— Мэри, — прошептала я не своим голосом, — он что-то сказал вам?
— Я не знаю, госпожа администратор, — Мэри, как мне показалось, расстроилась. — Я не видела его, но огорчилась, я так хотела поехать в храм, а Питер — ну, Питер уже убежал в хлев, ну да ладно, время-то у меня еще будет.
— Вы хотели поехать в храм, — повторила я. Да, конечно. Благословить Образы. Как спросить тактично и не обидеть ее? — Разве сегодня какой-то праздник?
— Нет, — засмеялась Мэри. — Да и нам что до праздников, у нас праздник, когда урожай. Сущие, конечно, меня покарают за хулу, но я к ним за помощью. — Она отложила тесто в сторону, посмотрела на него, взяла скалку, задумалась. — Да вам ни к чему слушать глупые речи, госпожа администратор, вон можете пока погулять, дождя нет, кто знает, возможно, до завтра и не развезет дорогу.
Я не хотела гулять. Мне нужно было… да, мне нужно было ехать следом за Лэнгли. Как можно скорее, мне стоило торопиться. Но я смотрела на Мэри — я должна была задать ей последний вопрос.
— Эмпус, — выдохнула я. — Скажите, вы боитесь эмпуса?
Глава тридцать вторая
— Эмпуса? — переспросила Мэри. Во взгляде ее было непонимание. — Сущие, это что еще такое?
Я перевела дух. Помолчала, собираясь с мыслями. Мэри положила скалку, ждала.
— Вы хотели отвезти Образы…
— Питер! — с досадой воскликнула Мэри и хлопнула себя по бедрам. На юбке остались следы муки — четкие отпечатки ладоней. — Питер никогда не верил! Но вот надо высмеять мать! Ну да ладно. Порождения Нечистого не трогают мужчин, но Марта, Марта, девочка моя…
— Мэри, пожалуйста! — взмолилась я. — Что вы хотели сделать с Образами? И зачем?
— Благословить, госпожа администратор! Благословленные Образы не позволят упырю зайти в дом!
Я припомнила местные легенды. Везде ли они одинаковые? В Школе считалось, что упырь — живое дерево, способное проникнуть ветками сквозь стены и высосать кровь жертвы. Что на этот счет скажет Мэри?
— Но у вас нет деревьев во дворе, — растерялась я. Мэри покачала головой, снова обтерла руки о юбку.
— Нет, как им быть, когда каждый клочок земли на счету. — Крестьяне есть крестьяне, подумала я. — Ох, глупо все, госпожа администратор. Вы вот госпожа образованная. Да у вас и детей, почитай, нет. — Она тяжело вздохнула, села, посмотрела на меня изучающе. — Я бы не верила сказкам, некогда верить, но видите, Марта еще младенцем была, как ваша травница рассказала, как дерево в окно в Школе бьется. Так у вас там благословенное место, монастырь. А ну как ваша святость ограждает от зла? А к нам из леса придет, что нам делать?
Я облизала губы.
— Зачем она говорила вам это?
— Да кто же знает, госпожа администратор! Дурная была. Так и я не умнее, — Мэри усмехнулась. — Вот разумею, что глупости, а сердце за малышку болит. Муж мой, даруют Сущие ему покой, все ругался, от дома ей хотел отказать, а как откажешь, когда за навоз живые деньги шли. Мы тут не разбрасываемся деньгами…
Меня так и тянуло расспросить про эмпуса, но я сознавала, как мнительная женщина, боящаяся за свое дитя, воспримет мои вопросы. Мало ей упырей, будет страшиться еще и того, чего до сих пор не страшилась, и что мне тогда делать с чувством вины?
Но если эмпус опасен? По-настоящему опасен? У них теплый дом. А разве ему это мешает?
Мэри расценила мое молчание по-своему.
— А что за эмпус такой? — с подозрением спросила она. — Откуда взялся?
Я ругала себя, но сказанного не воротишь. И все же я не могла решить: предупредить ее или не стоит?
— Я слышала, что его Образами отпугивают. — Улыбка вышла неуверенной и фальшивой. — Потому и спросила вас. Вероятно, ошиблась.
— Не слышала о таком, — опять покачала головой Мэри, и я уже не сомневалась — она опросит всех работников в ближайшие полчаса. — Впрочем, может, он в лесах и не водится?
Я еще могла все исправить! Сущие были милостивы ко мне или, возможно, к работящей Мэри.
— Поэтому я удивилась, — с готовностью отозвалась я. — Это морская тварь. Топит корабли, потому моряки берут в плавание Образы…
Как я научилась лихо врать! Мое лицо, как мне почудилось, пошло пятнами. Благословенная ложь, пусть во спасение, не перестает быть отвратительной ложью. Куда заведут меня добрые намерения? В какую пропасть еще я скачусь, гоняясь за призраками?
Мэри повеселела, вернулась к тесту, но я подошла ближе, просительно заглянув ей в глаза.
— Мне нужно ехать, — сказала я. — Господин директор… он отправился по своим делам, а у меня есть разговор к… — Как назвал его Питер? — Господину Оуэну.
Я ведь не ошиблась? Нет, Мэри посмотрела на меня и кивнула. Кто же он такой?
— Старосты нет, а у нас недавно скончался привратник. Может быть, господин Оуэн подскажет кого на место? Платим мы хорошо.
