– Наш многоуважаемый Вий, – представила Марья юного безусого паренька: светленького, кудрявого, с ликом невинного ангелочка.
– Вий?! – отвлеклась от своих горестей Василиса, ошарашено осматривая гостя. – А где веки?
Возлюбленная директора закашлялась, окружающие обернулись, неодобрительно уставившись на Василису.
– Это прямое оскорбление, – процедил сквозь зубы паренек. – Ишь, начитались всякого…
– Василиса!!! – прошипел с другой стороны костра директор, делая жесты, показывающие, что рот надо держать на замке.
«Классика меня подвела, – думала Василиса, спешно извиняясь и прикусывая язычок. – Молчание – золото, помним об этом! Не будем уподобляться коту Баюну».
Вышеупомянутый кот тоже присутствовал на слете среди прочих лиц, гордо восседая у центрального костра с куском жареного мяса в лапе.
– Привет, Василиса! – крикнул он. – Ты подумала над моим предложением руки и сердца?
Вокруг засмеялись, Марья Моревна наградила котищу легким подзатыльником:
– Язык твой – враг твой, – сказала она. – Вот же наказание – вечно болтающий кот!
– А каким я должен быть? Вечно молчащим?! Не дождетесь! – огрызнулся Баюн. – Почему мне все время рот заткнуть пытаются?! Что за дискриминация, люди добрые?! Многие мои родственнички одичали и дар речи утратили, но со мной такой номер не пройдет – я всем выскажу всё, что думаю!
– За болтливость тебя и сослали к нам, – напомнила Марья Моревна и по просьбе заинтригованной Василисы рассказала историю жизни кота Баюна.
Говорящие котята с момента появления на свет воспитывались своими говорящими же родителями в режиме строжайшей секретности. Жили такие котики в основном в волшебных семьях, но порой пристраивались и в обычные человеческие семьи со строгим наказом – не болтать при непосвященных свидетелях! Баюн как раз жил в простой семье и если и болтал порой, то только в присутствии в стельку пьяного хозяина, который считал его речь забавным проявлением белой горячки. Кстати, это останавливало хозяина от продолжения возлияний и не давало уйти в долгий запой. Все было хорошо, котик рос, взрослел, хозяева повсюду брали его с собой: в отпуск, в магазины, на дачу, даже в школу на родительские собрания, и жизнь Баюна была насыщенной и интересной. Пока в один прекрасный день дочка хозяев не стала восходящей звездой школьно театра. Постановка, посвященная дню спасателей, расхваливалась на все лады даже в областных газетах, и несколько раз повторялась для разных зрителей: директоров областных школ, сотрудников МЧС и наконец – для родительской общественности. Хозяйка была занята предновогодними приготовлениями, и ответственную миссию полюбоваться выступлением дочери возложили на отца, догрузив его и домашним котиком в переноске.
– Я сразу подумал, что это дурная идея, – встрял кот. – Василий в жизни на школьные мероприятия не являлся, не стоило и начинать. Да, и переноска была тесная!
Театральная постановка, естественно, была посвящена спасателям, и по ходу пьесы три неразумных ребенка (с дочкой хозяев Марусей в том числе) запирались в картонном домике посреди сцены, громко чиркали спичками (динамики производили устрашающий шум), после чего загорался домик. Режиссеру-постановщику стоило бы пощадить родительские нервы! Впрочем, нервы сдали только у Василия, не натренированного посещением школьным мероприятий.
С громким криком «Пожар!» он сорвал со стены огнетушитель, подскочил к сцене и начал засыпать струёй белого порошка декорации, крича во всю глотку: «Маруся, держись, папа идет на помощь!»
Его попытались остановить. Битва была эпической, а ее итогом стали белоснежные лица и наряды половины присутствовавших в зале гостей. Больше всего досталось высокой прическе и лицу директрисы школы. Директрису к концу побоища можно было смело счесть гейшей – такой толстый слой белого засохшего порошка покрывал ее лицо, а сквозь прорези в нем сверкали сузившиеся от ярости черные глазки.
Из-за кулис выбежала перепуганная Маруся со словами: «Папа, успокойся, нас всех спасет МЧС!» Тут до Василия дошло, что он напрасно напал с огнетушителем на пустой домик. Сконфуженный папаша рассыпался в извинениях, но театрализованное действо ко дню спасателя было уже безнадежно сорвано.
Под общий громогласный смех Василиса спросила:
– А причем тут кот?
– Притом, что эта пушистая зараза у всех на глазах каталась по полу в припадке неудержимого хохота и стонала на весь актовый зал: «Ой, не могу! Приобщили Ваську к детскому творчеству! Уж так приобщили – век помнить буду!»
Глава 39. Разговор с волком
Слёт шел своим чередом и не многим отличался от обычного корпоратива. Над Лысой Горой стелился запах жареного на костре мяса, лился сок (к красным жидкостям Василиса намерено не присматривалась и угоститься не решалась), травяные отвары и настойки. Разговоры крутились вокруг науки: синтезаторов положительных эмоций, уравнениях линейных и нелинейных телепортов, жаропрочных рукавиц для орнитологов, магических методах очистки водоемов, новинках в разработках экранирующих пологов, новых методиках дрессировки драконов и так далее и тому подобное. Вспоминали и о двуглавой Галюсе – редкий феномен, как никак. Когда-то научный руководитель вытащил Василису в летний лагерь аспирантов и там вечерние посиделки были очень похожи на этот слет, а лихо отплясывающие низшие демоны и молоденькие ведьмочки смахивали на увязавшихся за аспирантами первокурсников.
