- Нерадостная перспектива. Что ж, постараюсь и эту проблему осветить...
Поселили меня в кэчевской гостинице, в небольшой обшарпанной комнате с двумя кроватями и солдатскими тумбочками, забитыми детскими игрушками: в номере проживал офицер с семьей, прибывший более года назад и ещё не получивший квартиры. Теперь он укатил в отпуск, и его "хоромы" предоставили в мое распоряжение.
- А если что пропадет? - шутя спросил я у дежурной, сопровождавшей меня, полногрудой украинки лет сорока, игриво строившей мне глазки.
- Чому тут пропадать? - не поняла женщина шутки. - Этим цацкам? кивнула она на тумбочки. - Хиба ж вы в Москву их повезете? Постель? - она ловко, в мгновение ока, схватила с одной кровати матрас и положила на вторую. - Я принесу вам новый: все, как в гостинице высшего разряду. - Она профланировала рядом, чуть не задевая меня гордо выставленной вперед пышной грудью. Принесла новый матрас и белоснежное хрустящее белье. Пояснила: Такэ тилько высокому начальству сподобляем.
- И часто оно вас навещает?
- И не кажить! То собрания, то совещания. И усе у нас, мабуть, их туточки медом кормлять. Та оно и понятно: краще наших Варкулешт нема гарнизона. Лиман який рядом! Там и рыбку удят, и ушицу варять. Чего ж не приезжать. - Она взбила подушки, застелила кровать. - Бачите як гарно получилось. Спочивайте, мабуть устали с дорози.
Я поблагодарил её и стал переодеваться. Чувствовал себя действительно уставшим: отвык рано вставать, и голова была тяжелой. Умылся холодной водой и юркнул под простыню. Однако сон долго не шел. Мысли крутились вокруг неприятного впечатления от встречи с командиром полка, его реплики о нежелательном появлении в гарнизоне журналиста. Чует кошка, чье мясо съела!
Стал обдумывать план действий. Прежде всего надо найти Свиридова, автора письма. Возможно он сам, узнав о приезде в часть корреспондента, догадался о цели приезда и придет ко мне. Хотя маловероятно: шила в мешке не утаить, а с Вайкулевичем шутки плохи. Но... поживем - увидим...
Утром ко мне в номер зашел замполит.
- Как отдохнули? - поинтересовался он весело.
- Как в раю, - поддержал я его тон. - У вас тут воздух на ароматных травах настоян. Спал сном праведника.
- Воздух у нас действительно чудесный. И климат - двести девяносто дней в году солнечных... Одевайтесь, идемте завтракать.
- Да вы не беспокойтесь, только подскажите, где военторговская столовая. Пока существует?
- Вот именно - пока, - вздохнул майор. - Но харч там - на любовь не потянет: мамалыга, кефирчик, бутербродики. Мы с командиром посоветовались и решили вас на летное довольствие поставить. Расплатитесь потом.
- Спасибо. Правда, я не из гурманов и на мамалыге не пропал бы, поскромничал я, удивленный заботливостью Вайкулевича, от которого ожидал скорее всяческих препятствий в моей работе и стремления побыстрее выдворить меня из гарнизона.
- Дело не в том. Журналисты из центральной прессы не балуют нас своим вниманием, хотя полк наш третий год удерживает в округе звание передового. У вас, наверное, есть план, захотите с кем-то встретиться, побеседовать?
Ага, вот она разведка боем! Что ж, подброшу ему с командиром задачку с тремя неизвестными, пусть решают. Летным пайком меня не купишь.
- Да, и план есть, и встречаться с людьми придется. Для начала подскажите мне лучший экипаж, о котором стоило бы рассказать в газете.
Епишкин подумал.
- У нас почти все командиры и штурманы имеют первый класс. Вот Золотухина, Касаткина, Селиверстова к празднику Победы орденами наградили. Но надо с Вайкулевичем обговорить...
Я ещё раз убедился, что без согласования с командиром замполит не решится и культпоход в город организовать. И не потому что безинициативен такие волевые, самовластные натуры, как Вайкулевич, не потерпят двоевластия.
В столовой был идеальный порядок: белоснежные скатерти, салфетки, заказные листы, какие существуют только в санаториях да в ресторанах высшего разряда. Правда, ассортимент и качество блюд далеко не соответствовало рекламе: тонкие ломтики селедки с луком и картошкой на закуску, овощной суп с редкими блестками то ли от жира, то ли от постного масла, перловая каша с котлетой, которая мясом и не пахла. Да, не тот харч времен застоя, когда я был летчиком...
- Плохо стало со снабжением, - извиняющимся тоном пояснил Епишкин, видя как я ковыряюсь вилкой в тарелке. - Местные власти почти во всем нам отказывают, вот и приходится начпроду крутиться, как белке в колесе.
- Вы же продовольствие из-за кордона возите, - подвернул я разговор в нужное мне русло. - Неужели ничего нельзя себе оставить?
- Да вы что? - удивленно расширились глаза замполита. - Это же гуманитарная помощь населению. Нас тут же со света сживут.
- Да, - посочувствовал я. - Но за свои-то деньги вы можете что-нибудь купить у капиталистов?
