прокорм этих бедняг. А есть ведь еще эмоциональные издержки. Никто не любитчувствовать себя сопричастным к убийству невинных и, в сущности, простосоциально-больных людей. Эмоциональный комфорт дорогого стоит для тех, чьипервичные потребности из пирамиды Маслоу уже удовлетворены. А таковыпрактически все миррские граждане. Так что кормить проще и дешевле. К подобнымлюдям предъявляется лишь несколько требований — соблюдение уличного порядка иустановленных санитарных норм. То есть нельзя появляться в городе в грязнойвонючей одежде, приставать к прохожим и гадить где попало. Ну и всякое бывает,любой может оказаться без работы, из-за какого-нибудь рокового стеченияобстоятельств. Большинство наших граждан не желает бросать подобных людей напроизвол и правильно делает. Мы готовы потратить часть своих налогов на помощьтаким людям.
— Надо же гуманизм, граждан Мирры достиг таких невиданных высот, что они дажене приветствуют массовое уничтожение нищих и бездомных. Поразительно! — Лизаизобразила аплодисменты, — Однако у вас права голоса лишают не толькополучающих пособие по безработице.
— Верно. Не только их, — подтвердил Дюпре, — И потому давай вернемся к твоемупримеру с автомобилем. Если я попрошу в твоем гипотетическом автосалонеполностью отключить у моего автомобиля тормоза и обязательный аварийныйавтопилот, перехватывающий управление, когда водитель совершает ошибки? Должныли автомеханики это сделать? Это ведь мой мобиль! Я за него заплатил.
— И зачем вам это? Вы ведь не идиот?
— А почему это я не могу быть идиотом?! — вопросил Дюпре не тая сарказма, — Илибольшинство жителей Мариланда, которые были абсолютно и непоколебимо уверены,что купленные ими акции должны вечно дорожать по экспоненте идиотами бытьмогут, а мне нельзя?
— Я не… Это демагогия!
— Да неужели? Мой автомобиль — что хочу, то с ним и делаю. Хочу тормознуюсистему отключаю и ношусь, пока не убьюсь сам и заодно не угроблю еще кого.Хочу — в розовый цвет крашу. Ты ведь сама только что очень хорошо мнеобъяснила, что это мое исконное право. Я ведь деньги, в конце концов, плачу!
— Это совсем другое! И если от ваших действий пострадают другие, то вы неимеете на них права.
— Понятно, — кивнул Дюпре, — Значит, если от моих действий пострадают другиеграждане, то это выходит нехорошо. Нельзя мне выходит такими вещами заниматься.А если от большинства жителей пострадает меньшинство?
— Это как? — удивилась Лиза.
— Да элементарно! Проголосует, скажем, большинство, за то, чтобы перебить всехрыжих, а имущество их честно поделить среди народа. Разве государство не должноуважать демократический выбор большинства граждан?
— Вы утрируете!
— Разумеется, я утрирую. Многие ситуации удобно рассматривать в их крайнихпроявлениях. Это хорошо показывает их сущность. Ну как асимптоты для функций.
— Однако утрированная ситуация это не реальность. С помощью утрирования можнодоказать вообще все что угодно. Например, что вода это жуткий яд. Ведь есличеловек выпьет, скажем, сто литров то он умрет.
— Прекрасный пример. Вот только он не доказывает, что вода это яд. Ондоказывает, что достигнув определенного количества, полезность воды длячеловека начинает падать пока не станет отрицательной. Это кстати классическаяиллюстрация общеизвестного экономического закона предельной полезности. Но еслиуж вода, когда ее слишком много становится ядом, то демократии и правабольшинства определять политику государства это тоже касается.
— Вы забыли про права человека, — возразила Лиза.
— А что с ними?
— Если волеизъявление большинства противоречит правам человека, то его следуетигнорировать. Геноцид по генетическому признаку, например по рыжеволосости, имявно противоречит.
— И что на твоей родной планете в конституции так прямо и записано, что естьвещи, вроде недопустимости геноцида, которые стоят над демократическивыраженной волей большинства? — невинно поинтересовался учитель.
— Нет. Но это подразумевается.
— Подразумевается значит, — глаза Дюпре заискрились иронией, — А мы вот наМирре не поленились и этот пункт в конституцию таки занесли. На всякий случай.А то мало ли чего народу в голову стукнет.
— О да! — фыркнула Лиза, — Мирра всей галактике известна как большой поборникправ человека.
— Так и есть, — Дюпре проигнорировал издевку в голосе ученицы, — Мы толькотребуем взаимности. Ты соблюдаешь права человека по отношению к нам, а мы поотношению к тебе. Все честно. Но вернемся к нашим рыжим. Значит, в данномконкретном случае ты согласна, что долг государства наплевать на мнениебольшинства, так как выполнение воли этого самого большинства приведет кужасающим последствиям в виде геноцида?
— В данном конкретном случае согласна, — подтвердила Лиза уверенно.
— Скажи, а ужаснейший экономический коллапс, в результате которого населениепогружается в нищету, вспыхивают погромы и чуть ли не гражданская война,уровень преступности взлетает до небес, а также на глазах падает средняяпродолжительность жизни. Все это в совокупности можно назвать ужасающимипоследствиями?