Мэри призадумалась, потом уверенно заявила:
— Джоаким, старик Джоаким, но вы не смотрите, что старик, он еще крепкий. Когда-то был местным плотником, ну да вам его умение тоже лишним не будет, только вот отсохла у него одна рука, теперь сын его плотницким делом промышляет да внуки. И живет он как раз через двор от нашего старосты, а тот аккурат напротив господина Оуэна. Доброе дело сделаете, госпожа администратор, чахнет без работы старик.
Мэри поспешила из комнаты, поманила меня рукой. Я пошла, холодея от того, как мне удалась новая внезапная ложь. Люди верят мне, значит ли, что и я точно так же верю любой неприкрытой лжи, и кто лжет в таком случае мне?
Мэри шла куда-то вглубь дома, я за ней. По пути нам попалась Марта с корзинкой с яйцами, Мэри остановила ее, пересчитала содержимое корзинки, удовлетворенно кивнула. Затем мы вышли через черный ход на улицу — было холодно, сыро, но дождь не шел, хотя темные тучи наползли на небо и, казалось, задевали верхушки деревьев.
Где-то мычала корова, доносились озабоченные мужские голоса. Мэри свернула в сторону сараев, покрутила головой, крикнула недовольно:
— Бэзил! Бэзил, бездельник! А ну иди сейчас же сюда!
Мы подождали. Мэри открыла было рот, чтобы крикнуть снова, но в этот момент из-за угла появился тощий заспанный мальчик и поклонился нам обеим.
— Бэзил, давай-ка госпоже администратору лошадь. Вы ведь ездите верхом, госпожа администратор? — Я кивнула. Время утекало. — Вашу-то лошадь господин директор оставил, только седлать не велел, сказал, что она копыто сбила.
Лгать умела не я одна.
— Ну я так вам дам свою. А вашу потом…
— Нет, спасибо, — оборвала я ее. Лэнгли слишком много себе позволил. — Моя лошадь в порядке. Это я подумала, что она сбила подкову, потом посмотрела, с ней все хорошо. А ему не сообщила, забыла.
Мэри пожевала губами. Мне показалось, приняла она это известие не очень охотно, впрочем, за свою лошадь она наверняка попросила бы денег, а у меня их не было все равно.
— Ну как скажете, — она развела руками. — Бэзил, ну вот не стой, иди седлай лошадь, бестолковый! Куда ехать, знаете?
Я не знала, но мне это было без разницы. До развилки, потому что именно так сказал Питер: он просил довезти Мэри до развилки, значит, одна дорога ведет в деревню, вторая — в старый монастырь. Я спрошу по пути, не может мне никто не попасться.
— Да, я была в этих краях, — мне уже не терпелось, чтобы она ушла. — Спасибо вам, и за совет насчет вашего плотника. Нам в самом деле не будет лишним его мастерство.
Мэри несколько раз оборачивалась, смотрела на меня, и каждый раз меня резало чувство, что она обо всем догадалась. И про мою ложь, начиная с эмпуса и заканчивая подковой лошади. И про то, куда я направляюсь. Может быть, зачем.
Бэзил возился непростительно долго. Я переминалась с ноги на ногу, мерзла, не могла понять, почему Лэнгли уехал один. Госпожа Джонсон считала, что мое знание анселского языка необходимо, Лэнгли подтвердил, что это действительно так. Выходит, он отправился не в монастырь? Но куда в таком случае? Просто сбежал?
Я с тоской признала, что это возможно. Его назначили директором Школы, с него многое спросят. Всем безразличны безродные сироты, но всем небезразлична репутация Школы в глазах обоих Советов. Смерть ребенка — какой пустяк, право, не стоит и беспокоиться, но только если эта смерть — стечение обстоятельств и в ней нет абсолютно ничьей вины. Смерть преподавателей — все ведь бывает. Но кто же станет давать Школе деньги, которых мы почти не видели, если того и гляди к середине зимы в Школе в живых никого не останется? Какой благотворитель пожертвует средства на девочек, которые не доживут до весны?
Благополучие, которого нет, но есть его видимость.
Лэнгли не хотел отвечать за смерти, это подло, но объяснимо. К Нечистому его и его улыбку.
Бэзил наконец вывел лошадь, и я выхватила у него поводья, едва не вспылив, но потом опомнилась и сунула какую-то завалявшуюся в кармане монетку. Бэзил равнодушно посмотрел на нее, сунул в карман, поклонился и ушел досыпать. Я вскочила на лошадь — мне надо уехать как можно скорее, пока никто не собрался меня задержать.
Питера я не увидела в толпе собравшихся крестьян, а им до меня не было никакого дела. Мне показалось, что в окне мелькнуло лицо Мэри, но она знала, куда я еду. Думала, что знает, и Сущие мне судьи за бесстыжее вранье. Возле ворот я остановилась, но долго ждать не пришлось, какой-то мужик поспешил распахнуть их, и я выехала на дорогу.
Дорога была одна. Вчера мы, может быть, ехали по ней, но точно я сказать не могла. Сейчас я ее отчетливо видела — подмерзшая глина, изрубленная колесами и копытами, покрытая коркой, но чересчур тонкой, чтобы гнать лошадь во весь опор. Только осторожный шаг, чуть быстрее — уже безумие, я подумала даже, что скорее дошла бы пешком. Лошади тоже не нравилась эта дорога, а до развилки, как говорил Питер, несколько часов пути… Если бы выехала с рассветом, добралась до нее к полудню, но рассвет давно миновал.
Но и Лэнгли не мог ехать так быстро, осенило меня. Он не станет рисковать лошадью. Так догоню я его или нет? Какой дорогой он все же поехал, почему говорил, что Нэн мы не застанем? Он знал, где она?