Директор мелькал то там, то тут, Марья Моревна вскоре присоединилась к нему, оставив Василису на попечение освободившейся Мары. Подруга, однако, тоже не сидела на месте – с гостями надо было общаться, пополнять запасы съестного, присматривать за драконами прибывших, мило улыбаться, командовать птичьем многоголосьем, осуществлявшим звуковое сопровождение слета.
Пристроившись под боком Рода Вааловича и не обращая внимания на обиженные взгляды Яна Вольфовича, Василиса смотрела на огонь, искры заклинаний, вспыхивавших повсеместно, на довольного Лесьяра Михайловича, оживленно беседующего с какой-то ведьмой с иностранным акцентом.
– Вы-то хоть человек? – спросила она у географа. – Ясно, что магически одаренный, но человек?
– Ну, если вам спокойнее считать меня человеком… – Географ усмехнулся, в свете пламени продемонстрировав ставшие острыми зубы и алыми – глаза. – Стопроцентные смертные люди среди нас – это вы и физик.
– Вы тоже полагаете, что я – просто человек, а доставшиеся мне от отца силы со временем уйдут? – уточнила Василиса. Рода Вааловича именовали корифеем, вряд ли он мог ошибаться. Как ей к этому относиться? Радоваться или огорчаться?
– Я никогда не «полагаю», я знаю абсолютно точно. Но на ваш век этих сил хватит, чтобы спокойно работать среди нас. И это хорошо, к вам уже привыкли. – Род Ваалович кивнул в сторону Яна Вольфовича и добавил: – Кто-то больше, чем привык.
«Почему все так усиленно сватают меня за Яна? Чтобы перестала на Елисея засматриваться? Да я и так уже все поняла, сижу в сторонке и склеиваю осколки разбитого сердца, но Яна в качестве утешительного средства рассматривать не собираюсь. Моя любовь – это моя проблема, сама разберусь, а поклонники мне даром не нужны. Утверждение, что лучшее средство для утешения несчастной любви – это новая любовь, всегда казалось мне насквозь фальшивым. Если можешь запросто вырвать из души страстное стремление к человеку, заменив его другим, то и не любил никогда. Мне не стыдно за свое чувство – невозможно не любить Елисея, если узнал его получше, а кто я такая, чтобы бороться с невозможным? И это не восхищение его умом, красотой, мужественностью, благородством и прочими достоинствами, это… просто часть меня, опасаюсь, что пожизненная. Что ж, кто-то живет без руки, кто-то без ног, а у меня задача гораздо проще – жить без сердца, безнадежно и навсегда отданного директору родной школы. Одно плохо – Елисей эмпат, его наверняка раздражают мои чувства, но тут уж я ничего поделать не могу. Не нравится – не прислушивайся к моим переживаниям».
– Красавица, бросайте этого древнего корифея, – промурлыкал на ухо Василисе чарующий мужской баритон. – Заповедная ночь так коротка, абсурдно тратить ее на разговоры!
– Дамиан, тебе фанаток среди ведьм не хватает? – лениво бросил Род Ваалович. – От нашей сотрудницы отстань, пока Ян драку не начал.
Василиса недоуменно смотрела на склонившейся над ней потрясающий образчик мужской красоты: высокие скулы, четкий контур лица, черные как смоль волнистые волосы и большие темно-карие, почти черные, глубокие глаза под темными росчерками бровей. Если бы на свете не было Елисея, то она признала бы этого парня первым красавцем на земле! Среди его волос поднимались витые рога, за спиной извивался могучий хвост, раздвинутые в улыбке полные губы демонстрировали белые клыки, что ничуть не портило общего великолепного облика, лишь придавало ему экзотичности. От безотчетного любования прекрасным Василису отвлекла Мара, которая пихнула ее в спину и сказала зло:
– Очнись, подруга, это демон. Дамиан, иди своей дорогой, тебя уже ждут! (Стайка восторженных девиц действительно пожирала красавца жаркими взорами.)
– Дамиан? Демон? – переспросила Василиса. – Так это вы были той женщиной?!
– Прошу запомнить – я всегда мужчина! Тело у меня в самом деле женское, но это временно.
– Наказали его так, – объяснила Мара, – подселили его сущность в женское тело. Истинный облик возвращается к нему на одну ночь трижды в год: сегодня, в ночь под Рождество и на Ивана Купалу. Ох, и отрывается он в эти ночи! Изыди, демонюга, не приставай к приличным девушкам!
– Марочка, ты никак не можешь понять, что приличные – самые вкусные, – мурлыкнул демон. – Василиса, за страстную ночь я раскрою вам все свои тайны!
– Вы же кого-то любите, – неодобрительно напомнила Василиса. Только она не пытается утешиться в чужих объятьях, а все остальные живут согласно философии экспресс-замены?
Реакция на ее слова была неожиданная: Дамиан окаменел, зло хлестнул по бокам хвостом и сердито ушел.