Директор понес ее к выходу из подвала, Маре и адвокатессе уже помогали другие мужчины, задержанных увели. Свет яркого солнца ослепил глаза, Василиса заморгала. Со стороны районной больницы неслась машина скорой помощи, воя сиреной на весь Энск. За оцеплением, кругом стоящим вокруг заброшенного здания, откуда вынесли Василису, столпилась куча любопытствующего народа.
Полюбовавшись спокойным идеально-красивым лицом своего любимого директора, Василиса тихо спросила:
– Почему вы просто не убили их? Преступников?
– А должен был? – изогнулась смоляная бровь.
– Нет. Но все же – почему?
– Милосердие свойственно не только людям, Василиса. Они не уйдут от правосудия, у нас есть свои связи во всех государственных структурах. Мерзавцы и предатели свое получат, тебе теперь нечего опасаться в мире людей. Ты можешь уволиться из моей школы и жить, как прежде.
Василиса напряглась:
– Вы меня прогоняете? Так прямо и скажите!
– Прямо и скажу: я бы предпочел видеть тебя среди своих сотрудников. В кои-то веки Твердолобов прислал мне толкового специалиста, – с улыбкой заметил Елисей, – а я не увольняю очень полезных людей.
– Даже если они тревожат ваш покой своей неуместной любовью к вам? – грустно спросила Василиса, не отошедшая еще от шока и действия неизвестного препарата. Она всего лишь полезна!
Потрясение, отразившееся на лице Елисея, лучше всяких слов сказало, что о ее чувствах он не знал, чтобы ни надумала она раньше под действием пилюль Игнатова знакомца.
– Ты болтаешь несуразицу на нервной почве, – сказал Елисей, качая головой.
– Я люблю вас и тогда, когда абсолютно спокойна, – печально призналась Василиса. – Разве вы не эмпат?
– Я вынужденно реагирую только на негативные чувства: горе, душевную боль, разочарование, скорбь – на те чувства, что могут свидетельствовать об угрозе жизни и рассудку, – ответил Елисей, сумрачно взглянул на Василису и замолчал.
Сирена смолкла – медицинские работники прибыли на место. Елисей подошел к машине скорой помощи, остановившейся у оцепления. Люди в белых халатах уже втолкнули внутрь каталку с Марой, на свободную быстро уложили Василису, забрав ее из рук директора. Ларисы Васильевны нигде видно не было – знать, бонус от папочки позволил демону своевременно и незаметно исчезнуть с места событий.
– Я же говорила, что все хорошо будет! – весело напомнила Мара, попробовала сесть на каталке, но бородатый врач в белом халате решительно пресек эту попытку.
Опять врубилась сирена, и скорая помощь повезла в больницу двух новых пациенток.
Глава 41. Судьба директора
В стерильно-белой отдельной палате с Василисой долго беседовали представители контрразведки. Слова Званцовского подтвердились: отцу действительно удалось собрать доказательства причастности к шпионажу некоторых крупных военных чинов и сотрудников ФСБ, но после его внезапной смерти большая часть материалов исчезла – Званцовский успел «подчистить» кабинет, квартиру и компьютер друга. Пришлось контрразведке собирать данные по новой, и записанный Ларисой Васильевной на диктофон разговор в подвале пришелся очень кстати. Госпоже Савельевой обещали выдать медаль «За отвагу» в благодарность за помощь в поимке и раскрытии преступников. Словом, демон в накладе не остался.
– Это вы шпионили за мной в городской квартире? – спросила Василиса.
– Не только мы – параллельно работали и предатели под командованием Званцовского. Когда ты впервые упомянула о списке – всполошились все.
– Не было никакой секретности в этом списке – просто список учащихся моей нынешней школы, без всякого подвоха, – вздохнула Василиса.
– Это мы уже поняли. Где ключ от ячейки вам в самом деле неизвестно? Это не жизненно важно, просто интересно знать.
– Полагаю, что ключ все это время висел на моей шее. – Василиса сняла большой золотой крестик, подаренный ей отцом: на обороте к нему крепилась еще одна подвеска – золотой ключик. Точнее – покрытый позолотой ключ от сейфа. – Если бы я знала, что ищут ключ – давно бы сообразила, что к чему, а так, в последний момент, когда всё нужно понять за две минуты – растерялась.
Потом она написала нотариальную доверенность на изъятие содержимого ячейки, арендованной ее покойным отцом, и передала ее вместе с ключом представителям спецслужб. Уходя, полковник ФСБ обещал, что ее отцу дадут медаль «За заслуги в контрразведке». Посмертно.
Завтра утром их с Марой обещали выписать. Подруга была жизнерадостна и щебетала, как птичка: о праздничном застолье, о планируемом ею первом полете Василисы на драконе, о пришедшей в школу новой партии скатертей-самобранок и прочих новостях. В больнице за день побывали все их коллеги: Лесьяр Михайлович тишком вылечил Василису ото всех остаточных последствий прыснутого в лицо препарата, Всемила Ламиевна принесла книжку: «Окружающий мир глазами нечисти. Внеклассное чтение для начальной школы», Ян притащил охапку роз и настойчиво кормил Василису дольками апельсина, а Яга Лешевна влила в нее стакан укрепляющего отвара.
А Василиса ждала ответа Елисея на свое спонтанное признание. Конечно, директор мог промолчать и сделать вид, что их короткого разговора перед машиной скорой помощи просто не было, но это было бы не по-мужски и не в его характере.
