В ходе проверки на расовые и гендерные предрассудки дела идут еще хуже. Эммануэль называет куклу-мальчика ниггером, а он ее — сукой, при этом еще и плюется. Детей разделяют. Они прослушивают лекцию об уважении и равенстве.
Колин во время своей лекции забывает упомянуть об уважительном отношении к женщине. Фрида говорит о разновидностях рабства, о воздействии институционального расизма, о том, что массовые аресты — это одна из форм рабства, о том, что в стране слишком мало чернокожих законодателей и судей, о том, что власть порождает власть, о том, как трудна будет жизнь мальчика, который пытается вырасти, пытается не быть застреленным полицией или не угодить в тюрьму за плохое поведение. Она выступает гораздо убедительнее, гораздо лучше, чем Колин, хотя тот говорит о борьбе азиатов в целом, он не может привести в пример какую-нибудь историю про китайцев в Америке. Он не знает, что Фрида — китаянка. Он у нее об этом не спрашивал.
Когда они заканчивают, на глазах у Колина слезы. «Спасибо, мисс Лига плюща». Он обвиняет Фриду в том, что она ему подгадила. Обвиняет инструкторов в том, что сегодня они запрограммировали его куклу на чрезмерную агрессию. Инструкторы советуют ему взять себя в руки, но не ставят ему в вину ругань и слезы.
Фрида хочет извиниться, но Колин обрывает ее, он должен приготовиться к следующей напарнице — Линде.
После экзамена родители могут вывести своих кукол на площадку во дворе. Таккер уже там вместе с Джереми. Эммануэль, увидев его, бросается вперед. Джереми бежит ей навстречу. Они промахиваются на несколько футов и после несостоявшегося объятия продолжают бежать в противоположных направлениях. Фрида и Таккер смеются. Таккер дожидается, когда куклы окажутся за пределами слышимости, и называет Фриду по имени.
Фрида спешит к Эммануэль и ведет ее на горку. Результаты будут известны только завтра. Что она была бы готова отдать, чтобы быть второй? Она готова была бы отказаться от всех других составляющих своей жизни, лишь бы получить дочь назад. От мужчин. От встреч. От романов. От другой любви.
Джереми и Таккер играют в песочнице. Таккер отправляет Джереми к ним с посланием.
— Папа хочет, чтобы вы пришли играть. Приходите играть с нами.
Джереми и Эммануэль идут к песочнице, держась за руки. Фрида медлит, но потом следует за ними. Она садится на краешке с Таккером. Других родителей поблизости нет. Женщины в розовых халатах наблюдают за ними издали. Телесный язык Фриды закрытый и целомудренный. Она хочет схватить его за руку. Сесть к нему на колени.
— Я знаю, что нравлюсь вам, — говорит Таккер.
Фрида зарывает свои ботинки глубже в песок. Она смотрит на Эммануэль и Джереми — они копают песок пластмассовыми совочками. Втайне она в восторге, когда он заговаривает об осени, но отвечает:
— Мы не можем сейчас говорить.
— Я буду говорить. — Таккер кивает на Джереми. — Он не слушает. Она не слушает.
Он хочет говорить о местах, куда он повезет Фриду, когда они выйдут. Ела ли она когда-нибудь в «Захаве»? А как насчет «Барбуццо»[25]? Он обожает «Барбуццо». Он хочет, чтобы она знала: он любит готовить, любит походы.
— Единственное хорошее, что здесь произошло, это наша встреча, — говорит он.
Впечатление такое, будто он хочет ее поцеловать. Она боится, что он это сделает. Если бы они были в каком-нибудь другом месте. Если бы им уже вернули детей.
— Фрида, мы вернем их.
Его голос — сама уверенность.
15
Матери не должны отмечать свои дни рождения. Они могут говорить о себе только в связи со своими детьми. Когда они только приехали, некоторые из них имели неприятности за то, что делали поздравительные открытки, или пели в обеденном зале, или говорили о своих днях рождения с куклами. В начале августа Фриде исполняется сорок, и она никому не говорит об этом. Ни Роксане, ни Мерил. Ни Эммануэль.
Эммануэль играет под столом. Если бы Фрида могла, она бы поговорила с Эммануэль о времени, о том, что такое стареть, о том, как бы изменялось ее тело, будь она настоящей девочкой, о том, что общество ждет от матерей и дочерей, какие ссоры будут между ними, как она сама ссорилась со своей матерью, как она сожалеет о каждом своем жестоком слове. В прошлый свой день рождения она позвонила матери и сказала ей наконец спасибо.
Услышать что-то за криками в столовой отцов почти невозможно. Это подвал без окон, с полом, устланным линолеумом, и лампами дневного света на потолке. Начался седьмой раздел «Коммуникационные навыки». Первый урок посвящен контролю настроения и умению управлять своими эмоциями.
Фрида открывает блокнот на последнем сценарии. Они с Тиной по очереди изображают мать, требующую увеличения алиментов. Они упражняются с белым отцом по имени Эрик, у него подростковый пушок под губами и ногти, обгрызенные до самой мякоти.
— СУ-КА. Я больше тебе ни цента не дам, — говорит Эрик.
— ГО-ВНО-ЕД, тварь ленивая, — отвечает Фрида.
Следуя схеме, заданной инструктором, они продолжают в том же духе, пока лица у них не багровеют, голоса не хрипнут. Потом, после минуты глубокого дыхания, они начинают все снова, произносят те же слова, но более спокойным тоном, снижают, снижают и снижают уровень агрессии, пока не начинают говорить мелодичными голосами йогов. Они переходят к следующему сценарию, который является идеальной моделью взаимодействия, тут они обходятся без оскорблений или брани. Они разговаривают друг с другом, как они разговаривают с куклами: «Я вижу, ты расстроена. Я вижу, ты разочарована. Скажи мне, что ты хочешь получать от меня. Как мне поддерживать тебя наилучшим образом?» На протяжении дня состав групп меняется. Спор превращается в дискуссию. Упреки растворяются. Колючки теряют остроту. Аргументы становятся поводами для сочувствия.
Крики расстраивают кукол, сбивают их с толку. После каждого урока родители должны поразмышлять с группой, обсудить, что они чувствовали, отвечая на враждебность терпением и любовью. Эрик говорит, что чувствовал спокойствие. Он воображал, что его ярость — это листок бумаги, она складывается в крохотный квадратик, который можно спрятать в кармане. Линда говорит, что думала об отце. Она следует его примеру. Она не хочет, чтобы ее дети росли под крики родителей. Фрида говорит, что они с Гастом никогда так не разговаривают, что они не склонны спорить из-за денег, что проблема Гаста как раз в том, что он избегает конфронтаций, а ее — в том, что она слишком много извиняется, но она ценит полученное знание о том, как ей себя вести, если эта динамика когда-либо изменится.
Она жалеет, что не может посмеяться над сценариями вместе с Таккером. Он с этого уик-энда перестал бриться. Ей нравится седина в его щетине. Она хочет верить, что у него приятные волосы на груди, что прикосновение его кожи к ее принесет ей удовольствие, что он не будет возражать против ее худобы, что им будет хорошо спать бок о бок. После ухода Гаста она несколько месяцев училась спать одна. Она смотрит на Таккера в другом конце зала, он один раз за день попадет к ней в пару, но ей придется делить его с Бет. На следующий день они оказываются в паре одни. Таккер прикасается под столом своей обувью к ее. Он говорит:
— Я бы предпочел не кричать на вас, можем мы просто поговорить?
— Мы должны практиковаться.
Она закидывает ногу на ногу и сидит так. Они знают друг друга уже месяц. Месяц спустя после ее знакомства с Гастом они уже признались друг другу в любви. Они уже все выходные проводили в постели.
Она всю неделю осторожничала, отказывалась сидеть с Таккером за обедом. Заметив его в коридоре, шла в другом направлении.
Роксана считает, что влюбляться здесь можно, вопрос только в том, в кого. «Это все равно что дать голодающему кусок пиццы, — сказала Роксана. — Бобовый Стебель — твой кусок пиццы».
Принадлежит ли она ему? Голодает ли он так же, как она? Эммануэль и Джереми отрываются от своих раскрасок, смотрят на них. Они смотрят то на одного родителя, то на другого, чувствуя возбуждение в их голосах. Они вчетвером похожи на маленькую спятившую семью. Плохие родители, фальшивые дети. В будущем, думает Фрида, другого, возможно, и не получится.
Их враждебные сородительские сценарии, как их называет Таккер, больше похожи на предварительные ласки.
— СУ-КА, — медленно произносит он, его пальцы находятся опасно близко к пальцам Фриды. — У меня больше нет денег. Мы с тобой заключили соглашение.
Фрида улыбается против воли. Она радуется, что не прикасается в этот момент к Эммануэль. Ее рука была бы слишком теплой, пульс — слишком частым.
Весь раунд ярости они посмеиваются. Когда они делают дыхательные упражнения, Таккер под столом поглаживает ногой икру Фриды.
Под защитой шума Таккер добавляет дополнительные слова к сценарию. «Ты должна была забрать его в 3:30, почему ты ни черта не помнишь?» превращается в:
— Ты должна была забрать его в 3:30, почему ты ни черта не помнишь? Я думаю о вас. При нормальных обстоятельствах я бы вас уже куда-нибудь пригласил. Вы лучше, чем вы о себе думаете. Вы красавица. Вы лиса.
— Не смешите меня.
Фрида говорит, что он должен придерживаться сценария. Он голову потерял, если считает, что может говорить такие вещи. Это небезопасно.
— Нас никто не слышит.
— Что такое «лиса», мамочка? — спрашивает Эммануэль.
— Это такой пушистый зверек. Папочка Таккер говорит это, потому что сейчас лето, время романтическое, а он одинок. Мамочка не может ему в этом помочь. Родители не должны чувствовать себя одинокими. Я не чувствую себя одинокой. У меня есть ты.
Таккеру же она шепчет:
— Будьте благоразумны. Вы должны думать о сыне.
— Вы его когда-нибудь увидите.
— Ваша бывшая наверняка будет счастлива. Представьте, что вы ей сообщили, где подобрали меня.
Фрида видит приближающуюся миз Каури. Они практикуют две страницы враждебного диалога, пока миз Каури не проходит мимо. Таккер тянется к руке Фриды.