— Это ты спроси у него самого. И нечего приставать ко мне с дурацкими вопросами.
— Ладно, больше не буду к тебе приставать, — миролюбиво сказал я. — Ты по какому делу? Или просто так, пообщаться?
— С тобой пообщаешься, — буркнула Соня, остывая. — После вечерних занятий приходи ко мне, есть разговор.
Ах, вот оно что. Меня принимают в закрытый клуб аристократов.
— Без Риты приходить? — поинтересовался я.
— Конечно, без. Сам понимаешь.
Я понимал.
Можно было, разумеется, поставить условие: или с Черепашкой, или никак. Покрасоваться немного, представиться этаким, знаете ли, защитником обездоленных.
Но любопытство победило, и я молча кивнул.
— Ишь, загородился! — с неодобрением сказала Соня.
— А ты?
Ничего не ответив, Соня гордо удалилась.
49
В Сонины апартаменты под номером три я вступил впервые в истории человечества, и они таки произвели на меня впечатление.
Комната ее была обставлена дорогой мебелью из карельской березы. Кресла и диван обтянуты темно-зеленой кожей, на стене — шкура леопарда. Бронзовый высокий торшер, такое же бра, натюрморт — тоже, естественно, в бронзовой раме. Шторы перехвачены витым шнуром с кистями.
Не общежитие, а покои мадам Помпадур.
Я не завистлив, но мне стало обидно: за какие заслуги Соньке такой гарнитур, а мне всякая рухлядь? В шкурах диких зверей я не нуждаюсь, но занавеску приличную на окно администрация могла бы повесить. А то висит соломка — точно как в моей комнате на воле.
Но главным украшением Сониной комнаты был, конечно, Олег.
Стриженый сидел в кресле, положив ноги на малахитовый журнальный столик.
Был он в штатском (в смысле, не в школьной униформе): серый пуловер, темно-синий галстук, тщательно отутюженные брюки.
Видно было, что в этой комнате он желанный и привычный гость.
Ладно, не наше дело. Но людей, которые кладут на стол ноги, я бы из приличного общества выгонял.
Олег молча кивнул мне и показал на свободное место.
Я сел, избегая смотреть на его ботинки сорок пятого, наверное, размера… хотя это было трудно, потому что они громоздились почти на уровне моего лица.
— А где остальные? — после паузы спросил я вслух (уточнение не лишнее).
— Соня в ванной, скоро выйдет, — отозвался Олег. — Лена приболела, а Малинин и Дмитриенко пожелали присутствовать дистанционно. Простим товарищам их слабость?
"Простим", — сказал я молча.
Должно быть, это получилось у меня несколько более многословно.
— Полегче, фраер! — услышал я голос Юрки Малинина. — При дамах-то — нехорошо.
— Если товарищ настаивает, — ехидно зашептал мне на ухо Дмитриенко, — мы можем явиться, так сказать, о натюрель.
— Без гарнира, — добавил Юрка и захохотал.
Мысленно хохотать — фокус довольно трудный, освоить его мне не удалось до сих пор.
Но в тот момент я этого еще не знал.
Мне пришло в голову, что умение логически мыслить вовсе не мешает оставаться дураком, если ты дурак от рождения. Глупость — не отсутствие умa, это его свойство.
Однако не время было развивать эту мысль, и я оставил ее про запас, запихнув подальше за блокировку. А блочок я себе выбрал дивный, райское яблочко, а не блок:
"Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах".
Я с наслаждением повторял в уме эту фразу, смакуя каждое слово.
— Да прекратите кобениться! — сказала Соня, выходя из-за перегородки. — Все вы жутко одаренные, других здесь не держат.
Я машинально отметил, что свою трофейную укладку Соня истребила и стала окончательно похожа на нормальную темноволосую девчонку без каких бы то ни было ниспадающих локонов и цветных хохолков.
Мы посидели, помолчали.
— Можно говорить вслух, — сказал Олег.
Я покосился на стену.
— Всё в порядке, Лёха, никто нас не прослушивает.
— Каким же образом это можно установить? — спросил я.
— Об этом потом, — ответил Олег. — Долго объяснять.
Наступила тишина.
— Слушай, Софья, — заговорил я развязно, — красиво жить не запретишь, но возникает вопрос: откуда обстановочка? По блату? Или антикварный магазин грабанула?
Соня и Олег переглянулись: видимо, это была их общая тайна.
— Подожди, — со странной интонацией ответила Соня. — Вырастешь большой — и у тебя будет не хуже.
"Хорошо, — подумал я, — замнем для ясности".
50
— Ну что ж, — сказал Олег, — во первых строках я хотел бы от своего имени и от всех нас перед тобой извиниться. Причины нашего недоверия ты теперь понимаешь.
Я понимал и раньше, но не сказал ничего.
— Принимаешь наши извинения?
— Да ладно, все свои… — проговорил я.
— Значит, с этим покончено, — заключил Олег. — Не спеши зачехляться, пожалуйста. Сегодня ты у нас весь вечер на арене.
— За что такая честь? — поинтересовался я.
— Ты свежий человек, расскажи нам, что тебя беспокоит. Есть какие-нибудь вопросы, тревоги, сомнения?
Он говорил уверенно, не сомневаясь, что имеет право на лидерство, и я решил немного сбить с него спесь.
— Есть один вопрос, — злорадно сказал я. — Кто тебя стрижет?
Наступила пауза.
— Н-не понял, — проговорил Олег, глядя на меня с прищуром.
— Превосходно ты понял, — возразил я.
— Ну, хорошо. А ты как думаешь?
— Я думаю, Софья.
— Вот видите! Что я вам говорила? — вскричала Соня.
Вскочила, убежала в ванную и включила воду на полную мощь.
Думаю, что в этот момент Соня завидовала Ритке Нечаевой: исчезнуть с наших глаз она могла только так.
— Дурак какой-то! Тьфу, дурак! — ругалась она за дверью. — Зациклился совсем.
Дистанционный Денис противненько захихикал:
— Да не зациклился, а ревнует!
Юрка Малинин подхватил:
— "Давно меня не стригла Дездемона, опять я стал похож на охламона".
И сам же первый зареготал.
— Глупости! — фыркнула Соня, выходя из ванной с румяным после умывания лицом. — Кого он ревнует? И к кому?
— Тебя к Олегу, прелесть моя, — пояснил Денис.
— Да он-то здесь при чем?
— А он у нас многостаночник, — сказал Юрка. — Всё мое — мое, и чужое — тоже мое.
— Э, братва, кончай стебаться, — проговорил Олег. — Это скучно.
И все, как по команде, умолкли.
Мне это, естественно, не понравилось: я бы предпочел, чтобы ребята еще поупражнялись на эту тему.
— Нет, я серьезно спрашиваю насчет стрижки, — упрямо сказал я.
— Если серьезно — то сам стригусь, — ответил Олег.
Он врал, конечно, он нагло врал, я это чувствовал.
И всем остальным было известно, что он бесстыдно врет.
51
— Давайте не отвлекаться на пустяки, — сказал Олег. — Алексей хочет рассказать нам, что ему здесь не нравится.
— Это не я хочу, — возразил я, — это вы хотите, чтобы я рассказал. Для этого и позвали. Или я что-то неправильно понял?
— Ты всё понял правильно, — серьезно ответил стриженый.
— Так вот, кое-что мне здесь кажется действительно странным. Во-первых, почему только семь человек? Ради этого содержать… — Я сделал неопределенный жест рукой. — Нерентабельно.
— А мы экспериментальная группа, — возразил Юрка Малинин. — Получится — будет объявлен массовый набор.
— Что получится-то? — спросил я. Разговаривать заочно я еще не привык. Юркин голос звучал с левой стороны, и всё время хотелось туда повернуться. — Что получится-то, ты хоть знаешь?
Юрка отмолчался.
В отличие от него, у меня был вариант — насчет космической программы. Но я предпочел пока о нем не говорить: еще засмеют.
— Теперь второе, — продолжал я. — Почему нет учебников? Пусть вузовские, пусть для техникумов, но учебники быть должны.
— Возможно, они еще не написаны, — сказал Олег. — По той же причине.
— Хорошо, — уступил я, — допустим. А языки? Куда теперь без языков, улицы подметать? И где компьютеры? Что за каменный век? А в каком институте требуют, чтобы поступающие корежили взглядом трамплины?
— Сила воли везде пригодится, — пробурчал из-за стены Юрка.
— Не мешай! — одернул его Олег. — Человек самостоятельно рассуждает.
— Еще бы! — сказал из-за правой стенки голос Дениса. — Мы же сами ему ключ задали. Попробовал бы он, как мы, с нуля начинать.
— Ну, и какие выводы? — спросил Олег, пропустив эти слова мимо ушей.
— Выводы… — повторил я, стараясь выгадать время и собраться с мыслями. Как раз насчет выводов у меня было слабовато. — Система у них какая-то… не наша.
Соня заерзала, но ничего не сказала.
— Что значит "не наша"? — строго спросил Олег. — Выражайся точнее.
— В смысле — не русская, — брякнул я.
— А какая же? — с любопытством спросила Соня. — Французская, что ли?
— Не знаю. Может, и французская. Но точно не наша.
— Что ты имеешь в виду? — осведомился Олег.
Спросить об этом было проще, чем ответить.
В мамином письме мне больше всего запомнились слова:
"Не уклоняйся от общественных нагрузок".
А как от них уклоняться, если никаких общественных нагрузок здесь не дают?
Конечно, теперь не старые времена: совет дружины, совет отряда, комитет комсомола и прочая ерунда. Но учителей в пять минут не переделаешь. Вон, Максюта: молодая совсем, а работает так, как старички ее в педвузе учили. Собрания, поручения, вечера самодеятельности, стенгазеты, кружки — всё это никуда не пропало. Всё осталось.
Осталось в обычных школах, но не здесь, не в "Инкубаторе".
— Организации нет, — сказал я без особой уверенности.
— Какой организации? — осведомился Олег.
— Да никакой, — ответил я. — В том-то и дело.
Стало тихо, как в погребе.
Купол за окном, запорошенный снегом, матово мерцал, подсвеченный изнутри.
— Тебе кто-нибудь поручал нами руководить? — спросил я Олега.
— Сразу две неверных посылки, — возразил Олег и сбросил ноги с журнального столика. — Во-первых, с чего ты взял, что я кем-то руковожу? А во-вторых — почему ты решил, что это делается только по поручению?