Ответ пришел поздно вечером, когда Мара уже упорхнула в свою собственную отдельную палату. Ответ пришел в виде письма, внезапно материализовавшегося на прикроватном столике. На свернутом листке бумаги сверху была одна надпись: «Василисе», сделанная четким директорским почерком.
Письмо вместо личного визита – не лучшее предзнаменование. Затаив дыхание, Василиса развернула листок.
«Вначале хочу повторить свои слова: я рад, что ты все-таки добралась до моей деревни, – прочитала она в первых строках. – Моя вина, что я позволил тебе – ничего не знающей о нас девочке – так сердечно привязаться ко мне. Мне не следовало столь близко и дружески общаться с тобой, я понимал это, но не смог удержаться. В нас слишком много общего, и я говорю не только о любви к математике: ты близка мне по духу, по образу мыслей, рядом с тобой я впервые за долгие десятилетия вспомнил, что такое смех. Я не отказался бы от проведенных с тобой часов даже ради райских кущ, но мне безумно жаль, что тебе приходится расплачиваться за это. Стараюсь верить, что твое чувство не слишком глубоко и после этого объяснения быстро исчезнет из твоего юного сердечка. Я все еще надеюсь видеть тебя среди учителей моей школы – видеть такой же веселой, жизнерадостной как прежде и… искренне влюбленной в кого-то другого. Надеюсь, хоть сложись все иначе – я не искал бы другой жены, кроме тебя, Василиса. Сложись все иначе – я с первых же дней соперничал бы с Яном за твою благосклонность, а твое сегодняшнее признание сделало бы меня счастливейшим человеком на земле.
Но моя судьба давно решена. Решена с того момента, как я перестал быть человеком. Василиса, я не человек и даже не нечисть. Я – нежить. Тот человек, что был бы счастлив стать твоим мужем, умер еще в середине прошлого столетия. В музее Энска тебе расскажут об Иванове Елисее Назаровиче, краткую его биографию и историю смерти. Мое тело лежит в братской могиле в конце Партизанской улицы Энска. Я не могу появляться вблизи этого места – места своего упокоения: тут я теряю силу, не могу удержать облик человека. Господин Твердолобов каждый год исправно выговаривает мне за то, что я не являюсь на праздничный митинг 9 Мая самолично с большим венком, а только присылаю делегацию от школы.
Да, внешний человеческий облик – это только видимость, сгущение материи окружающего пространства, не более того. От Елисея Иванова остался только дух, бесплотный призрак. Очень сильный, могущественный призрак, но не живое существо. Я могу создать лишь иллюзию плотного тела, видимость жизни. Я могу управлять энергетическими потоками мира, многое могу, но не способен вернуть себе плоть и жизнь. Я даже надолго от Калинова моста отлучаться не в состоянии – быстро слабею, превращаюсь в беспомощное привидение. (Одна из причин того, что не люблю всевозможные курсы: слишком много затрат на удержание образа, на уплотнение тела при случайных прикосновениях людей – с неживыми объектами взаимодействовать много проще).
Подобно многим другим призракам, я мог бы навсегда покинуть мир живых после окончания войны, если бы не взялся охранять пограничный переход между миром яви и потусторонним миром нави – тот самый Калинов мост через реку Смородину. Директор школы – это должность не только руководителя педагогического коллектива, но и ответственного за переход. Я отвечаю за жизнь всех своих сотрудников, поэтому ощущаю их негативные чувства и всегда прихожу на их зов. Я охраняю весь коллектив школы, хоть никто из учителей не нуждается в защите так, как ты. Во всех школах ОМИИ ПАСК эту директорскую должность занимают такие же духи, как я. Нас невозможно убить, уничтожить, подкупить материальными благами, разжалобить, шантажировать нашими чувствами к кому-либо. Нам никогда не изменят логика и здравый смысл, не смутят желания слабой плоти. Для всех паранормальных существ слова «директор школы» и «призрак-хранитель» являются синонимами, лишь ты об этом не ведала.
Прости, что не распознал своевременно твоих зарождающихся чувств, я слишком давно не ощущаю себя живым и отвык замечать тонкие нюансы в поведении людей. Когда некоторые дамы меня откровенно преследуют – я успешно скрываюсь, но настоящие чувства проморгал.
Мне бесконечно жаль, что невозможно обратить время вспять и переменить судьбу. Почти четыреста лет мне предстоит еще работать пограничником у перехода. Возможно, в далеком будущем мы переродимся в одно время и встретимся. Я даже позволю себе на это надеяться.
С искренним уважением,
ваш верный друг
Елисей Навь».
Не описать чувства Василисы после прочтения письма. Горе страшной потери, боль, ужас, сострадание – все смешалось в единый клубок. Ей не было нужды идти в музей Энска – она прекрасно помнила рассказ его смотрителя, и сейчас страдала так, словно ее любимый умер только что, в эту самую минуту, у нее на руках. Как бы подкинутые злой сторонней силой в мозгу вспыхивали видения его мученической смерти, и она не могла вытравить их из своего сознания. Василиса рыдала столь же безутешно, как плакала летом на могиле родителей. Уж лучше бы он был жив и женат на прекрасной русалке – она смирилась бы с этим и смогла бы радоваться его счастью. Но знать, что любимый обречен на века одиночества… И она ничем, совсем ничем не может ему помочь! Если весь мир паранормального и сказочного не способен обратить смерть вспять, то что может одна человечка?!