– Просто диву даешься: и здесь два смежных города! –
говорю я майору Нольтицу.
– Да, – отвечает он, – но и на сей раз новый город образовался без участия русских.
– Новый или старый, – отвечаю я, – боюсь, что они будут близнецами тех, что мы уже видели: земляная стена, несколько десятков прорытых в ней ворот, глинобитные хижины, ни настоящих домов, ни интересных памятников, и неизменные восточные базары!
И я не ошибся. Даже четырех часов оказалось более чем достаточно для осмотра обоих Яркендов, из которых новый опять называется Янги-Шар. К счастью, жительницам Яркенда теперь не возбраняется, как то было во времена «дадква» или губернаторов провинции, свободно ходить по улицам города. Теперь яркендские женщины могут доставить себе удовольствие на людей посмотреть, и себя показать, к великой радости «фаранги» – так называют здесь иностранцев, к какой бы нации они ни принадлежали.
Очень красивы эти азиатки, с длинными косами, поперечными нашивками на лифах, в разноцветных ярких одеждах из хотанского шелка, украшенных китайскими узорами, расшитых сапожках на высоких каблуках и кокетливо повязанных тюрбанах, из-под которых виднеются черные волосы и соединенные в одну линию черные брови.
Китайских пассажиров, вышедших в Яркенде, тотчас же сменили другие, тоже китайцы; среди них было человек двадцать кули. В восемь часов вечера локомотив снова развел пары.
За ночь мы должны проехать триста пятьдесят километров, отделяющих Яркенд от Хотана. Я побывал в переднем багажном вагоне и с радостью удостоверился, что ящик стоит на прежнем месте. Кинко мирно похрапывал в своем убежище, но будить его я не стал. Пусть грезит о своей прелестной румынке!
Утром я узнал от Попова, что мы шли со скоростью обычного пассажирского поезда и уже миновали Каргалык.
Ночью было очень свежо. И неудивительно. Ведь путь пролегает на высоте тысяча двести метров. От станции
Гума колея поворачивает прямо на восток, следуя приблизительно по тридцать седьмой параллели, той самой, что захватывает в Европе Севилью, Сиракузы и Афины.
За это время мы встретили лишь одну значительную реку – Каракаш. В нескольких местах я видел на ней паромы, а на каменистых отмелях – лошадей и ослов, которых табунщики перегоняли вброд. Железнодорожный мост через Каракаш находится километрах в ста от Хотана, куда мы прибыли в восемь часов утра.
Поезд здесь стоит два часа, и, так как этот город уже немного походит на китайский, я решил хотя бы мельком на него взглянуть.
С одинаковой справедливостью можно сказать, что
Хотан – мусульманский город, построенный китайцами, или китайский, построенный мусульманами. И на домах, и на людях заметен отпечаток того же двойственного происхождения. Мечети похожи на пагоды, а пагоды на мечети.
Потому я нисколько не удивился, что супруги Катерна, не захотевшие пропустить случая впервые ступить на китайскую землю, были заметно разочарованы.
– Господин Клодиус, – обратился ко мне комик, – я не вижу здесь декорации для спектакля «Ночи Пекина».
– Но мы еще не в Пекине, мой милый Катерна!
– Вы правы, надо уметь довольствоваться малым.
– Даже совсем малым, как говорят итальянцы.
– Ну, раз они так говорят, значит, они далеко не глупы.
В ту минуту, когда я собираюсь подняться в вагон, ко мне подбегает Попов:
– Господин Бомбарнак!
– Что случилось, Попов?
– Меня вызвали в телеграфную контору и спросили, не едет ли в нашем поезде корреспондент «XX века».
– В телеграфную контору?
– Да, и когда я подтвердил, телеграфист велел вам передать вот эту депешу.
– Давайте!. Давайте!
Я беру депешу, которая ждала меня в Хотане уже несколько дней. Не ответ ли это на мою телеграмму относительно мандарина Иен Лу, посланную из Мерва?
Вскрываю депешу… читаю… она выпадает у меня из рук. Вот что в ней сказано:
«Клодиусу Бомбарнаку корреспонденту «XX века»
Хотан Китайский
Туркестан
Поезд везет Пекин не тело мандарина а император-
скую казну стоимостью пятнадцать миллионов посылае-
мую из Персии в Китай Парижских газетах сообщалось об
этом восемь дней назад Постарайтесь впредь быть лучше
осведомленным»
ГЛАВА 18
– Миллионы! В так называемом траурном вагоне не покойник, а миллионы!
У меня вырвалась эта неосторожная фраза, и тайна императорских сокровищ тотчас же стала известна всем – и пассажирам поезда, и железнодорожным служащим. Для отвода глаз правительство, по соглашению с китайским, распустило слух об умершем мандарине, тогда как в действительности в Пекин переправляют сокровища стоимостью в пятнадцать миллионов франков!..
Какой я сделал непростительный промах! Каким я оказался глупцом! Но почему мне было не поверить Попову, и почему Попов должен был заподозрить во лжи персидских чиновников! Да и кому бы пришло в голову усомниться в подлинности этого покойного мандарина Иен
Лу? Мое репортерское самолюбие тем не менее глубоко уязвлено, и полученный выговор очень меня огорчает. Но о своем злоключении я, разумеется, никому ничего не рассказываю, даже майору. Слыханное ли дело? О том, что происходит на Великой Трансазиатской магистрали, «XX
век» в Париже осведомлен лучше, чем его собственный корреспондент, который едет по этой дороге! Редакции известно, что к хвосту поезда прицеплен вагон с императорской казной, а Клодиус Бомбарнак пребывает в блаженном неведении! О репортерские разочарования! А теперь все узнали, что казна, состоящая из золота и драгоценных камней и находившаяся в руках персидского шаха, возвращается ее законному владельцу, китайскому богдыхану.
Понятно, почему Фарускиар сел в наш поезд в Душаке.
Один из директоров Компании, заранее предупрежденный о ценном грузе, он решил сам сопровождать императорские сокровища до места назначения. Вот почему он так старательно охранял «траурный вагон» вместе с Гангиром и тремя монголами. Вот почему он был так взволнован, когда этот вагон отцепился и так настойчиво требовал вернуться за ним, не теряя ни минуты… Да, теперь все объясняется.
Понятно, почему в Кашгаре взвод китайских солдат пришел на смену монгольским стражникам. Понятно, почему Пан Шао ничего не мог сказать о мандарине Иен Лу: ведь такого мандарина в Поднебесной Империи и не существовало!
Из Хотана мы выехали по расписанию. В поезде только и было разговоров, что об этих миллионах, которых вполне могло бы хватить, чтобы сделать всех пассажиров богачами.
– Мне с первой минуты показался подозрительным этот траурный вагон, – сказал майор Нольтиц. – Потому я и расспрашивал Пан Шао о мандарине Иен Лу.
– А мне было невдомек, – ответил я, – зачем вам понадобилось это знать. Сейчас по крайней мере установлено, что мы тянем на буксире сокровища китайского императора.
– И он поступил весьма благоразумно, – добавил майор,
– выслав навстречу эскорт из двадцати хорошо вооруженных солдат. От Хотана до Ланьчжоу поезд должен пройти две тысячи километров по пустыне Гоби, а охрана путей здесь оставляет желать многого.
– Тем более, что свирепый Ки Цзан, как вы, майор, сами мне говорили, рыскал со своей шайкой в северных провинциях Поднебесной Империи.
– Да, господин Бомбарнак, пятнадцать миллионов –
хорошая приманка для разбойничьего атамана.
– Но как он сможет пронюхать о пересылке императорских сокровищ?
– О, такие люди всегда узнают все, что им нужно знать.
«Несмотря на то, что они не читают «XX века»! – подумал я и почувствовал, как краснею при мысли об этом непростительном промахе, который, без сомнения, уронит меня в глазах Шеншоля, моего шефа…
Между тем пассажиры, столпившись на вагонных площадках, оживленно обменивались мнениями. Одни предпочитали тащить на буксире миллионы, нежели труп мандарина, пусть даже и высшего разряда; другие полагали, что транспортировка сокровищ грозит поезду серьезной опасностью. Того же мнения придерживался и барон
Вейсшнитцердерфер. Выразив его в самой резкой форме, он налетел на Попова с упреками и бранью:
– Вы обязаны были предупредить, сударь, вы обязаны были предупредить! Теперь все знают, что с нами едут миллионы, и поезд может подвергнуться нападению! А
нападение, если даже предположить, что оно будет отбито, неизбежно вызовет опоздание. А вам известно, сударь, что я не потерплю никакого опоздания? Нет, я не потерплю!
– Никто не нападет на нас, господин барон, – ответил
Попов. – Никто и не подумает напасть!
– А откуда вы знаете, сударь? Откуда вы знаете?
– Успокойтесь, пожалуйста…
– Нет, я не успокоюсь и при малейшей задержке привлеку Компанию к ответу и взыщу с нее убытки!
Вполне может статься, что «кругосветный» барон захочет получить с Компании сто тысяч флоринов за причиненный ему ущерб!
Перейдем к другим путешественникам.
Фульк Эфринель, как и следовало ожидать, смотрит на все с чисто практической точки зрения.
– Это верно, – говорит он, – что благодаря сокровищам доля риска сильно увеличивается и, случись какое-нибудь происшествие, Life Travellers Society126, где я застрахован, откажется выдать компенсацию за риск и возложит ответственность на железнодорожную Компанию.
– Совершенно справедливо, – добавляет мисс Горация
Блуэтт, – и как обострились бы ее отношения с правительством Поднебесной Империи, если бы не нашлись эти потерянные вагоны! Вы со мной согласны, Фульк?
– Разумеется, согласен, Горация!
Горация и Фульк – коротко и ясно!
Американец и англичанка рассуждают вполне резонно: за пропажу вагона с сокровищами отвечать пришлось бы железной дороге, так как Компания не могла не знать, что дело шло о пересылке золота и драгоценностей, а не останков мифического мандарина Иен Лу.
А что думают по этому поводу супруги Катерна?
Миллионы, прицепленные к хвосту поезда, нисколько не нарушили их душевного равновесия. Первый комик ограничился лишь замечанием: