— Женщины все делают быстро, — говорит Роксана. — Есть безопасные места. Ну, ты понимаешь, слепые зоны. Кто-то вчера вечером, когда я чистила зубы, ущипнул меня за бедро. Это было типа забавно.
— И?
— И я задумалась. Но не стала. Не с ней.
Роксана знаком подзывает Фриду к окну. Они разговаривают, глядя на прожектора, почти не двигая губами. Она спрашивает, что Фрида думает о Мерил.
— Мерил хорошенькая, — говорит Роксана.
— Она совсем девчонка.
— Ей девятнадцать. То есть скоро будет. Всего на три года меньше, чем мне.
— В девятнадцать еще девчонка. Ты куда более зрелая. Ты окончила колледж. Ты уехала из Пенсильвании. Она и на самолете-то летала раза два. Она любит мальчиков.
— У тебя такой одномерный взгляд. Все мои ровесницы флюидные. Замолви за меня словечко, ладно?
Фрида отвечает уклончиво. Ей хочется сказать Роксане, что Мерил уже обаяла зеленоглазого охранника, а если бы пожелала выбрать женщину, то выбрала бы Бет. Может, они уже целуются по секрету. Мерил называет Бет деткой. Бет обращается к ней «дорогая». Они говорили о том, чтобы сделать одинаковые татуировки. Они словно невзначай прикасаются друг к другу — Фрида прежде никогда такого не видела. Она завидует женщинам, которые умеют так прикасаться.
Потом они еще не раз говорили с Роксаной. Их объединяло то, что они были единственными детьми в семье. Они говорили о своих беременностях, родах, кормлении грудью — обо всех этих муках, и истории боли сближали их.
Когда забрали Айзека, Роксане пришлось лечь в больницу по «Скорой», потому что у нее начался мастит. Айзека она кормила не по расписанию, а когда он просил, и абсцесс ей пришлось удалять.
Айзека могла бы взять мать Роксаны или тетушка, но у матери рак груди третьей степени, и она на химии, а ее тетушка живет с бойфрендом, которому никто не доверяет. Мать оплачивала ей учебу в колледже, отец Роксаны немного помогал, он живет в Джерси с новой семьей. Мать здорово разозлилась, когда узнала о беременности дочери, она надеялась, что Роксана будет умнее, но, как выясняется, ей нравится быть бабушкой.
— Она любит говорить, что каждая женщина заводит себе ребенка, чтобы в один прекрасный день у нее появился внук или внучка, — сказала Роксана. — Это вознаграждение. Ей Айзек тоже нужен.
Фрида всего раз спросила про отца Айзека. Роксана сказала, что они познакомились на вечеринке. Они даже не произносят вслух его имени. Когда Айзек станет постарше, она скажет ему, что воспользовалась донором спермы.
— Мой ребенок, конечно, точь-в-точь похож на него, — признала она.
Роксана спросила у нее про Нью-Йорк, можно ли его сравнить с Филадельфией. Роксану потрясло, что Фрида почти не знает черные районы Филадельфии, что она никогда не слышала про МУВ[20], никогда не бывала в Северной Филадельфии, никогда не была к западу от Пятидесятой улицы, понятия не имела, что джазовый композитор Сан Ра жил в Джермантауне, что никогда не слушала Сан Ра, что Фрида перестала слушать музыку после переезда в Нью-Йорк, потому что в этом городе слишком шумно.
Приходит охранник с последней проверкой перед сном. Они обнимаются перед тем, как лечь.
Фрида воображает себе Роксану и Мерил в кладовке, в душевой, на улице, в темноте. Ей следует думать о дочери. О следующем телефонном звонке. О детском садике. О приучении к горшку. От том, что Гарриет ест. Не перенимает ли Гарриет манеры Сюзанны. Когда Фрида вернется домой, она расскажет дочери, что манера Сюзанны прикасаться к людям — невежливая, и если Гарриет захочет ее перенять, это будет наводить людей на нехорошие мысли мысли о ней, когда она станет старше. Но девочка может вырасти кокеткой. Она будет думать, что у нее холодная и странная мать. Она будет знать, что, будучи запертой с двумя сотнями женщин, ее мать не могла завести лесбийский роман, если бы и попыталась.
Так долго без поцелуя или прикосновения мужчины Фрида еще не жила. Она прежде думала, что умрет без этого. Ни одна из матерей не смотрела на нее с этой точки зрения, а ее интерес к другим женщинам всегда был чисто теоретическим, но она боится того дня, той ночи или опасливого предвечерья, когда одиночество возьмет над ней верх, заставит ее пойти на риск. Она хочет, чтобы до того, как она умрет, ее еще целовали. А если она умрет здесь, а эта мысль с каждым днем становится все более реальной, то, может быть, ей стоит выбрать кого-нибудь из матерей. Она будет требовать, чтобы они занимались этим в одежде и только руками. Она объяснит, что для нее это ненормально. Она умирает, и, может быть, ей следует найти еще одну умирающую женщину.
Почти пять месяцев прошло, сбои по-прежнему происходят регулярно. Информацию об изменениях в программах инструкторы получают в последнюю минуту. Назначенные уроки неожиданно исчезают. Уроки купания вдруг перенесли на апрель, а потом вообще отменили. Все группы получают дополнительное время на свежем воздухе, а инструкторы тем временем решают, что им делать дальше.
Предполагается, что куклы водонепроницаемые, но у группы «младенцы» проблемы с протечкой синих крышечек. Когда кукол погружают в воду, та просачивается в их полости. Образуется плесень. Плесень пахнет тухлой брокколи. Заплесневелых младенцев из класса Роксаны приходится отправлять в технический отдел. Одна из матерей попросила, чтобы полость ее куклы очистили хлоркой, но инструктор сказала, что хлорка испытывалась на фабрике в Китае и вызвала коррозию механизмов и порчу силиконовой кожи. Глаза и носы исчезли. Если это произойдет здесь, то это очень плохо скажется на их досье.
Праздники, которые улучшают качество жизни кукол, продолжаются. В пасхальное воскресенье матери и дети до восьми лет участвуют в поиске пасхальных яиц.
Эммануэль требует, чтобы Фрида отнесла ее на площадку для младенцев близ «Пирса». Фрида следует за процессией на лужок, руки ее вскоре устают. Хотя Фрида предпочла бы сегодня поговорить с Гарриет, она отмечает, что с Эммануэль ей теперь легче общаться, чем прежде. Предложения куклы становятся более сложными, размышления — более философскими. На днях Эммануэль постукивала ее по спине в поисках синей крышечки и расстроилась, когда не нашла. Фрида объяснила, что семьи бывают разные. Некоторые дети рождаются из материнского тела, некоторых удочеряют, некоторые приходят в семью вместе с новым мужем или женой, некоторых выращивают в лаборатории. А некоторых, похожих на Эммануэль, создают ученые. Дети, созданные учеными, самые драгоценные.
— Быть твоей матерью настоящее счастье, — сказала Фрида.
На вершине холма они становятся за Бет и Мерил с их куклами. Фрида говорит «привет». Более молодые женщины почти не замечают ее. Они говорят о каком-то неизвестном Фриде ресторане в Южной Филли. О пасхальных службах. О том, как они одевали деток в прошлом году. Мерил признается, что она надела Оушн на голову одну из этих дешевеньких атласных лент и позволила ей съесть целого цыпленка из маршмэллоу.
Фрида несет Эммануэль в конец очереди и гонит от себя чувство ревности. Эти дружбы не вечные. Никакого смысла, кроме выживания, в этих дружбах нет. Мерил без умолку говорит о Бет во время уборки. Бет убеждала ее заставить зеленоглазого охранника порвать с его подружкой. Она советовала Мерил забеременеть, чтобы выбраться отсюда пораньше.
Начало поиска не вызывает ажиотажа. Яйца в невысокой траве хорошо видны. Куклы обследуют веревочные ограждения, вертятся у матерей под ногами. Некоторые, разведя руки, пускаются бегом, ощущая ветер волосами. На протяжении нескольких прекрасных минут никто не плачет. Фрида ведет Эммануэль вниз по склону холма. Она выводит Эммануэль к зеленому яйцу, потом к белому.
Издалека доносятся крики. Куклы дерутся. Матери спорят. Женщины в розовых халатах свистят. Эммануэль шлепается в траву. Утро яркое и безоблачное. Фрида разглаживает пробор в волосах Эммануэль. Она думает о том, какая сейчас погода в городе, надела ли Гарриет светлую одежду, съездили ли Гаст и Сюзанна с Гарриет в зоопарк, как в прошлом году, можно ли ей уже делать аквагрим.
Она бы одела Гарриет в желтое. Она плохая мать, потому что не сплела дочке корзинку вроде той, что дали куклам. Она плохая мать, потому что никогда не устраивала для Гарриет поиска пасхальных яиц. Пасха была одним из тех праздников, в который ее родители изо всех сил пытались быть американцами. Когда она училась в начальной школе, они съездили в Сент-Луис, на ней было розовое платье с рюшами. Мать заставила ее надеть белую соломенную шляпку, хотя в Китае белый считается траурным цветом.
Мимо них, сопя, проносится одна из кукол-четырехлеток. Эта кукла-мальчик не должна быть в секции для начинающих ходить. Он сбивает с ног несколько младших кукол. Их матери оттаскивают их в безопасное место. Мать мальчика бежит следом.
Фрида вскакивает на ноги и кричит:
— Стой!
Мальчик нацелился на корзинку Эммануэль. Хотя Эммануэль до этого момента не проявляла особого интереса к корзинке, но, увидев, что мальчик бежит к ней, она опережает его и берет корзинку в руки. Он тянет корзинку на себя. Она тянет на себя. Изо всех сил. Он одерживает верх. Эммануэль вскакивает на ноги и бросается за ним.
Мальчик поворачивается. Он поднимает руки. Фрида находится в двух шагах, когда мальчик бьет Эммануэль ладонью по верхней части щеки.
Фрида хватает Эммануэль. Она осматривает ее лицо, целует ей лоб. Не проходит и нескольких секунд, как на ее коже появляется синяк. И опять Эммануэль требуется какое-то время, чтобы осознать, что ей больно. Фрида чувствует синяк Эммануэль желудком. Она чувствует его переносицей. Чтобы сгладить физическую боль, она обнимает Эммануэль, это объятие подбадривания плюс пять поцелуев.
— Прости, детка. Я тебя люблю. Очень люблю. Ничего страшного. Ну-ну. Ну-ну.
Другая мать говорит сыну, чтобы тот извинился.
— Я думаю, мы должны попросить прощения у нашего друга, — говорит мать.