Не требуется большого воображения, чтобы понять, что немцы понесли бы значительно меньше жертв, если бы они сумели склонить: на свою сторону хотя бы часть населения России. Дальновидные немцы скоро поняли, что этого можно было бы добиться, если бы с самого начала применялась другая тактика.
Вот что пишет в своем дневнике посол Ульрих фон Гассель, один из руководителей движения, участники которого предприняли 20, июля 1944 года попытку убить Гитлера:
«Борьба против России, которую начал Гитлер, была таким же безрассудным предприятием, как и вся война вообще. После того как война началась, мы могли воспользоваться в пропагандистских целях одной возможностью — с нравственной точки зрения единственной хорошей возможностью — вести войну исключительно против большевизма под лозунгом освобождения русского народа, с которым у немцев не было никаких разногласий. Случилось обратное — Гитлер сплотил Россию вокруг Сталина против Германии». И далее: «Военная обстановка характеризуется неожиданно крупными успехами русских и поднимающейся волной ненависти против нашей безумной политики».
Фон Гасселя этот вопрос занимал и ранее. 13 июля 1941 года он пишет, что борьба оказалась значительно тяжелее, чем предполагалось. Он приходит к выводу, что война ведется не против большевизма, а против русского народа, причем наиболее убедительным доказательством этого, по его мнению, было назначение фон Розенберга, смертельного врага русских, руководителем гражданской администрации на Востоке.
Для более полного представления об этой политике познакомимся с позорной речью Гиммлера, произнесенной им в октябре 1943 года в Познани:
«Что случится с русским или чехом, меня нисколько не интересует… Живут ли другие народы в благоденствии или они издыхают от голода, интересует меня лишь в той мере, в какой они нужны как рабы для нашей культуры, в ином смысле это меня не интересует. Погибнут или нет от изнурения при рытье противотанкового рва 10000 русских баб, интересует меня лишь в том отношении, готов ли для Германии противотанковый ров».
О партизанах Югославии Фитцрой Маклин говорит следующее:
«С чисто коммунистическим упорством и твердостью партизаны выполняли поставленные перед собой задачи, не считаясь ни с неудачами, ни с репрессиями. Своей жизнью при этом они совсем не дорожили. Что касается мирных жителей, то они также находились на линии огня и у них было столько же возможностей умереть геройской смертью, сколько и у партизан.
Чем больше расстреливали немцы мирных жителей, чем больше они сжигали деревень, тем больше обозов противника попадало в засады партизан и тем больше мостов взлетало на воздух.
Проводить такую политику было тяжело, особенно людям, действующим на своей собственной территории, однако в конечном итоге она была оправдана ходом событий».
То же самое можно было бы написать и о советских партизанах. Война эта стала войной на истощение, причем больше всего страдало гражданское население.
Эту мысль хорошо иллюстрирует следующий рассказ немецкого писателя:
«На следующее утро стало ясно, что где-то в городе находится советский артиллерийский наблюдательный пункт… Днем позже я увидел странную процессию в районе порта. Пять немецких и несколько русских полицейских вели человека, закованного в кандалы. Он шел с гордо поднятой головой и нес большую надпись на русском и немецком языках: «Я направлял огонь советской артиллерии на Херсон и я виновен в смерти 63 русских женщин и детей, не считая немецких солдат. Поэтому я сегодня буду повешен…»
Старый крестьянин по складам разбирал эти слова. Услужливо, с видимым удовлетворением осужденный прочел ему весь текст.
— Ты действительно это сделал? — медленно спросил крестьянин. Осужденный ответил удовлетворительно.
— Ну и поделом тебе! — сказал тихо старик. — Я рад, что дьявол, наконец, позаботится об этих проклятых комиссарах.
— Они вернутся, — спокойно ответил осужденный.
Старик с ужасом перекрестился…
— Да дарует бог тебе скорый конец, — сказал он и дал осужденному папиросу.
— Когда ты умрешь?
— Сегодня вечером, — вежливо ответил коммунист и снова двинулся вперед.
Ошеломленные мы посмотрели друг на друга: неужели же русские живут по разным законам?»
Как теперь ясно, немецкая политика террора началась с изданием Гитлером директивы «Об особой подсудности в районе «Барбаросса». В декабре 1941 года Гитлер через верховное командование вооруженными силами издал столь же позорную директиву. Развенчав идею «рыцарского поведения солдат», он заявил, что войска «имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничения также против женщин и детей, если это только способствует успеху». Столь же печален и тот факт, что ряд генералов согласился с этим принципом. Примером этому могут служить рекомендации, представленные генералом Рейнгардтом командованию группы армий «Центр», в которых говорится, что в целях получения необходимых показаний при допросе партизан, в том числе и женщин, необходимо применять все средства.
Читатель, вероятно, уже обратил внимание на выражение «допрос пленных партизан», встречающееся в немецких директивах. Чтобы было ясно, что это обозначает, обратимся к специальной директиве, изданной штабом 257-й пехотной дивизии. В ней говорится следующее:
«Все допрашиваемые должны быть предупреждены самым суровым образом о необходимости говорить правду. Во всяком случае, они знают, что с самого начала допроса их будут избивать.
