— По ночам… гуляешь… — глухим голосом проговорил Иванов. — А спать когда?…
— Съездить наверх захотелось, — соврал я. — Подышать свежим воздухом.
Блокировка в моей голове сработала автоматически.
— Погулять… — повторил Иванов, упираясь рукой в стену.
— А что, разве нельзя?
— Отчего же… можно…
Тут мне пришла в голову недостойная мысль: раз уж директор в таком размагниченном состоянии, можно от него кое-что разузнать.
— Один вопрос, наставник, — сказал я. — Нельзя ли мне увидеться с вашим начальством?
— С начальством? — переспросил Иванов. — А зачем? Пожаловаться на меня хочешь?
— Нет, не пожаловаться. Спросить кое о чем.
— О чем? Спрашивай меня.
— Нет, я хочу спросить прямо их.
Иванов посмотрел на меня невидящими глазами, нелепо повернулся и прислонился спиной к колонне.
— Наставник, вам помочь? — спросил я.
Иванов не отвечал. Глаза его были открыты, но дыхания не слышно.
Я беспомощно оглянулся. Вокруг было пусто и темно.
Что же делать?
— Сейчас, сейчас, — пробормотал я, схватившись за его повисшую руку.
Иванов всей тяжестью навалился на меня. Мне довелось как-то тащить к постели подвыпившего отца, Иванов был тяжелее в два раза.
Но спиртным от него не пахло.
Я положил его руку себе на плечи, напрягся.
Ноги Иванова сдвинулись с места и поволочились по земле.
Так, шаг за шагом, поминутно останавливаясь, я дотащил его до голубого учительского домика, благо не так уж и далеко.
Но тут — новая незадача: серая пластиковая дверь была наглухо закрыта, без малейшего признака замка либо дверной ручки.
Я прислонил Иванова к стене и стал искать на земле какой-нибудь инструмент, чтобы отодвинуть дверь или, если это невозможно, взломать.
Вдруг за спиной у меня послышался голос:
— Что происходит?
Я обернулся — рядом стоял Олег.
Я так обрадовался, увидев его!
— Да вот, понимаешь, — заговорил я, — разбрелись по всей территории.
— Все трое? — деловито спросил Олег.
— Нет, только один. Посмотри вокруг, может, еще другие валяются.
Олег посветил фонариком (он оказался предусмотрительнее, чем я).
— Да вроде больше никого.
— Слушай, — сказал я, — не можем же мы тут его бросить.
— Не можем, — согласился Олег.
Он подошел к двери, потом поднял вялую руку Иванова, провел его ладонью по пластику — дверь отползла.
В темном дверном проеме показалась плотная фигура Петрова.
Петров молча взглянул на нас, схватил директора за плечо, с необыкновенной быстротой втащил его внутрь домика и захлопнул дверь.
— Ты гений, — сказал я стриженому.
— А как же, — ответил он.
И тут меня осенило: я вспомнил свой первый школьный день и наш разговор с Соней возле учительской.
"Ну, что ты о них скажешь?" — спросила Соня.
"Заспанные…" — ответил я.
"А как же!" — воскликнула она — и захлопнула рот ладошкой.
Вот что я должен был позабыть! Вот о чем я не имел права думать: мне запрещалось размышлять о том, почему Соня сказала "А как же" (или что-то в этом роде).
Соня знает, почему анонимы выглядят такими вялыми.
И Олег, естественно, тоже знает.
А мне этого знать не положено.
— Значит, так, — сказал я Олегу, пристально глядя ему в глаза. — Или ты сейчас же, немедленно, говоришь мне всю правду, или я вообще перестаю тебе верить.
Ни один мускул не дрогнул на лице стриженого.
— Какую правду ты хочешь знать? — осведомился он.
— Я хочу знать, что с ними происходит каждую ночь.
— С кем?
— С ними, — я мотнул головой в сторону учительской двери.
— А, теперь понятно, о какой правде ты толкуешь, — невозмутимо сказал Олег. — Это, друг мой, еще не вся правда, это чисто техническая подробность. Но она потянет за собой другую правду, та — третью и четвертую. Так что это будет долгий разговор, и вести его на улице глупо.
69
— Ну, Лёха, держись, — сказал Олег. — То, что ты хочешь знать, — не для слабонервных.
— Ладно, не пугай, — ответил я. — Ближе к делу.
Мы сидели у него в шестом номере.
Судя по треску и шороху, которыми была наполнена комната, другие одареныши тоже прислушивались к нашему разговору.
— Никто не спит, — пояснил стриженый. — Из-за тебя, промежду прочим. Последнее время ты как-то мечешься… Ребята опасаются, что ты сотворишь какую-нибудь глупость.
— Не дождетесь, — отрезал я. — Так будешь ты рассказывать или нет?
Олег помолчал.
— Как ты думаешь, — спросил он, — как ты думаешь, чем сейчас занимается спасенный тобою наставник Иванов?
— Отдыхает, — ответил я. — У себя в домике.
— Ты хоть раз видел, как он отдыхает?
— Конечно, нет. Домик-то без окон.
— И тебе не пришло в голову, как это люди могут жить без окон?
Я молчал: действительно, не пришло.
— Так вот, — сказал Олег, — твои учителя сейчас стоят в тесном чуланчике друг против друга и не двигаются. Все трое. Как манекены.
— Ловят кайф, — добавил из-за стены пернатый Юрка Малинин — как всегда, невпопад и, как всегда, с жизнерадостным смехом.
— А… а что это с ними? — спросил я, запинаясь.
— Спокойно, Алексей, — сказал Олег. — Только без паники. Они на подзарядке. Правда, энергию я им пока отключил… поэтому мы так свободно и разговариваем. Но времени у нас в обрез, иначе они не успеют подзарядиться… Так что ты бери себя в руки. Привыкай поскорее.
А тут и привыкать было не к чему.
Я вспомнил, как старательно анонимы изображали оживленную человеческую беседу (все-таки мое первое впечатление оказалось верным).
Понятно было теперь и отсутствие у наших наставников нормальных имён: зачем имя-отчество биороботу?
И еще я вспомнил, на кого был так похож вертолетчик. Разумеется, на Иванова.
И шофер «волги», доставившей меня на приемный пункт, был тоже из серии «аноним». Одноразовые персонажи, какой смысл делать их не похожими друг на друга? И так сойдет…
А их равнодушие к нашей истории, к нашей географии…
— Машины, — сказал я отчего-то шепотом. — Обучающие машины…
— И долго же ты, братец, думал, — снисходительно проговорил из своей комнаты Малинин. — Уж подвели, уж ткнули носом…
— Ты позабыл, наверное, Юрочка, — сказала невидимая Соня, — как ты рыдал и кидался на стенку, когда мы ткнули носом тебя… Алёша ведет себя куда спокойнее.
— Вернется к себе — поплачет, — вставил Денис. — Все так делают.
— Я не рыдал, — возразил Малинин. — Я бесился. Думал, вы мне заливаете баки. А потом сам провел эксперимент — и убедился.
— Какой эксперимент? — поинтересовался Олег.
— Да кнопку на стул Николаеву подложил. Точно, никакой реакции.
— Очень глупая проверка, — недовольно сказал Олег. — Ты же мог закоротить аппаратуру.
70
Все эти разговоры доносились до меня как-то издалека.
— Послушайте, — сказал я, — так, значит, они не люди…
Олег шевельнул бровью, дистанционщики засмеялись.
— Очень тонкое замечание, — сказала Соня.
— Товарищ еще не дозрел, — сонным голосом добавил Денис.
— Тормоз, — заключил Юрка.
— Да я не о том! — сказал я сердито. — Не люди — те, кто их сделал. Вот в чем беда.
Ответом на эти слова было молчание.
— Будь добр, поясни, — проговорил Олег.
— Всё ясно даже ежу, — ответил я. — Машины — значит, кто-то их сделал. И на кого-то они работают. Скажем, на хозяев. И, если эти хозяева сами как люди, зачем им делать механических человеков? Значит, что-то с ними не так. Не рискуют они показаться.
— Почему не рискуют? — спросил Олег.
— Боятся нас напугать. Может, у них хоботы вместо носов. Либо ноги не тем концом воткнуты. Либо еще хуже.
— Глупость какая-то, — недовольно сказал Олег. — Что значит "не тем концом воткнуты"? А у тебя каким, тем?
— Вообще-то внешность — не аргумент, — позевывая, вмешался Денис. — Тут кое у кого, не стану называть имен, такие мордовороты, что им вообще выходить на люди противопоказано…
— Кого это ты имеешь в виду? — гневно осведомилась Соня.
Денис не отвечал.
Бедная Соня… Не понимая, почему стриженый к ней равнодушен, она, должно быть, вообразила, что причина — в ее внешности.
— Не обращай внимания, — сказал я Соне. — Товарищ обижается, что он не сам догадался. Ну, если внешность для него не аргумент, то есть основания и посерьезнее. Например, календарь.
— А что календарь? — спросил Олег. — Вот календарь, на стене висит.
— Так это ж ты сам его сделал.
— Ну, сам, — согласился Олег.
— А почему?
— Что значит "почему"? — удивился Олег. — У тебя тоже самодельный, я своими глазами видел. Только ты ставишь крестики, а я не ставлю.
— Да, но почему? — настаивал я.
— Что ты почемукаешь? — рассердилась Соня. — Говори яснее.
— С Новым годом, дорогая! — сказал я. — Яснее не скажешь.
— При чем тут новый год?
— При том, что сегодня второе января.
— Ну и что?
— А то, что позавчера всё человечество встречало Новый год. Всё, кроме нас.
— Ну, во-первых, не всё человечество, — поправил меня Олег. — Есть буддисты, есть мусульмане, да и у христиан, насколько мне известно…
— А ты что, буддист? — поинтересовался я.
— Не понимаю, при чем здесь мои убеждения, — сухо сказал Олег.
— А я понимаю, — вмешалась Соня. — Мальчик Алёша привык встречать Новый год у зелененькой елочки.
— Пись-пись-пись, ёлочка, зажгись! — вставил Юрка Малинин.
— А ты не привыкла? — спросил я Соню.
— Мне никто никогда не устраивал ёлку, — ответила она. — И вообще я считаю, что Новый год — это просто условная дата. Даже более условная, чем день рождения.
— Хорошо, оставим Новый год в покое, — уступил я. — Но почему во всей школе нет ни одного напечатанного календаря?
— Ну, почему?
— Да потому что у них совсем другое исчисление времени. У них в неделе восемь дней, вы разве не заметили?