Вечером перед днем экзамена Линду отправляют в разговорный кружок за то, что она трясла свою куклу. Класс отрабатывал протокол обморока. Линда заявила, что пыталась вернуть свою куклу к жизни. Инструкторы назвали ее приемы агрессивными. Они сочли, что она была в шаге от чего-то похуже, могла ударить свою куклу, если бы они не вмешались.
За обедом Линду прорывает. «Я не садистка какая-нибудь», — рыдает она.
Бет и Мерил дают ей свои салфетки. Линда плачет громко и позорно. Фрида наливает Линде стакан воды. Она молча произносит тайную молитву. За Габриеля. За его сестер и братьев. За их нынешних и будущих родителей. За их нынешние и будущие дома.
11
Линда отказывается есть. Она хочет, чтобы ее поход в разговорный кружок вычеркнули из досье. То же самое и с нулем, полученным за тест по второму разделу «Основы кулинарии и медицины». Она хочет позвонить своему адвокату, своему социальному работнику, приемным родителям Габриеля, детективам. Она не виновата в том, что они потеряли ее сына.
Воскресный обед, начало марта, список требований Линды растет. Три белые женщины средних лет из солидарности присоединились к голодной забастовке Линды. То, как эти трое обхаживают Линду, оскорбляет всех. Забастовщицы сидят с пустыми подносами в центре обеденного зала, пьют воду и обсуждают цели. Вчера Мора, мать-алкоголичка с пятью детьми, слегка обжегшая свою дочку, весь завтрак поглаживала руку Линды и говорила что-то вроде «Ты же не невидимка».
Своим мученичеством Линда заслужила себе новых ненавистников. Матери сочувствуют Линде, да, но они не забыли, что она сделала с Лукрецией, и они устали слышать ее плач. Некоторые говорят, что ее не наказывают только из-за этих белых женщин. Некоторые говорят, что Линда просто хочет привлечь к себе внимание. Некоторые говорят, что все четыре забастовщицы тайно едят, когда ложатся спать. Некоторые говорят, что Габриелю на улице лучше, чем с матерью.
Фрида должна бы больше переживать из-за Габриеля, но она слишком занята тем, что тоскует по Гарриет и воображает смерть в огне своего психолога. Шесть месяцев прошло с того дня, как у нее забрали дочь, четыре месяца с того, когда она держала ее на руках, она уже целый сезон проходила в форме.
Фрида весь уик-энд сторонилась Бет и подговаривала к тому же Мерил. Мерил обвиняла ее в мелочности. Их хрупкий союз распался, когда Бет заняла первое место на экзамене, Мерил, как это ни удивительно, заняла второе, а Фрида стала третьей.
Успех не прибавил Бет снисходительности. Она использует некоторые фигуры речи инструкторов, даже когда они одни. «Парабола обучения». «Эгоизм — одна из форм разложения души». «Я могу тебе помочь, Фрида, — сказала она. — Я не думаю, что нам нужна конкуренция. Ты можешь учиться у меня».
Хотя все матери получили проходные оценки и материнский инстинкт Фриды улучшился, качественные и количественные замеры не позволили ей войти в двойку лучших. Тревожность остается ее проблемой. «Недостаток уверенности», — сказала психолог. Мгновения неуверенности, которые, накапливаясь, ухудшат чувство безопасности ребенка. Хотя материнский язык Фриды во время испытаний и был признан радостным, ему не хватало вдохновения. Другие ошибки были более существенными. Она слишком сильно сдавила грудину Эммануэль, когда делала искусственное дыхание, поначалу не определила место, где находится сердце у реального ребенка.
— У Гарриет все хорошо, — сказала психолог. — Я несколько дней назад говорила с миз Торрес. Она говорит, что лишение вас телефонной привилегии пошло на пользу Гарриет, и я с ней согласна. Вы никогда не думали, что, разговаривая с вами и глядя на вас в таком виде, она еще больше травмируется? Вы неважно выглядите, Фрида. Вам пора начинать побольше заботиться о своем внешнем виде.
Матери меняются вместе с погодой. Еще не один десяток женщин потеряли телефонную привилегию, и на этот уик-энд при первых признаках весны многие смотрят в окна и говорят о побеге.
Фрида слышит, как Мерил говорит о побеге днем и как Роксана говорит о побеге вечером. С того времени, когда Роксана потеряла телефонные привилегии, она перебирает различные варианты: соблазнить кого-нибудь из охранников. Она прикидывает, как ей проникнуть по другую сторону забора — не может же он тянуться по всему периметру. Ее последние мысли связаны с водой. От реки, отделяющей их от плохих отцов, которых предположительно обучают в здании старой больницы в десяти милях от школы, мало проку. Она прекрасно плавает, но выплывет она из леса, и что дальше? Выйди-ка на дорогу в штате, населенном консерваторами с их устарелыми взглядами на жизнь. Кто поможет черной женщине, голосующей на обочине?
Фрида волнуется: Роксану могут пристрелить. Они говорили об этом. И о том, умирают ли черные отцы в той, другой школе. «Как быть черным отцом», — сказала Роксана. Типа, как гулять черным. Как ждать черным. Как сидеть за рулем черным.
Этим вечером Фрида не позволяет Роксане отправиться туда.
— Ты не можешь так говорить, не можешь так думать. Айзек — это свет, помнишь? Спи.
— Я думала, ты мой друг.
— Я и есть твой друг. Я что говорю — ты пропустила один звонок. Я не разговаривала с Гарриет с января.
— Иногда я тебя по-настоящему ненавижу.
Роксана начинает плакать, она поворачивается на живот, утыкается лицом в подушку, плачет и засыпает в изнеможении.
Фрида прижимает подушку к ушам, чтобы не слышать всхлипов Роксаны. Им пришлось в прошлую пятницу снова менять синюю жидкость. Эммануэль не отключали, и она все время кричала: «Нет, нет, нет, нет, нет». Миз Руссо держала Эммануэль за руки. Миз Каури — за ноги. Теперь они проводят эту процедуру на глазах всего класса. Наблюдающие матери должны пересказывать, что видят, и утешать. Это, говорят инструкторы, поможет куклам понять свою роль здесь.
Инструкторы оставили синяки. Судья семейного суда должна знать об этих синяках и криках Эммануэль. Судья должна знать, что Фрида учится быть хорошей матерью. Она будет верить, что синие внутренности куклы и сама кукла — настоящие, потому что, если она не продемонстрирует свою способность испытывать искренние материнские чувства и привязанность, если не покажет, что ей можно доверять, то не состоится воссоединение с ее настоящей дочерью, которой уже исполнилось два года, у которой вовсе не синяя загустевающая кровь и чьи полости она никогда не прочищает ножом.
— У нас для вас сюрприз, — говорит им на следующее утро миз Руссо. Она и миз Каури, демонстративно взмахивая руками, раздают смартфоны и коляски. Каждая мать получает смартфон в сложенные ладони, словно это причастная облатка. Все четверо искренне благодарны. На лицах Бет и Мерил выражения, близкие к экстазу.
Матери могут сегодня вывести своих кукол на улицу, позвонить своим настоящим детям, семьям. Новые правила, касающиеся тезисов, временно приостанавливаются. Они даже интернетом могут пользоваться. Однако при этом они не должны забывать о своих обязанностях. В начале каждого часа они должны отмечаться в классной комнате. Начинается третий раздел: «Перевоспитание эгоисток», восемь недель уроков, укрепляющих их приоритетную ориентированность на ребенка и способность исполнять материнские обязанности, не отвлекаясь.
— Считайте это испытанием вашего умения контролировать импульсивное поведение, — говорит миз Руссо.
Что бы ни случилось, матери должны предоставлять ребенку обычный объем любви и внимания. Она вызывает их по одному, и они повторяют:
— Кто мой главный приоритет?
— Мой ребенок!
— Что я делаю, когда мой ребенок нуждается во мне?
— Я оставляю все другие дела!
Фрида сует телефон в карман, радость и предвкушение переполняют ее.
Хотя матерям и не терпится поскорее выйти на улицу, куклы после недавней травмы с синей жидкостью ослабели. Фриде приходится нести Эммануэль. Внизу кукла не желает садиться в коляску. Она и Фрида добираются лишь до скамьи рядом с соседней дверью здания. Фрида с завистью смотрит, как ее одноклассницы покидают двор. Ей никак не запомнить номер Сюзанны. Она звонит Гасту, звонок переводят в голосовую почту, и она записывает просьбу к нему: дозвониться до Сюзанны, чтобы она перезвонила и чтобы Гарриет была рядом.
«Я больше не смогу поговорить с ней до конца апреля. Пожалуйста. Мне нужно поздравить ее с днем рождения. Это мой единственный шанс».
Он будет слышать крики Эммануэль на заднем плане. Фрида не знает, что ему сказать, если он спросит. Она приходит отметиться в класс в первый раз без происшествий, потом во второй, в третий.
— Вы отлично расставили приоритеты, Фрида, — говорит миз Каури. Все ее одноклассницы опоздали.
На улице хаос. Матери ищут места, где вайфай работает получше. Носятся куклы всех возрастов. Они исследуют бачки для мусора, стойки для велосипедов, кусты, кирпичи, гравий. Кто-то пытается забраться на дерево. Кто-то вырывает траву, трет ею лицо.
Фрида с каждой прогулкой отходит все дальше. Она показывает Эммануэль уличный амфитеатр, они, держась за руки, поднимаются и спускаются по его ступеням. Она показывает Эммануэль крокусы и почки на деревьях. Фрида читает записанные на табличках названия растений.
— Рододендрон, — говорит она. — Гамамелис. — Она просит Эммануэль повторять за ней, но Эммануэль даются не все звуки.
— Сейчас весна. После весны будет лето. Потом осень. Потом зима. Всего четыре сезона. Ты можешь сосчитать мои пальцы? Один, два, три, четыре. Большинство людей любят весну. Ты любишь весну?
— Нет.
— Почему нет?
— Весна страшно. Страшно, мамочка. Ненавижу.
— Ну, это ты слишком. Я думаю, тебе нужно разобраться получше, прежде чем говорить «ненавижу». Знаешь, когда я состарюсь, весна будет другой.
Она рассказывает Эммануэль о потеплении, о том, что Манхеттен через поколение может оказаться под водой, что людям нужно перестать есть мясо, меньше ездить, меньше рожать детей.