Жидкость будет отправлена на завод-изготовитель кукол и переработана для повторного использования. Миз Руссо находит металлический барабан, в который Фрида может перелить отработанную жидкость.
Фрида извиняется перед Эммануэль, вылавливает шарики и выкладывает их в емкость для отходов, потом, сдерживая рвоту, вычерпывает синюю жидкость ложкой. Эммануэль погружена в транс. Не исключено, что Фрида, вынуждая куклу разъединиться с телом, причиняет ей самую сильную боль, какую та испытывала.
Ребенком Фрида любила растянуться на материнских коленях, чтобы мать, смотрящая телевизор, почесала ей спинку. Иногда мать чистила ей уши ваткой, накрученной на спичку. Она помнит удовлетворенность в голосе матери, когда ей удавалось выковырять особенно большой кусок ушной серы. Приглушенный барабанный звук, если спичка слишком глубоко заходила в ушной канал. Ощущение будто спичка скребет перепонку. Она была рада оглохнуть, если это означало продление близости с матерью.
У Эммануэль не будет таких нежных воспоминаний. Фрида обследует очищенную полость — она металлическая, но гибкая, двигается с дыханием куклы. Новая жидкость шипит при контакте с телом куклы. Эммануэль цепенеет. Она открывает рот в безмолвном крике. Фрида убирает расширитель. Отверстие возвращается к своему нормальному размеру.
— Кажется, мы закончили. Ты в порядке, детка?
Эммануэль не смотрит на нее. Ее тело обмякает, пока Фрида поправляет на ней форму. Ее лицо и руки обретают прежнюю гладкость. Инструкторы смотрят на Фриду, которая прижимает ухо к груди куклы, пытается прощупать пульс на запястье. Они улыбаются и делают записи в своих девайсах.
На следующий день Эммануэль апатична и погружена в себя. Она отказывается говорить. Смотрит в пространство. Она больше не плачет. Она словно стала совсем другим ребенком. Миз Руссо говорит, что это естественно. После чистки куклы становятся застенчивыми.
Ямочки на коже появляются и у других кукол. За едой одноклассницы Фриды разговаривают эвфемизмами, словно говорят о сексе. Зубчатую ложку они называют «штуковина», синюю жидкость — «вещество», ямочки на телах кукол становятся «проблемами».
Все считают, что жестоко заставлять других кукол присутствовать при этой операции. Бет слышала охи.
— Нам должны были сказать о побочных эффектах, — говорит Лукреция. — Не люди, а зомби какие-то.
Прием психолога на этой неделе отменяется. У матерей нет никого, с кем они могли бы обсудить странность прошедшей операции или их вину. Им не у кого спросить, влияет ли как-нибудь на их шансы тот факт, что характер кукол изменился.
Линда высмеивает их, говорит, что это уж никак не хуже, чем убирать говно или рвоту. Когда ямочки появляются и у ее куклы, остальные отыгрываются на ней.
— Надеюсь, там есть плесень, — говорит Лукреция.
— Может, ей придется работать голыми руками, — добавляет Бет.
Они с Лукрецией постукивают вилками о тарелки.
Линда появляется в обеденном зале, когда вся еда уже разобрана. Персонал столовой дает ей яблоко и три пакета крекеров.
— Никто не оставил для меня еды? — спрашивает она.
Ее одноклассницы извиняются.
Проходит еще неделя. Воскресные звонки отменяются — нелады с интернетом. В понедельник куклы появляются из комнаты оборудования, у них стеклянные глаза, на лицах отсутствующее выражение, какое бывает у выживших в автомобильной катастрофе. Кукла матери-подростка онемела. Эммануэль отшатывается, когда Фрида пытается к ней прикоснуться. Материнский язык группы достигает невыносимых высот, когда они пытаются пробиться через лед, которым куклы отгородились от них, будто видят их в первый раз.
Фрида читает книгу про двух дружных поросят, но Эммануэль отталкивает ее, ползет к Лукреции и ее кукле. Фрида и Лукреция смотрят ошарашенно на кукол, которые похлопывают друг друга по лицам и рукам, ищут ямочки.
— Бо-бо, — говорит Эммануэль.
— Больно, — отвечает кукла Лукреции и трет себе живот.
— Помочь. — Эммануэль поворачивается к Фриде. — Мама. Помочь.
Чтобы приободрить кукол, инструкторы удивляют класс — предлагают им часовую прогулку. Они раздают голубые детские комбинезоны, шапочки, рукавички, сапожки. Матери тратят немало сил, чтобы одеть кукол.
Миз Каури ведет их к огороженной части двора. Первые минуты на улице проходят тихо, куклы просто дышат, с удивлением разглядывают уплывающие облачка своего дыхания. Они смотрят на солнце. Медленно вращаются и падают. Они впервые видят снег, впервые прикасаются к нему, на их лицах выражение удивления. Фрида помнит, как Гарриет ловила снежинки, как плакала, когда они таяли.
Эммануэль показывает на снег и спрашивает:
— Есть?
— Нет-нет. — Фрида не дает Эммануэль поднести снег ко рту. — Он из воды. Это замерзшая вода. Но ты не пьешь воду. Я пью, а ты — нет. У тебя от снега наверняка будет болеть живот.
— Я есть!
— Пожалуйста. Ты просто играй с ним. Не ешь. Тебе это вредно.
Линда и Бет со своими куклами лепят снеговиков. Лукреция учит свою «дочку» делать снежного ангела. Ее кукла капризничает, не хочет надевать варежки и шапочку. Каждый раз, когда Лукреция надевает ей варежки и шапочку, кукла скидывает их с себя. Лукреция пытается вразумить ее:
— Крошка, ты должна надеть это, чтобы не замерзнуть.
— Нет! Не хочу!
— Детка, я тебе говорю — ты замерзнешь. Слушайся мамочку. Мне нужно, чтобы ты слушалась. Я тогда тобой буду гордиться. Я знаю — ты это можешь.
Кукла начинает топать ногами. Она начинает плакать, визжать, кричать, наконец Лукреция сдается и позволяет ей снять варежки и шапку. Кукла бросается на снег, переворачивается на спину, начинает извиваться и сучить руками, чтобы получился еще один ангел. Лукреция показывает ей, как нужно одновременно и плавно двигать руками и ногами. В кудряшки куклы, за воротник набивается снег.
— Хорошо бы так каждый день, — говорит Фриде мать-подросток.
Окна другого учебного здания отражают солнечные зайчики. Волосы матери-подростка падают ей на лицо. Фрида заводит их за ухо. Мать-подросток тоже не хочет носить шапку, как Фрида ее ни убеждает. На днях они разговаривали о порядках, заведенных в их домах. Мать-подросток признается, что редко водит Оушн на детскую площадку. Даже если погода хорошая. Ей невыносимо, как смотрят на нее другие мамочки.
Матери голыми руками показывают куклам, как скатать из снега плотный шар, чтобы сделать из него надежное основание для снеговика. Эммануэль втирает снег в щеку Фриды. Снег обжигает, но Фрида принимает происходящее с благодарностью. Они обмениваются любовью и теплом. Она рада быть здесь, рада видеть, как Эммануэль возвращается к норме. Они лепят голову снеговика, когда раздается крик.
Время игр закончилось. Остальные ждут в коридоре, а инструкторы тем временем пытаются оживить куклу Лукреции. Когда миз Руссо позволяет им войти, они видят куклу Лукреции — она лежит на столе инструкторов, ее лицо накрыто розовым халатом миз Руссо. Матери закрывают своим куклам глаза. Никто не готов объяснять концепцию смерти.
Лукреция сидит на полу спиной к столу. Миз Каури выносит мертвую куклу, голова которой покачивается под немыслимым углом.
Другие куклы показывают на Лукрецию и спрашивают, что случилось.
— Почему печалька, почему? — спрашивает Эммануэль.
— Она потрясена. — Фрида никогда не слышала, чтобы взрослый человек так кричал. А если бы это случилось с ней? А если бы с Эммануэль?
Миз Руссо уходит, чтобы помочь миз Каури. Оставленные без присмотра матери окружают Лукрецию, каждая хочет прикоснуться к ней. Куклы вклиниваются между ног матерей. Даже Линда спрашивает Лукрецию, не плохо ли ей.
— Лу, что случилось? — спрашивает Фрида.
— Мы не так уж долго играли, — говорит Лукреция. — Она сказала, ей жарко. А ведь мы должны к ним прислушиваться, правда? Давать им то, что им нужно. Я не хотела, чтобы они наказали меня за плач куклы. Я же не такая дура. Своему ребенку я бы не позволила так играть, но они же не… — Она замолкает, не закончив фразу: «Они же не настоящие».
Лукреция смотрит на лица четырех кукол. Они слушали. Куклы смотрят на стол. На бездетную Лукрецию. Они начинают плакать.
Кукла Лукреции не вернется. Ее отправили в технический отдел, который работает в бывшем центре гражданской и социальной ответственности колледжа. Техники обнаружили, что ее основные компоненты повреждены. Синяя жидкость замерзла. Лукреции придется возместить школе причинен