- Так подскажите, - попросил я. - Может, и я чем-то вам помогу.
- Ну что ж, кое-что я вам открою. Вы, человек военный, сами понимаете, что следствие только началось и до поры до времени придется повременить с опубликованием инцидента в печати. Дело в том, что сегодня рано утром в районе Чадыр Лунга потерпела аварию грузовая машина кишиневского автопарка. В кузове её оказались коробки вот с такими наклейками. А в коробках автоматы, пистолеты, гранаты. Откуда этот груз, кто его хозяин и кому он предназначался? Со всем этим предстоит разобраться.
- Надо проверить склад, куда транспортировали гуманитарную помощь, поспешил я подсказать, что делать. - Коробки могли просто использовать...
- Вероятнее всего, - согласился подполковник. - А анонимку со счетов не сбрасывайте. Тут все может быть взаимосвязано...
На улице меня поджидал Андрей, ещё более удрученный, озабоченный, словно и в самом деле причастный к контрабанде оружием.
- Вот сволочи! - сказал он, не расспрашивая о разговоре.
- Ты это о ком?
- Да о тех, кто подставил нас.
Я решил немного позлить его, чтобы вернуть к реальности: он, похоже, все ещё находился под впечатлением от нашего сватовства.
- Не с неба же свалились коробки с автоматами и пистолетами. Может, пока вы за туфельками бегали, вам их подсунули...
- Ты что, серьезно? - Андрей даже остановился. - Да мы шагу от самолета не сделали. - Он достал сигарету, нервно закурил. - Может, ты, как и они, - кивнул он на кабинет, считаешь, что я немцам за задрипанные туфли продался?
- Почему за задрипанные. Очень приличные туфли. Ты их сам хвалил, продолжал я подливать огонь масла, обрадованный тем, что дело обернулось совсем на другое, чего я боялся.
- Ты так им и сказал?
- Само собой.
Андрей со злостью швырнул сигарету и широко зашагал к гостинице. Я еле успевал за ним и взял под руку.
- Перестань психовать. Я же шучу. Никто вас в контрабанде не подозревает.
- А чего ж они... "Сколько раз летали в Вюнсдорф, в Кельн-Бонн? Что оттуда привезли. С кем из немцев знаком?"...
- А как же ты хотел. Контрабанда - дело серьезное. А национализм здесь вон как пышно расцветает.
- Мы же ещё вчера доставили груз. Эти коробки можно было десять раз перетасовать на складе...
- Разберутся. На то они и стражи порядка. Идем лучше спать.
9
Утром членов экипажей, летавших в Германию, снова вызвали в штаб, и Андрей освободился лишь во втором часу. Меня пока не вызывали, да и большего мне рассказать было нечего, потому видимо и не беспокоили.
Мы зашли в летную столовую, пообедали и разошлись по своим номерам отдыхать: ночь прошла кувырком, сон после такой встряски был зыбким и тревожным, предвещая ещё более тяжкие испытания.
На этот раз я уснул крепко, даже жара, к которой я никак не мог привыкнуть, не помешала мне дрыхнуть почти до шести вечера. Приняв холодный душ, я окончательно пришел в себя, голова стала светлой и мысли потекли стройнее и логичнее, восстанавливая картины происшедшего накануне. Я даже обрадовался: ко мне в руки подвернулся сногсшибательный материал, не какие-то мелочные взятки, а контрабанда оружия, связанная не иначе с мафиозными структурами или с бандформированиями, готовящими правительственный переворот. Кто они, где брали коробки из-под гуманитарной помощи: на нашем военном складе, куда отвозили груз с самолетов, или в организациях, где реализовались продукты? Андрей мне объяснил, что такие же коробки они привозили три дня назад и неделей раньше. Он ещё тогда очень возмущался, что немцы подсовывают нам залежалые продукты: годность сушеного картофеля с гарантией на 8 лет кончалась именно в 1991 году. Но командир осадил его: "Дареному коню в зубы не смотрят". Хотя какой же это дареный, когда взамен везут молибден?
Покончив с туалетом, я достал свой заветный блокнот и записал там всю ценную информацию, полученную за прошлый и сегодняшний дни. Вопросы выделил особо. А их теперь прибавилось: помимо анонима (его все-таки хотелось разыскать) надо было прояснить с контрабандой оружия - от того, откуда оно шло, до получателя, не минуя ни одного звена, по которому переправлялся смертоносный груз. Кое-что могли рассказать и члены экипажей, с которыми уже побеседовали представители прокуратуры и местной власти - мне ещё не удалось с ними поговорить. А потом уж обращусь к прокурору и следователю.
Спрятав блокнот в кейс, я отправился к Андрею. Его в номере не оказалось. Не было и на спортивной площадке, где собирались летчики в свободное время погонять футбол и померяться силами на спортивных снарядах. Побродил по аллее около гостиницы до семи часов, но Андрей так и не появился. Пришлось на ужин идти одному.
В столовой от штурмана экипажа Золотухина узнал, что Андрей укатил на своей машине в город. Я вспомнил как вчера он сокрушался, что не заехал к другу, и успокоился: сегодня исправит оплошность.
Штурман мои сведения ничем не пополнил: рассказал то же самое, что я уже слышал от Андрея и от прокурора Токарева.
Вечер на удивление был не жарким и благостным, у домов резвились детишки, тут и там у подъездов группками стояли офицеры со своими женами, мило беседуя, обсуждая последние новости. Приставать к ним со своими вопросами в такие минуты было просто бестактно.
Я побродил ещё по улицам, вдыхая насыщенный ароматами цветов вечерний воздух, не зная, куда себя деть, и мне стало грустновато. Я пожалел, что Андрей уехал один. Видно, не стал меня будить. Решил его подождать: надолго он в городе не задержится, завтра полеты. Но Андрей, к моему огорчению, не появлялся. Не иначе, заскочил к Альбине. А от любимой вырваться не так-то просто...
В Доме офицеров шел американский кинобоевик "Золотая пуля". Я недавно видел его в Москве. Но делать было нечего, в гостиницу идти не хотелось, и я взял билет на девятичасовой сеанс.
Когда на экране замелькали кадры об охотниках и торговцах оружием, мысли мои невольно вернулись к визиту в гарнизон прокурора, работника ГАИ и представителя местной власти. Я хорошо запомнил их фамилии и лица: подполковник Токарев - представительный брюнет лет сорока с несколько крупноватыми чертами лица, проницательным взглядом глубоко посаженных темно-карих глаз; капитан милиции Ивашутин Виктор Петрович - чуть постарше меня, типичный русак: голубоглазый, русочубый, с ямочкой на подбородке. Вирджил Цынаву - горбоносый, худощавый, с тяжелым взглядом черных глаз, в которых, показалось мне, таилась недоброжелательность к нам, русским.
Почему они в первую очередь примчались в гарнизон? Машина кишиневская, шофер в штатском; и хотя он, как рассказал Андрей, был без сознания, не трудно было и без его допроса догадаться, что автоматы и пистолеты в коробках из под макарон и сушеной картошки не самолетами доставлены. Россия сама торгует оружием и незачем ей покупать его за границей. Или военные начальники в Кишиневе решили убедить местную власть, что авиаторы никакого отношения к контрабанде не имеют? Вероятнее всего. Националисты ищут всякий повод к обострению обстановки в Молдавии, и этот случай могут истолковать по своему. Как и прибалты, рвутся к самостоятельности. Кому от этого будет лучше? Во всяком случае, не народу... Четыре года назад я был а Риге. Там тоже начиналось с контрабанды оружия, с создания отрядов боевиков, а по телевидению и радио лили ушаты грязи на русских. А мы утирались и молчали. Домолчались... Теперь русских там почти всех прав лишили... А сколько было вложено туда сил и средств, чтобы поднять эти отсталые в экономическом отношении страны! А сколько полегло за них русских!..
Из кинозала я вышел совсем в другом расположении духа, в котором входил, и прохладная ночь, и чистое небо, усыпанное звездами с полноликой луной, спутницей влюбленных, не развеяли моих грустных мыслей, а наоборот вселяли в душу тревогу. Куда катится мир, куда ведут народ доморощенные недальновидные политики? К новой войне?!
На душе было муторно, неспокойно.
Взяв ключи у дежурной по гостинице, я решил зайти к Болтунову теперь-то он вернулся, - поделиться с ним кое-какими соображениями. Но дверь оказалась запертой. Постучал. Никто не отозвался.
Вернулся к дежурной. Ключ от номера, где проживал Андрей, лежал у неё на столе.
- Гуляет еще, - ответила на мой вопрос дежурная. - Дело молодое, неженатое.
"Наверное Андрей отпросился у командира до утра". Успокоенный такой мыслью, я вернулся в свой номер, разделся и моментально уснул. Приснился мне странный, даже страшный сон: будто лечу я с Золотухиным в кресле второго пилота, на месте Болтунова. Кручу штурвал, тяну на себя, чтобы обойти иссиня-черные облака, клубящиеся подобно извергающемуся вулкану, из которых влево и вправо, вверх и вниз бьют огненные стрелы молний, а самолет не слушается меня, так и норовит влезть в самую гущу туч. Золотухин усмехается чему-то, скрестив на груди руки, всем своим видом показывая, что ему все нипочем, бросает оскорбительные реплики в адрес Болтунова, пристроившегося позади его кресла на корточках. Андрей хмурится и злится, сверкает на нас обоих разъяренными глазами, и вдруг не выдерживает, выхватывает из кармана куртки пистолет и целится мне в голову. Я хочу сказать что-то в свое оправдание, но слова застревают в горле, и Андрей стреляет. Выстрел негромкий, и я не ощущаю боли; догадываюсь, что он промахнулся. Осознает это и Андрей, стреляет еще, еще...
Я просыпаюсь. В дверь стучат, будто в самом деле бьют короткой очередью. Вскакиваю, торопливо надеваю спортивный костюм и открываю дверь. Передо мной дежурная и с нею вчерашние знакомые - подполковник, капитан милиции и мужчина в штатском. Некоторое время я с недоумением смотрю на них, не понимая, что могло привести в такое позднее время ко мне. Наконец догадываюсь пригласить их в номер.
Подполковник беглым, но внимательным взглядом окидывает стол, тумбочку, чуть задерживается на графине и стакане, лишь после этого поворачивается ко мне.