Она извиняется, говорит, что сегодня вечером едет на свадьбу, что по китайской традиции новобрачным дарят красные конверты с наличными. Один родственник женится. Родители попросили ее позаботиться о хонь бао — денежном подарке.
Она получает деньги сотнями и опускает конверт в сумочку, потом едет в «Таргет» и покупает за наличные детское автомобильное кресло, она помнит, что для Гарриет теперь нужно выбрать кресло лицом вперед — она стала повыше ростом, потяжелее. Она покупает еду, всякие вкусности, которые могут понравиться Гарриет, продукты длительного хранения, фруктовые и овощные пюре, питьевую воду. Уилл может принять решение за нее. Он может отказать ей. Но даже если он и согласится, у нее могут сдать нервы. Но Уилл сказал, что любит ее. Что всегда ее любил. Что на все готов ради нее. Он сказал, что, когда Фрида будет готова, может быть, если ее чувства будут такими же, они смогут начать сначала.
В квартире Уилла она собирает свои вещи и бумаги. Загружает свои чемоданы в машину. Звонит родителям, надеясь, что, услышав их голоса, остановится. Она распечатывает список отелей в Нью-Джерси, потом укладывает свой компьютер. Ее объявят в поиск по плану «Янтарная тревога»[38]. Ее имя появится в новостях. Ее фотография. Они отследят ее перемещения. Она не знает, как угнать машину, или сменить номера, или обзавестись новыми документами. Пистолета у нее нет. Купить билеты на самолет она не сможет. Она не может подвергать Гарриет опасности. В этой стране нет такого места, где мать и дочь, имеющие такую внешность, как у них, могут стать невидимыми. Она не уверена, что готова провести несколько лет в подвале, но что значит наказание, если альтернатива ему небытие?
Остальную часть вечера она убирает квартиру. Она стирает белье Уилла, заменяет простыни и полотенца. В 10:23 она получает от него послание: «Да».
У Фриды дрожат руки, когда она надевает пальто, выключает свет и запирает дверь. В машине она повторяет себе, что все еще может избежать подвала. Мерил сказала, что в темноте она думала об Оушн, о том, что она должна выжить ради Оушн.
— Я знаю, она хотела бы, чтобы я попыталась, — сказала Мерил.
Уилл может передумать, когда она приедет. Гарриет может проснуться. Но она готова принять подвал за несколько часов, за ночь, за несколько дней, за неделю со своей дочерью.
Останавливаясь перед каждым светофором, она взвешивает — не вернуться ли ей.
Найти сегодня вечером парковку не составляет труда. Она останавливается в нескольких шагах от входной двери. Отправляет эсэмэску Уиллу, чтобы он открыл дверь. Наверное, то же, что сейчас она, чувствовала Мерил, добравшись до верха колокольни. Что бы ни случилось, она испытает радость и отдохновение. Минута с дочерью, когда правила будет устанавливать она. Другая концовка.
Она поднимается по лестнице на второй этаж и думает о своих родителях. Они еще никогда не расставались на такой долгий срок. Отец до сих пор называет ее деткой. Они приготовили комнату для нее. Готовили дом к ее приезду. Она может просто посмотреть на Гарриет и лететь домой, как собиралась. Несмотря на ее ошибки, ее с нетерпением ждут на семейном сборе в канун Рождества.
Уилл оставил дверь приоткрытой. В гостиной на полу игрушки Гарриет. На стенах новые фотографии их втроем. Акварельки, нарисованные Гарриет в садике, держатся на клейкой ленте, на холодильнике фотографии Генри, в коридоре новенькая детская кроватка, коробки с подгузниками, горка ползунков.
Фрида никогда не видела здесь такого беспорядка. Она отказывается думать о новом ребенке, о Гасте и Сюзанне в больнице. Она садится рядом с Уиллом, берет его за руку. Ей нужна еще одна его услуга. Если он не будет возражать, она хотела бы провести час наедине с Гарриет. Тут в одном квартале отсюда есть кафе. Он может подождать там. Она пришлет ему эсэмэску, когда будет готова.
— Фрида, я думаю, не стоит этого делать. А если она проснется?
— Не проснется. Гаст сказал, она теперь хорошо спит. Мне это ставили в вину в день суда. Со мной она плохо спала. Теперь спит хорошо. Она плохо спит, только когда больна. Прошу тебя, сделай это для меня. Мне это необходимо. Всего один час. Я не прошу всю ночь. Я больше никогда этого у тебя не попрошу.
Она обещает, что будет вести себя тихо. Обещает не включать свет. Она просто хочет посмотреть, как спит ее детка.
— Никто ничего не узнает.
Она говорит ему о социальном работнике, которая их хронометрирует, которая заставляла их позировать на камеру, по распоряжению которой ее вывели из здания. Разве Уилл не говорил, что случившееся с ней сплошное безумие? Варварство. Разве Уилл не говорил, что хочет, чтобы у них было больше времени? Им дали всего тридцать минут, тогда как они были разлучены на целый год.
— Ты не знаешь, что они с нами делали. В том месте. Если бы я рассказала, ты бы не поверил.
Они спорят еще десять минут. Фрида смотрит на часы, когда Уилл спрашивает ее, что случилось. С ней, с другими матерями. Почему она не может ему сказать?
— Я тебе расскажу потом. Обещаю. Но мне нужно, чтобы ты сделал это сегодня для меня. Ты говорил, что сделаешь для меня что угодно. Вот оно тебе что угодно. Если я должна с ней попрощаться, то мне нужно, чтобы никто не мешал. Просто мне нужно больше побыть с нею.
— Окей, — говорит Уилл.
Он идет и надевает куртку. Фрида идет за ним. Она встает на цыпочки и целует в губы. Поцелуй долгий, она целует его так, как поцеловала бы Таккера. Уилл хороший человек. Придет день — он станет хорошим мужем. Хорошим отцом.
— Это было о чем? — он пытается еще раз поцеловать ее.
— Ни о чем, — говорит она и отстраняется. — Я тебя люблю. Спасибо.
— Я тебя тоже люблю, — говорит он. — Ты тут поосторожнее. Звони мне, если что понадобится.
Когда он уходит, она тут же начинает действовать. В кладовой она находит сумку. Находит зимнее пальто Гарриет, ее шапочку, шарф и варежки. Ее ботиночки. Она идет в ванную, берет зубную щетку и пасту Гарриет, флакончик детского шампуня, одно полотенце с капюшоном, несколько мягких мочалочек. Она входит в детскую, открывает ящики комода, берет свитера, штанишки, футболочки, носки и нижнее белье, пижамы, несколько одеял.
Гарриет спит, как мертвая. Фрида берет несколько мягких игрушек с кресла-качалки. Она еще только не успела посмотреть на Гарриет, а знает: если она остановится и задумается над тем, что делает, то выгрузит все из сумки и приведет комнату в порядок, она задумается о своих родителях и Уилле, Гасте, Сюзанне и их младенце Генри, обо всех, кому она причинит боль.
Через час она будет милях в шестидесяти от города. Она не знает, что случится после этого, она теперь знает одно: ей нужно быстро и без шума извлечь Гарриет из кровати. Она опускается на пол и прижимает лоб к ковру. Шепчет: «Прости меня».
Инструкторы гордились бы ею. Она сегодня двигается быстрее, чем когда-либо в школе. Она обуздывает свой страх — страх лишает сил, замедляет движения. Она поднимает Гарриет, противясь желанию поцеловать ее. Она сует в сумочку малютку Бетти, укрывает Гарриет зимним пальто. Накидывает большую сумку на плечо.
У нее еще сорок минут, чтобы отказаться от своего плана и подчиниться правилам штата, спасти себя от подвала, к тому же избавить своих родителей от потери дочери. Но она, спускаясь по лестнице и стараясь не разбудить Гарриет, чувствует себя счастливой и цельной. Они вместе, как и должно быть.
Никто не видит, как они выходят из здания. Никто не видит, как она пристегивает Гарриет к новому креслу, как закутывает ее в одеяла до самого подбородка. Фрида включает обогреватель. Осторожно отъезжает от тротуара. Она едет по шоссе на север, когда просыпается Гарриет.
— Мамочка.
Голос Гарриет пугает ее. Она раньше не разговаривала, проснувшись. Несколько мгновений она испытывает чувство гордости, но тут же понимает, что Гарриет зовет Сюзанну.
Она съезжает на обочину и переходит к Гарриет на заднее сиденье.
— Это я, — говорит она.
Она дает Гарриет ее куклу. Она целует Гарриет в лоб и говорит идеальным материнским языком:
— Не пугайся, детка. Я здесь. Мамочка с тобой.
Глаза Гарриет все еще полузакрыты.
— Почему? Почему ты здесь?
— Я вернулась к тебе. Мы отправляемся в путешествие. У нас с тобой будет отпуск.
У нее уходит несколько минут, чтобы успокоить Гарриет, убедить ее не волноваться о папе, и маме Сью-Сью, и дяде Уилле, и маленьком Генри. Объяснить, что она проведет некоторое время с мамочкой, что на сей раз они долго будут вместе.
— Я не могла с тобой расстаться так, как мы расстались, — говорит Фрида. — Не могла это сделать на глазах той плохой тети. В том кабинете. Я тебя никуда не отпущу.
Гарриет трет глаза. Она смотрит в окно.
— Мамочка, там темно. Мне страшно. Мне страшно. Куда мы едем?
Фрида держит Гарриет за руки.
— Я пока не знаю.
— Мы можем увидеть луну?
Фрида смеется.
— Конечно. Мы сможем посмотреть на нее попозже. Мы будем прекрасно проводить время, детка. Столько, сколько получится. Давай-ка усни пока, ладно? И ничего не бойся. Я о тебе позабочусь. Я так тебя люблю. Понимаешь, я вернулась. Я теперь буду с тобой.
Фрида начинает напевать. Она гладит щеку Гарриет. Гарриет хватает руку Фриды, прижимает к своему лицу, ложится на нее, как на подушку.
— Будь со мной, мамочка. Ты меня положишь в кроватку?
— Непременно. Мы найдем хорошее, удобное место для сна. Ты будешь спать рядом со мной, ладно? Помнишь — тебе раньше нравилось. Мы теперь сможем это делать все время, каждую ночь. Я буду обнимать тебя.
Фрида думает об Эммануэль в траве. О кукле, которая смотрит на солнце. О ее другой дочери, сосуде ее надежды. Ее любви.
— Мы сможем обниматься по-семейному.
Она дожидается, когда Гарриет закроет глаза. Если бы она сумела вот так вот успокоить Гарриет прошлой осенью. Если бы она была тогда матерью получше.