– Да, отыграть назад такую жертву невозможно, – глубоко вздохнув, сухо констатировал Елисей. – Но слабым призраком ты скитаться не будешь.
– Дамиан сказал...
– Он предупредил, как распорядится Мироздание, но тут не только ему решать, у меня тоже есть свобода воли. Раз ты постановила, что у нас всё пополам, то так и будет всё пополам: моей магии нам хватит на то, чтобы вполне сносно обосноваться в призрачном существовании, уж математику преподавать и изучать мы точно сможем. Вместе в жизни и вместе после смерти, над другими альтернативами я даже задуматься тебе не дам! И спрашивать твоего разрешения тоже не буду, душа моя. Мы в ответе за тех, кому отдали половину жизни, слышала о таком законе? Ты навек обречена на меня, и я никуда не уйду, как бы ты меня ни прогоняла.
– Да я и не собиралась, – растерялась Василиса, – просто...
– В то, что всё будет просто, не поверю. Но готов искренне верить, что мы оба постараемся сделать наше разделённое на двоих существование самым счастливым в любых его вариациях. Василиса, если бы я мог вернуть тебе отданные мне годы жизни, я бы сделал это немедленно! Хм-ммм, тебе идёт даже выражение лёгкого злорадства, давно это заметил.
– Я радуюсь не зло, а от всей души, что даже ты не можешь ничего переиграть! – возмутилась Василиса, чувствуя бесконечное счастье и столь же бесконечную любовь к сидящему рядом мужчине.
Он словно ощутил её эмоции (или прочитал их, как обычно, по лицу), и светло улыбнулся. Его пальцы в трепетной ласке скользнули по её щеке, обняли за шею.
– Я благодарен тебе за чудо жизни, – прошептал Елисей, – но ещё больше за подаренное мне право говорить о своей любви. Я безумно люблю тебя, Василиса, всегда любил. Наверное, с первого взгляда.
– И я люблю тебя. Очень, – прошептала она в ответ, склоняясь к его губам.
– Вот здесь верю безоговорочно, хоть и готов свернуть твою буйну головушку за такие самопожертвования.
– Кто бы говорил! – возмутилась Василиса, но горячие губы, прижавшиеся к её губам в страстном поцелуе, помешали развить мысль. Затерялась мысль, не вернулась, да и бог с ней. Она так мечтала о его объятьях, и нежном взгляде, и жарком касании губ!
Он прикасался к ней, как к хрупкому стеклу, боясь не рассчитать вернувшиеся физические силы. Он успел позабыть, каково это – быть человеком, каково это – чувствовать тёплую шелковистость кожи любимой девушки и её дыхание на своей щеке. Биение сердца, ток крови, тяжесть собственного тела, вновь подвластного силе тяготения, – к этому нужно было привыкнуть. И Василиса видела изумлённое потрясение на лице любимого мужчины от каждого незначительного нюанса полноценной жизни. Существование во плоти имеет ряд преимуществ перед бестелесным! Призрака невозможно вот так сжимать в объятьях и горячо целовать в глаза, щёки, брови, куда только дотянутся губы. Но главное – от призрака невозможно услышать признание в любви и не расплакаться от острого горестного чувства обречённости.
– Отчего слёзы? О чём сожалеешь? – отстранился Елисей, взволнованно заглядывая в её лицо.
– Слёзы от счастья, – честно ответила Василиса, – а жалею только о твоём письме. Знала бы, что так сложится, хоть бы сфотографировала на память!
– Я напишу тебе сотню других, – дрогнули губы Елисея в улыбке, знакомой до боли. – И начну их с повторения слов, что не отказался бы от проведенных с тобой часов даже ради райских кущ, как бы ни повернулась судьба. И мне по-прежнему безумно жаль, что тебе приходится расплачиваться за мои безумные чувства.
– За мои чувства, и не расплатиться, а обрести счастье. Ты ведь больше не надеешься увидеть меня – как было написано? – ах да: искренне влюбленной в кого-то другого?
Вокруг них гневно полыхнули зарницы, и Василиса рассмеялась.
– Тебе стоило бы вспомнить о более опасной фразе, – притворно угрожающе прорычал Елисей, – о том, что я никогда не искал бы другой жены, кроме тебя. Ты согласна выйти за меня замуж? На веки веков, чтоб даже смерть не разлучила нас?
– Да. Мы же в ответе за тех, у кого отобрали двести лет бессмертия.
Её слова оборвали поцелуем...
Возвращение в реальность из туманного марева всеобъемлющей любви проявилось в способности обращать внимание на мелочи.
– Какая странная на тебе одежда, будто с чужого плеча. – Василиса одёрнула на Елисее слишком короткие рукава свитера, и свитер чуть не лопнул на широкой директорской груди.
– А с какого ещё? Я посчитал неприличным явиться к любимой девушке прикрытым лишь иллюзией одежды, так что пришлось позаимствовать её у Рода, – улыбнулся Елисей.
– Точно! Все твои элегантные костюмы и ботинки из кожи крокодила не были настоящими. Надо же, впервые задумалась об этом, – хлопнула себя по лбу Василиса. Она слишком много думала о том, что он сам не совсем настоящий... – Твой дом тоже надо привести в порядок, он малопригоден для проживания материальных сущностей.
– Дом исчез вместе с Калиновым мостом, по официальной версии – сгорел в результате удара молнии. Будем отстраивать новый, в месяц, надеюсь, уложимся – магия сильно ускоряет все трудовые процессы. А до новоселья и свадьбы я у Рода поживу.
Мнение, что в современном мире нет нужды столь трепетно заботиться о чистоте репутации своей невесты и он может смело поселиться у неё, Василиса мудро оставила при себе. Если любимый твёрдо настроен на конфетно-букетный период, то не стоит срывать его планы. При мысли о конфетах её передёрнуло, но сияющая улыбка с лица не сошла. Счастье – это когда никакие плохие воспоминания из прошлого не омрачают солнечного настроения в настоящем.
...
В мире Саир царила приветливая весна. Зелёная трава устилала холмы, а яркие цветы создавали им пёструю расцветку. В ясном небе на все лады заливались звоном птицы. Философско-отрешённый настрой черноволосого юноши, сидящего на лугу у реки, составлял яркий контраст ликующей природе.
– Они всё-таки лишили тебя белых крыльев, лицемеры, – со вздохом прошептал вблизи него воздух, и на лугу возник ещё один молодой человек. – Почему? Все счастливы, навь побеждена, даже Переход закрылся, а чем меньше в мире Калиновых мостов, тем этот мир стабильнее. Земле же, скажу тебе по секрету, дополнительная стабильность ой как не повредит. Так что можно сказать, самопожертвование принесено во имя сохранности целого мира, чисто ангельская тема, разве нет? Даже Мироздание как таковое не сочло её жертву грехом – душа Василисы вся при ней и не потемнела ни на йоту, честное демоническое слово.
– Дело не в Василисе.
– А в ком? Ты же не полагаешь, что Елисей зажмёт свои силы и их передачи не случится? Брось, он в момент будущей своей смерти столько магии в неё вбухать попытается, что лишь принцип вселенского равновесия не позволит перелить всё до последней капли, а ограничит строго половиной.
– Знаю, дело не в Елисее или ком-то другом, а исключительно во мне. Я пошёл на сговор с демоном. Я тайком проник в приграничную зону, подтолкнул девушку окружить заклинанием её любимого директора и активировал демоническую ловушку для него. Я, залив контур магией, подверг опасности развеивания высшего духа. Да, местная нечисть меня не заметила и не могла заметить, но сути дела это не меняет.
– Ну да, суть в том, что твои соратники по Свету заметили всё. О какой опасности речь, если ты знал, что на живые объекты заклинание Мерлина не действует, а к Елисею в контуре вернётся жизнь?
– Существовал риск, что девушка в последний момент не решится пожертвовать собой.
– Брось, сам-то в это веришь?
– Нет, поэтому и согласился на твою авантюру и не жалею о результатах, но собратьев моих бывших прекрасно понимаю. Да, итог моих действий не пошёл на пользу силам Тьмы, но... не вышел из меня ангел, слишком много я переживаю о бренном и земном, а не высоком.
– Хм-мм, вот за что особо ценю демонов, так это за то, что мои сородичи всегда оценивают только конечный результат, а не изучают под микроскопом возвышенность мотивов и допустимость методов. Значит, ты теперь тоже в ссылке в теле смертного, как я, только на постоянной основе. Какие планы? Двинешься на поиски своей возлюбленной, живущей как раз в этом мире? Боюсь, из-за отсутствия на Саире столь нелюбимых тобой физиков здесь нет изобретаемых ими машин, а следовательно, тебе не меньше года добираться до места назначения.
– Разберусь. Привык к жизни ангела, привыкну и к жизни смертного. Меня куда больше беспокоит твоя судьба: самопожертвования действительно ангельская «тема», как ты выразился. Боюсь представить, что с тобой сделает отец, когда прознает о твоей роли в событиях в Лысой Горе.
Дамиан сочувствующе посмотрел на брата, удручённо покачал головой и с иронией пробормотал:
– М-да, ты слишком давно не был демоном. На, держи.
Он вытащил из кармана круглый амулет на массивной цепочке и надел его на шею Атанаса. Амулет замерцал и вместе с цепью проник под кожу бывшего ангела, проступив на ней серой татуировкой.
– Артефакт призыва высшего демона? То есть тебя? – удивился Атанас.
– Да, на всякий случай. Мир тут лихой, а ты больше не магически одарённое сильное создание. С нормальным заботливым папочкой у нас не сложилось, а мне не хочется потерять брата.
– Спасибо, – тихо обронил Атанас.
– Не за что. Постарайся не встрять в скверную историю, светлый, а если таки встрянешь – вызывай того, кто прекрасно разбирается именно в скверных историях. О, не к добру упомянутый папочка призывает меня пред очи свои. Счастливо оставаться, брат.
Чертоги Тёмного Владыки как всегда поражали величием и пустотой, пышностью и мрачностью. Повелитель демонов сидел на исполинском троне, сурово глядя на явившееся чадо и, судя по всему, прикидывая, какое ещё наказание наложить на провинившегося. Спустить шкуру заживо и бросить его в геенну огненную явно было самым тривиальным из вариантов.
– Побуждать людей к самопожертвованию и благородству – предел деградации для демона, – ледяным, скрежещущим голосом изрёк Владыка. – Ты реально надеялся, я не узнаю о твоём вмешательстве в лысогорские дела?! Поразительно, что ты услышал мой зов, а не вознёсся в обитель ангелов!