— Последствиями чего? — насторожилась Лиза.
— Последствиями выбора людей, — безмятежно пояснил Дюпре.
— Что за чушь! Когда это люди добровольно выбирали разруху и нищету?!
— А как часто люди добровольно выбирают болезни и немощь вместо здоровья? —осведомился Дюпре и тут же добавил, не дожидаясь ответа, — Да каждый день! Ониделают это всякий раз, когда едят слишком калорийную пищу, употребляют алкогольили другие наркотические вещества и совершают еще множество других вредных дляздоровья поступков.
— Да у людей могут быть слабости, но если бы им четко объяснили вредностьподобного поведения… Если бы они осознавали…
— Вот именно! — воскликнул Дюпре, — Если бы они осознавали! И кстати знать иосознавать это не одно и то же. Многие знают, что необходимо вести здоровыйобраз жизни, но не ведут. Но это еще ладно — это их выбор. Хочешь себя гробить— твое право. Хотя когда кто-то курит в общественном месте, заставляя остальныхдышать дымом, то так уже сказать нельзя. Не так ли? А теперь давай сновавспомним Мариланд. Там многие, если не большинство знали, что акции не могутбесконечно дорожать по экспоненте. Знали, что финансовые пирамиды уже не разпоявлялись в истории человечества и рано или поздно с треском рушились. Знали,что не бывает бесплатного сыра. Знали, но не осознавали. И привели своегосударство к краху. В результате большинство не только подгадило само себе, нои утащило за собой на дно здравомыслящее и ни в чем не виноватое меньшинство.Так что меньшинство в таких случаях не может умыть руки и заявить — "Делайте,что хотите и получайте то, что заслужили". Если оно хочет выжить, то емупридется захватывать власть и вбивать большинству в головы, в чем именно ононеправо. Это вопрос выживания.
— Недопущение узурпации власти и последующей диктатуры это тоже вопросвыживания! — перебила Дюпре Лиза, — Сегодня вас лишают избирательного праваякобы для того, чтобы вы не сделали какую-нибудь глупость, а завтра выоказываетесь в концлагере, где работаете за еду. А все потому, что меньшинстворешило, что так для вас и для них лучше.
— Именно меня в опасности диктатуры убеждать не следует, — хмыкнул Дюпре, — Нов целом Лиза права. Диктатура это плохо и опасно. Демократия при некоторыхдополнительных условиях лучше. Лучше, во-первых потому что власть тогдавынуждена считаться с пожеланиями своего народа. А во-вторых, потому что ввыборах участвует очень много людей. При этом крайности сглаживаются. Просто поэлементарным статистическим соображениям крайне маловероятно, что большинствонаселения окажется то ли параноидальными шизофрениками, то лиманьяками-садистами, то ли слабоумными маразматиками и тому подобнымидевиантами. А вот для диктаторов это не редкость. Видите ли, множества тех, ктоможет успешно захватить и удержать власть и тех, кто заботится о благополучииграждан, пересекаются в очень малой степени. Но и демократия не идеальна. Еслибольшинство населения страны безграмотно и глупо, то от нее может быть большевреда, чем пользы. И что делать? Диктатура-то еще хуже. На самом деле ответлежит на поверхности. Глупых и невежественных граждан, не способных отдаватьсебе отчет в последствиях своих действий, нужно лишить права голоса. Точнотакже как запрещено водить автомобиль тем, кто не сдал экзамен на права.
— Вы предлагаете поделить людей на первый и второй сорт! На избранных илишенных права голоса. Это… Это отвратительно! Это настоящий нацизм! — лицоЛизы полыхало праведным гневом. Остальной класс с интересом наблюдал за ееперепалкой с учителем.
— Ну, вот в твоей родной Неоаквитании, определяя кому можно голосовать, а комунет, вполне поделили людей на второй и первый сорт. И ничего мир неперевернулся, — пожал плечами Дюпре.
На мгновение Лиза потеряла дар речи.
— Это клевета! — выпалила она, опомнившись, — У нас всеобщее избирательноеправо!
— Разве? — улыбаясь, переспросил Дюпре.
— Да! И вы прекрасно это знаете!
— И когда ты последний раз ходила на выборы на родной планете, Лиза?
— Я…? Я еще несовершеннолетняя, но когда мне исполнится…
— Так какое же оно всеобщее это ваше избирательное право, если тебе не даютголосовать из-за твоего возраста? — саркастически поинтересовался Дюпре.
— По достижении совершеннолетия право голосовать получают все! — отрезала Лиза.
— То есть до совершеннолетия граждане твоей страны ограничены в правах? — гнулсвою линию Дюпре, — И я даже не буду пока упоминать совершеннолетних, нопризнанных недееспособными граждан.
— Да. Но это везде так. Или у вас младенцы участвуют в выборах?
— Нет. У нас не участвуют, — спокойно ответил Дюпре, — Но вот почему они неучаствуют в выборах и у вас и у нас? Ты можешь ответить на этот простой вопрос,Лиза?
— Да потому что дети еще слишком малы, чтобы отдавать себе отчет о последствияхсвоих действий! Это же очевидно!
— То есть ты хочешь сказать, что умственные способности малолетних, как