- За какие? - усмехнулся майор. - За наши деревянные?.. А на командировочные марки только детишкам конфеты в красивых обертках можно купить. Правда, кое-кто ухитряется как-то скопить на барахлишко. Да разве в этом дело. - Он помолчал, раздумывая видимо, стоит ли со мной откровенничать. - Дружба, конечно, дело хорошее. И помощь, когда она идет от чистого сердца. А знаете, как стыдно бывает, когда видишь насмешливые взгляды, в которых нетрудно прочитать: "Ну что, победители, построили коммунизм? С сумой по миру пошли?".. Скажите, куда все подевалось? Помню, пацаном был, как иностранцы к нам в Ленинград приезжали и хватали водку, колбасу, электро-бытовые товары. "У вас все дешево, - говорили. - У вас все вкусно, надежно." В столовых хлеб бесплатно давали. А теперь?
Что я мог ответить?.. Острая, волнующая не только майора тема. Сколько об этом мы говорили, спорили в редакции. Но даже с мировым именем экономисты не могут вразумительно объяснить, почему наша экономика так стремительно покатилась вниз.
- Даже если мы с вами разберемся, что и почему, мяса в этих котлетах не прибавится, - шуткой завершил я нашу беседу.
3
Два дня вживался я в коллектив, неуклонно соблюдая режим летчиков: ходил с ними на занятия, на тренажеры, на аэродром, пристально присматривался к каждому летчику, стараясь вычислить автора письма - сам он пока ко мне не явился. Из двух Свиридовых в полку ни один в беседе со мной не подал и намека на авторство. Кое-что удалось уточнить: за границу действительно летают одни и те же экипажи. А вот за подачки или какие другие заслуги, предстояло выяснить.
Я познакомился и близко сошелся со вторым пилотом экипажа майора Золотухина старшим лейтенантом Андреем Болтуновым, симпатичным голубоглазом шатеном, добрым и доверчивым. На второй день я уже знал, что он встречается с молдавской девушкой Альбиной из Кишинева, влюблен в нее, как Ромео в Джульетту, и собирается жениться.
Мы вечером сидели в моем номере, наслаждаясь холодным пивом, которое я заранее поставил в холодильник, и болтали о всякой чепухе, кружа вокруг да около полетов за границу - я искал более верных подходов к интересующим меня вопросам. Андрей рассказывал о немцах, о их жизни и жадности, сетовал, что никак не может купить Альбине свадебный подарок: в Вюнсдорфе марок не хватает, а в Кишиневе ничего подходящего нет.
- А на обмен за бугор ничего нельзя прихватить? - прикинулся я простачком.
- Можно, - скривился Андрей как от зубной боли. - Наш бортач* чуть ли не весь "Палех" скупил в окрестных магазинах и поменял там на шмотки. Но это не по мне - искать, торговать. Да и командир у нас - мужик крутой, не жалует любителей бизнеса. Хотел тут один хмырь болотный разбогатеть, так он быстро спустил его с предпринимательских высот на землю. Теперь вокруг самолетов ходит то дежурным по аэродрому, то по части.
Ценная информация. Не тот ли предприниматель настрочил письмо, чтобы отплатить командиру за понесенные убытки? Но спросить фамилию "хмыря болотного" я воздержался: не слишком ли откровенен со мной Болтунов? Не своеобразная ли это разведка боем, чтобы выяснить цель моего приезда? Узнать фамилию отстраненного от полетов летчика мне и без Болтунова особого труда не составит...
Наш разговор прервал приход дежурной. Она сообщила, что Андрея просят к телефону. Мы пожали друг другу руки и пожелали спокойной ночи.
4
Солдатский клуб, где собирался весь личный состав полка по всем торжественным случаям, на культурные мероприятия, а также на постановку задач и разборы полетов, - узкий и длинный зал с низким потолком и потрескавшимися стенами, увешанными плакатами и стендами, с земляным полом, истыканным ножками скамеек и стульев, походил на овощехранилище, а не на культурно-просветительное учреждение: из-за маленьких окон помещение плохо проветривалось и воздух здесь стоял затхлый, перемешанный с табачным дымом, потом и ещё какими-то неприятными запахами. Летчики привыкли к "душегубке", как шутливо прозвали клуб, неторопливо рассаживались поэкипажно в ожидании начальства.
- По нашему командиру можно часы проверять, - шепнул мне Болтунов, глянув на свои "командирские" с светящимся циферблатом. Было без трех минут девять.
На сцену, где висела карта с проложенным черным карандашом маршрутом полета, поднялся начальник штаба полка подполковник Агапов, красивый офицер с гусарскими усиками, лет сорока; энергичным взглядом окинул зал, спросил непонятно у кого:
- Все собрались?
- Все! - хором ответили летчики.
Начальник штаба беглым взглядом прошелся по карте, повернулся и выжидательно уставился на дверь.
- Товарищи офицеры! - рявкнул он, когда появился Вайкулевич, и четко отрапортовал: - Товарищ подполковник, летный состав полка собран на постановку задачи.
- Садитесь, - снисходительно разрешил Вайкулевич.
- Товарищи офицеры!
Скрипнули стулья, будто вздохнули, и все стихло.
- Что я говорил, - шепнул Болтунов, толкая меня в бок и показывая на часы.
Вайкулевич придирчиво осмотрел карту, повернулся к летчикам. Его взгляд задержался на Болтунове, и лицо нахмурилось. Качнулся с носков на пятки, чего-то выжидая. И вдруг загремел: