Гарриет смотрит на нее пустым взглядом. Фрида вытирает глаза.
— Помнишь, как я тебе обещала луну и звезды? Я люблю тебя галактически. А потом мы цепляли мизинчик за мизинчик.
— Гала-титиски, — с трудом выговаривает Гарриет.
— Правильно, детка. А кто я?
Они в течение нескольких минут пытаются найти правильный ответ. Фрида не пузырь. Она не яблоко. Она не папочка. Она не Сью-Сью.
— Я мамочка. Я твоя мамочка.
— Хорошо, — говорит Гарриет.
Они разговаривают двадцать минут в промежутке между двумя явками — дольше Гарриет спокойно не усидеть, — пробегая по событиям двух последних месяцев. На день рождения к ней придут гости. У них будет пиньята. Сюзанна испечет пирог. Они купили Гарриет беговел. Они в списке ожидания в вальдорфский детский садик в Джермантауне и в садик Монтессори в Сентер-Сити.
Сюзанна здоровается с ней. Она и Гаст говорят, что Фрида похудела, но деликатно не замечают седины в ее волосах. Один час она теряет на ланч. Еще три часа на сон Гарриет. Гаст дает Фриде посмотреть, как Гарриет играет в гостиной с Сюзанной.
Фриде приходится прощаться каждый раз, когда Эммануэль становится неуправляемой. У нее тяжелый выбор между разговором с Гарриет и наказанием за игнорирование Эммануэль. Проигнорируешь Гарриет и, может быть, не переживешь весну или лето. Фрида чувствует себя виноватой со всех сторон. Виновата перед дочерью, брошенной в очень плохой день, виновата перед куклой, которая укоризненно смотрит на нее. Виновата перед инструкторами, когда опаздывает на последнюю регистрацию.
Утром в среду она приходит в класс, готовая разрываться между двумя своими дочерями, но разрываться ей не приходится, потому что тест оказался более чем эффективным. Матери, все четыре, пренебрегали своими куклами. Они забыли о своем приоритете. Они отвлеклись. Стало ясно, что, получив полную свободу, эта группа пустится во все тяжкие, вернется в эгоизм и нарциссизм.
«Мы не можем допустить, чтобы ваши достижения отправились на свалку», — говорят инструкторы. Линия связи матерей с внешним миром исчезает так же неожиданно, как и появилась.
Фриду и ее одноклассниц автобусом вывозят за пределы школы. Они воссоединяются со своими куклами на парковке какого-то склада у шоссе. Внутри складского помещения расположены четыре единообразных дома, одинаковых желтых бунгало с зелеными маркизами. Внутри холодно. Куклы никогда не видели сооружения такого размера. Они никогда не видели домов. Они цепляются за ноги матерей и вскрикивают, их голоса эхом отдаются в гулком пространстве.
Инструкторы называют этот урок «Как не допустить “один дома”». Чтобы отточить инстинкт наблюдения, матерей будут тренировать с помощью отвлекающих факторов. По свистку инструкторы будут замерять время, которое им потребуется, чтобы обнаружить свою куклу и вынести через входную дверь. Так же как с телефонными уроками, они будут учиться сосредотачиваться: поддерживать визуальный контакт с ребенком и не позволять ему уходить от матери далее нескольких шагов. Безопасность ребенка — это главное их желание и единственный приоритет.
Инструкторы заставляют матерей повторять за ними: «Безнадзорный ребенок — это ребенок в опасности. Я никогда не должна оставлять моего ребенка одного».
В этом помещении можно проводить уроки на пятьдесят матерей, а то и больше. Эммануэль гладит мурашки на щеках Фриды. Фрида готова заплакать. Она снова и снова будет переживать свой очень плохой день, только теперь хронометрированный, записанный на видео и оцененный, а ее телефонные привилегии опять под вопросом. Как часто она думала о Гарриет, оставленной дома без присмотра, как часто она взвешивала все до последнего свои поступки, которые теперь переиначила бы?
В домах есть все, чтобы отвлекать женщин: телефоны, телевизоры, дверные звонки. И все это во время занятий участвует в проверке, включается одновременно и с пугающей громкостью. Шумы начинаются без предупреждения, пугая матерей и кукол.
В перерывах между тестами Фрида обучает Эммануэль словам «маркиза», «входная дверь», «звонок», «занавески», «диван», «кресло», «кухня», «каминная доска», «телевидение», «пульт», «журнальный столик», «раковина». Внутри дома выкрашены в сливочно-желтый цвет и украшены всякими пустячками из искусственного дерева. В доме Фриды доминирует морская тема, которую подчеркивают якоря и канаты. Каждый предмет пахнет так, будто с него только что сняли полиэтиленовую упаковку.
В ее самый плохой день стояла жара. Все выходные стояла жара. Она помнит, что ужасно хотела принять душ, что включила кондиционер, помнит, как посмотрела на пыльные потолочные вентиляторы, подумала, что хорошо бы их протереть. Она помнит, что ужасно хотела кофе, чего-нибудь сладкого и холодного, крепче, чем можно приготовить дома. Она помнит, что хотела выйти из дома со свободными руками.
Если бы она пришла домой на час раньше. На сорок пять минут раньше. Если бы сама поговорила с соседями. Она бы предложила им деньги. Она бы умолила их. Но Сюзанна никогда бы не ушла. Гаст никогда бы не ушел. Никто из бабушек-дедушек не ушел бы. Никакой бебиситтер не ушел бы. Только она ушла. Только она. Если бы Гарриет не была в ходунках, она подошла бы к двери подвала, открыла ее, спустилась бы по лестнице. Или могла бы открыть входную дверь и выползти на улицу.
«Гарриет с вами подвергается опасности», — сказала судья.
Затем день за днем инструкторы добавляют отвлекающие факторы: сирены, бытовые приборы, танцевальную музыку. От шума у Фриды болит голова, от головной боли начинаются головокружения, головокружения делают ее забывчивой.
Ей не уснуть из-за шума в ушах. Тот прогресс, которого она достигла, сходит на нет. Эммануэль нравится прятаться за мебелью. Она забиралась в кухонные шкафы. Фрида во время занятий открывает дверь, потом вспоминает, что нужно вернуться. В другой раз она выходит на крыльцо, еще не поняв, чего нет с ней.
Во время тренировок куклы реагируют на суету, пытаются повредить что-нибудь. Они раздирают диванные подушки, запрыгивают на журнальные столики, колотят пультами управления по всем поверхностям. После того как у куклы Бет из ушей начинает течь синяя жидкость, куклам раздают наушники. Но они все равно плачут.
Миз Найт предупреждала их: дни рождения — мучительное время. Одиннадцатого марта Гарриет исполняется два года. Фрида на рассвете просыпается вместе с Роксаной. Роксана и придумала устроить празднование рано утром. Мать Роксаны будила ее в день рождения ни свет ни заря, а до этого, пока дочка спала, украшала дом. Роксана на следующий год то же самое сделает для Айзека.
Фрида открывает заброшенный дневник покаяния на последней заполненной странице — корявом карандашном изображении Гарриет. Она нарисовала Гарриет такой, какой та была прежде: ангельские щечки, шапка темных волос. Она кладет дневник на стол. Вместе и шепотом они поют рисунку: «С днем рождения».
Роксана обнимает ее и говорит:
— Еще восемь месяцев.
— Господи боже.
Фрида кладет голову на плечо Роксаны. Та обращается к рисунку:
— Гарриет, твоя мамочка скучает без тебя. Она хорошая женщина. Иногда она бывает занудной, но в общем она молодец. Мы заботимся друг о друге. — Она вытягивает руки к Фриде, делает вид, что защищает кусочек торта со свечкой от дуновения. — Загадай желание.
Фрида делает вид, что задувает свечку.
— Спасибо, что подняла настроение
Она рассказывает Роксане о том, как родилась Гарриет, о том, как доктора, достав ее, говорили: «Какой красивый ребенок», — как она заплакала, услышав первый крик дочери.
Фрида пытается вспомнить, как Гарриет выглядела по телефону. Можно было бы еще несколько раз поздравить Гарриет с днем рождения. Можно было бы высказать какую-нибудь мудрую мысль. Нужно было бы сказать Гарриет, что они поговорят еще раз в апреле. Ей нужно знать, простила ли ее дочка за то, что она не перезвонила, объяснил ли Гаст, почему она не смогла.
У нее весь день болит тело. Появляется стреляющая боль в левом бедре. Она с трудом поднимает Эммануэль, бежит с нею через дверь. «Самая быстрая мать — лучшая мать», — говорят инструкторы.
Когда приходит время ложиться спать, она забирается под одеяло и обкусывает заусенцы. У нее есть кукла, похожая на Гарриет, но у Гарриет тоже должна быть кукла, похожая на Фриду. У Гарриет должна быть кукла-мама, Гарриет должна спать с ней и посвящать ее в свои секреты, Гарриет будет повсюду носить куклу с собой.
12
Матери влюбляются. Это неизбежно, как смена сезонов. Апрель, небо невероятно голубое. В обеденном зале слышится хихиканье. Новые пары сидят вплотную, касаются друг друга плечами, локтями, волосами, кончиками пальцев, краснеют от удовольствия.
Влюбленные матери живут ожиданием уик-эндов. Они бродят рядом с оградой или приносят свои покаянные дневники в каменный двор и пишут, лежа на животах рядом друг с другом. Они говорят на больные темы, говорят о своих любимых занятиях. О родителях. О прошлых связях. О деньгах. Об отношении к моногамии. О том, хотят ли они еще детей. О том, смогут ли они найти работу или жилье, когда выйдут отсюда.
Предполагается, что они культивируют чистоту мыслей и духа, и если их застанут за гомосексуальными контактами, то исключат из школы. Но зачинающиеся увлечения легко скрыть. Им нужно-то всего ничего. Погладить друг друга по щеке. Задержать взгляд. Для большинства достаточно находиться поблизости. Возникают увлечения между соседками по комнате и одноклассницами, матерями, познакомившимися в разговорном кружке или в уборочной команде, во время ожидания разговора по телефону в воскресенье или рыданий в туалете после.
Реальных пар наберется не больше десятка, но их число увеличивается благодаря слухам и интригам. Некоторые влюбленности не находят взаимности. Некоторые гибнут из-за сплетен. Есть случаи ревности и любовных треугольников. Роксана говорит, что матери в душевой действуют руками и ртами. Фрида спрашивает, как это возможно.