Кто-либо из допрашиваемых, безусловно, даст показания относительно партизан. Однако, если, как это обычно бывает, допрашиваемый сначала притворяется, что он ничего не знает о партизанах, а позднее сообщает какие-нибудь сведения, его надо подвергнуть более тщательному допросу (около двадцати пяти ударов резиновой дубинкой или плетью). Каждый раз вслед за вопросом необходимо добавлять слово «говори», например:
— Где находится командир партизанского отряда? Говори!
— Какие задания вам поручили? Говори! — и т. д.
Лицо, допрашиваемое таким образом, будет продолжать говорить, и, когда ему прикажут сообщить все остальное из того, что ему известно, его необходимо подвергнуть еще двадцати пяти ударам…
Лица, которые подверглись такому суровому и тщательному допросу… должны быть ликвидированы вместе с осужденными…
Казненные должны быть захоронены таким образом, чтобы родственники не могли найти могилы и откопать их трупы».
Одна только мысль о таком «допросе» вызывает ужас, но, к счастью для партизан, немногие из них попадали в руки немцев и проходили через это испытание.
Когда генерал Рейнгардт приказывает: «Партизаны в бою должны быть уничтожены. Любые методы допустимы. Личный состав, который применяет их против партизан, освобождается в таких случаях от наказания», — он выполняет приказ верховного командования, следуя его точке зрения, но отнюдь не руководствуясь при этом чувствами человечности.
Обратимся еще раз к дневнику фон Гасселя и посмотрим, как он оценил влияние гитлеровской политики террора на судьбу одного немецкого офицера:
«Вся война на Востоке ужасна — это возврат к варварству. Молодой офицер, сейчас он в Мюнхене, получил приказ расстрелять 350 мирных жителей якобы партизан (среди которых были женщины и дети). Люди эти были согнаны в большой сарай. Сначала он колебался и потому был предупрежден, что за невыполнение приказа его ждет смерть. Офицер попросил десять минут подумать и затем выполнил приказ, расстреляв людей из пулеметов. Этот случай настолько его потряс, что впоследствии, воспользовавшись легким ранением, он решил более не возвращаться на фронт».
Не может быть сомнений, что значительная часть вермахта возражала против подобных приказов, и доказательством этому служит то обстоятельство, что был издан новый вариант «Десяти заповедей». Генерал Буссе заявил, что командование группы армий «Юг» в 1943 году пересмотрело эти заповеди с учетом особенностей войны в России и переиздало их в связи с тем, что в это время в группу армий влилось большое количество новых солдат. Для того чтобы добиться с их стороны надлежащего поведения, им была роздана следующая листовка:
Десять заповедей относительно взаимоотношений с русскими
1. Всегда сохраняйте свой авторитет среди местного населения.
Не будьте высокомерны! Русские очень критически относятся к людям, пытающимся создать себе фальшивый, «дутый авторитет». Так называемое «покровительственное, хозяйское отношение» к другим обычно рекламируют те, кто не в состоянии завоевать авторитет другими путями. Настоящий авторитет завоевывается энергичными, эффективными действиями и образцовым поведением.
2. Будьте справедливы!
С каждым местным жителем необходимо обращаться строго, но справедливо. В России немцы всегда пользовались репутацией в высшей степени справедливых людей. Русский больше всего ненавидит несправедливость. Русский — очень хороший работник. Если с ним хорошо обращаться, то он работает с охотой и старанием. Русский сообразителен и восприимчив. Если его знакомят с каким-нибудь новым методом работы, то на первых порах он относится к нему с недоверием. Однако если он убедится в его полезности, он охотно им воспользуется. Русский привык к тому, чтобы им кто-то управлял. Указания должны даваться таким образом, чтобы они были поняты тем, кто будет их выполнять. Не рекомендуется давать подробных указаний и не следует всецело полагаться на инициативу русских на отдельных стадиях работы. За ходом работы следует постоянно следить. В случае плохого выполнения отданных приказаний, безусловно, следует сделать замечание.
3. Поощряйте русского, если он работает хорошо!
Если его не поощрять, то он теряет интерес к работе. Незначительные подарки и специальные вознаграждения, если они заслужены, часто творят чудеса.
4. Не бейте русских!
Русский дорожит своим достоинством. Если его бьют, он никогда этого не забудет. Телесные наказания в России не применяются. Царский режим ненавидели именно потому, что битье кнутом и казнь через повешение были тогда обычным явлением. Большевики, хорошо усвоив это, категорически запретили публичные телесные наказания и казнь через повешение. В течение длительного времени их пропагандисты описывали телесные наказания и казнь через повешение как высшее проявление варварства. Сейчас в советской пропаганде много говорится о применении нами в отношении партизан смертной казни через повешение с целью вызвать к немцам такую же ненависть, как к царскому режиму.