Хотя все показали неважные результаты по кормлению, уроки продолжаются по расписанию. Высокие стулья и водонепроницаемые коврики перенесли в кладовку. В класс вернули кресла-качалки и кроватки. Матери учатся ухаживать за больными детьми.
— Материнская любовь может излечить большинство обычных болезней, — говорит миз Каури.
Матери должны исцелять кукол мыслями, полными любви. Инструкторы будут мерить температуру кукол утром и в конце дня. Посмотрят, у кого получится сбить температуру до 98,6 градуса[17]. Переломить болезнь.
Инструкторы говорят, что с учетом личной природы этого упражнения у каждой матери будут свои полные любви мысли. Если их так больше устраивает, они могут антропоморфизировать болезнь. Пусть они воображают себе, что ведут битву с инфекцией.
Фрида с усердием занимается на уроках по изгнанию недугов. Она была болезненным ребенком. Астма и аллергии. Бронхит каждую зиму. Она знает, что такое доктора. Она знает, что такое медицина. Эти уроки наводят ее на мысли о бабушке. Ее бабушка неизменно закрывала грудь куском материи, который засовывала под платье, потому что ей всегда было холодно в этом месте. Она вспоминает губную помаду бабушки и лак для волос.
Она нередко помогала бабушке красить волосы. Наносила краску у корней с помощью старой зубной щетки. Иногда помогала принимать ванну. Гольфы бабушка надевала только медицинские, из нейлона телесного цвета. Почти до последнего дня она носила полный корсет, даже если на ней была велюровая пижама. Ее пальцы помнят, какая была на ощупь кожа бабушки, помнят так же живо, как они помнят кожу Гарриет, на плечах бабушки кожа была натянутая и лоснящаяся, а на лице и руках обвисшая. После того как бабушке диагностировали рак легких, Фрида иногда оставалась у нее, снова спала с ней в одной постели, как в детстве. Бабушка просила, чтобы кто-нибудь спал рядом с ней, и ее дети и внуки по очереди делали это. Она всегда выговаривала Фриде за то, что та плохо ухаживает за своими руками. Фрида иногда просыпалась от мокрого, холодного всплеска лосьона.
Она опоздала попрощаться на двадцать минут. Такси застряло в пробке. Она забралась в кровать к бабушке, держала ее, пока не наступило трупное окоченение, чувствовала, как тепло уходит из ее тела, видела злокачественную опухоль у нее под ключицей. Твердую как камень. Размером с детский кулак.
У Эммануэль температура 103 градуса[18]. Волосы лоснятся от пота. Ее трясет. Фрида берет одеяло из кроватки, заворачивает в него куклу.
— Мамочка поможет тебе поправиться. Мы сможем сделать это. Я смогу.
Психолог все повторяет ей: нужно прекратить думать, прекратить сомневаться. Не имеет значения, что любовь не может излечить болезнь, что любовь невозможно измерить. Измерить можно все. Теперь у них есть инструменты для этого.
Линда раздевается. Она прижимает куклу к своей голой груди. Мерил и Бет делают то же самое. Фрида не хочет, чтобы кто-то видел ее тело. Она ест три раза в день, но все равно теряет вес. Она теперь меньше, чем была в старших классах школы. У нее резкая линия подбородка, какую она всегда хотела, появилось пространство между внутренними сторонами бедер.
Инструкторы одобрительно кивают ее одноклассницам.
— Попробуйте, — говорит ей миз Каури.
Фрида укладывает Эммануэль в кроватку и расстегивает свою форму, неохотно снимает футболку и бюстгальтер.
— Ну вот, я готова для тебя. Иди ко мне, обними мамочку.
Жар Эммануэль на голой коже Фриды вызывает у нее пугающее, неприятное ощущение. Гарриет никогда не была такой горячей. Когда Фрида в первый раз взяла дочь на руки, ей стало страшно — ей показалось, что любой чих поблизости может убить девочку. Она без конца мыла руки. Каждый день она разглядывала лицо малышки — нет ли на нем признаков смерти.
Есть люди, которые под давлением только становятся сильнее. Фрида не из их числа. Может быть, ей никакую жизнь нельзя доверить. Может быть, людей нужно проверять на способность воспитывать детей. Может быть, им следует давать пятилетнего ребенка, потом четырехлетнего, потом трехлетнего, после чего они будут готовы воспитывать младенца. Ну почему все это именно с младенца и начинается?
В классной комнате тише, чем должно было бы быть. От жара они перешли к желудочным инфекциям. Дни бурной рвоты поубавили энтузиазма и замедлили их материнский язык. Инструкторы хотят знать, почему никто не добивается успеха. Матери должны знать правильную последовательность объятий, поцелуев, добрых слов, которыми можно излечить болезнь кукол. Любовь, которая пробуждает дух и исцеляет болящее тело.
Линда считает неприемлемым их продолжающиеся неудачи. За завтраком на следующее утро она заставляет их молиться. Они берутся за руки, и Линда молится Господу нашему Иисусу Христу о том, чтобы он укрепил их. Она молится о мудрости и возвращении раба Божия Габриеля живым и здоровым. Бет молится об алкоголе, бурбон облегчил бы ей эту неделю.
Мерил молится о своей кукле.
Фрида молится последней. Она молится о любви, о полном сердце. «Я молюсь о чуде», — говорит она.
Все кивают. «Да, — говорят они. — О чуде».
Ритуальная уборка снега продолжается. Фриду и Мерил просят расчистить тропинку, это задание тем более унизительно, что на улице сильный мороз.
Фрида говорит Мерил, что ее матери на этой неделе исполнится шестьдесят восемь, что ее двоюродный брат в Сиэтле сегодня женится. Перед ее очень плохим днем состоялся разговор о том, что Гарриет на свадебной церемонии будет разбрасывать цветы перед молодой парой. А она должна была нести Гарриет по проходу.
Мерил нервничает больше обычного. Ее психолог угрожает отменить телефонные привилегии еще на один месяц. Мерил хочет убежать. Школа недавно изменила правила — отменила добровольный отъезд. Теперь они не могут просто так взять и уйти.
Мерил в апреле будет девятнадцать, она не хочет проводить свой день рождения в этой дыре. В мае Оушн исполнится два года.
Фрида напоминает Мерил о Лукреции, о том, что та была бы счастлива поменяться местом с любой из них. Если бы Лукреция осталась, у нее все еще был бы шанс вернуть Бринн. Теперь она навечно внесена в базу данных. Будь Лукреция здесь, у них была бы настоящая конкуренция.
— Мы сдадим экзамен. На следующий уик-энд они позволят нам позвонить домой.
— Ты же сама в это не веришь, — говорит Мерил. — Ты что думаешь — они всем нам поставят проходные отметки? Я так не считаю. Мы в полной жопе.
— А вот и нет. Ты не должна так думать.
Мерил говорит, что они с отцом Оушн этим летом собирались найти работу в Джерси-Шор. Она хотела устроиться официанткой, заработать денег на колледж. Она выйдет отсюда и поступит в колледж, будет изучать всякую компьютерную хрень. Может, они с Оушн переедут в Силиконовую долину, будут там разрабатывать компьютерные программы.
Она смотрит на Фриду в ожидании одобрения, Фрида говорит, что ей нравится эта идея. Практично. Она противится желанию сказать о стоимости жизни в Сан-Франциско. Или вообще где-либо в области залива Сан-Франциско. О стоимости ухода за ребенком. О многих препятствиях. Пусть молодежь помечтает.
Во время перерыва Мерил показывает Фриде медальон. Запоздалая валентинка от зеленоглазого охранника.
Фрида советует ей избавиться от подарка. Судя по виду, он обошелся парню в десять долларов и девяносто девять центов.
— Нет, он мой. Он сделал мне приятное. Что? Да не корчи ты такую рожу. Почему я не могу порадоваться?
— А если тебя поймают?
— Да ерунда. Он еще и фотографировал меня. И видео снимал.
— Шутишь.
— Ты че — моего лица там не видно. Я об этом подумала. Я не идиотка.
— Скажи ему — пусть сотрет. И из облака тоже пусть сотрет.
— Ты параноик. И завидуешь. А еще настоящая баба средних лет. Бет считает, что это классно, что он сделал мне подарок.
— И ты ее слушаешь? Бет считает, что классно запланировать собственную передозировку. Откуда ты знаешь, что он их никому не показывал? — Ей хочется сказать Мерил, что несколько лет назад она поставила крест на подобных фотографиях, и как же она рада, что теперь нет никаких свидетельств. Но когда-нибудь она так воспитает Гарриет, что та не позволит фотографировать свое голое тело, свою вагину, свою задницу. Гарриет никогда не будет делать голых селфи для парней.
— Он этого не сделает, — говорит Мерил.
— Все это делают.
Мерил уязвлена.
— Ладно, маманя. Я с ним поговорю.
Матери получают темы для обсуждения во время воскресных звонков — изменения, слухи о которых шли уже некоторое время. Они должны задавать вопросы открытого типа о том, как идет обучение их детей, как проходит домашняя жизнь, с кем они дружат. Им не разрешается поднимать вопросы о времени, о том, сколько они уже здесь или когда их отпустят домой. Привлечение внимания к отсутствию родителя может породить нежелательные последствия. Не все пройдут экзамены. Не все родители и дети смогут воссоединиться. Важно не давать ложных обещаний. Ложные обещания только подорвут способность ребенка верить. Им не позволяется спрашивать о встречах их детей с социальным работником или о квалификации тех, кто осуществляет терапию, назначенную судом. Они должны хвалить стойкость своих детей. Должны благодарить опекунов ребенка. Один раз они могут сказать: «Я тебя люблю» — и один раз: «Я по тебе скучаю».
— Вы уж постарайтесь, дамы, — говорит миз Гибсон.
В конце февраля Габриель, сын Линды, все еще не появился. Он уже отсутствует целый месяц. Женщины в розовых халатах советуют Линде использовать имеющиеся ресурсы: ее психолога, горячую линию, которая работает двадцать четыре часа в сутки, других матерей. Они советуют ей запросить увеличение времени консультаций у психолога. Они предлагают ей медитативные книги-раскраски.