бой содержание вынули и заменили чьим-то другим. И осталась я, как пушкинская старуха – с разбитым корытом.
А рыбка золотая ко мне ни разу и не являлась. Всю жизнь пахала без перерывов. А результат – где он? Материальный – ноль. Пользуюсь тем, что папа нажил. Моральный? Тоже не чувствую. Ощущаю себя обслуживающим персоналом и не более. У учителя – одни обязанности, а все права – на другой стороне. Из класса выгнать нельзя, телефон отобрать – нельзя, голос повысить – и то нельзя. А дети чувствуют безнаказанность и наглеют. Дети, они как звереныши, быстро чувствуют слабости взрослых. И пользуются ими по-полной. Особенно мальчики.
Раньше работать было легче. Дети были благодарнее. Учитель был авторитетом и для родителей, и для детей. А теперь? Зарплату подняли, а всё равно – на должность школьного учителя конкурса нет. И не предвидится. Правда, если всё-таки начнут сокращать рабочие места не только директорам, но и учителям… Слухи ходят, что всех, кто пенсионного возраста, из школы попросят. Но если так, в нашей школе одна физкультурница Кох и останется. Эта научит! Я тебе про Кох рассказывала? Как она докладную с ошибками написала? А, да, рассказывала. Ну, ещё новая географичка останется, которой Шишкины корзину деликатесов подарили. Ей ещё даже пятидесяти нет.
Кстати, мадам Шишкина сегодня с утра ко мне приходила. Без корзинки. Но в красной шапочке. И лицо красное, как шапочка. Вся взволнованная. Её Танечке, видите ли, кошмар приснился, что Саша Гукина, – ты её не знаешь, она новенькая, – грудь себе отрезает. Я обалдела. Спрашиваю: «А я чем могу помочь?». Она говорит: «Предупредите маму Саши». О чём я её должна предупредить? О том, что её одноклассница видит её в кошмарах? «Да, – отвечает на полном серьезе. – Чтобы успела предотвратить беду». Спрашиваю: «А как скоро Саша собирается это сделать?» А Шишкина мне: «Как только ей исполнится восемнадцать». Я чуть в голос не рассмеялась. Во-первых, к восемнадцати гормоны доиграют, и она может передумать. А во-вторых, строго между нами, она к этому времени будет вне зоны нашей ответственности. И всю ответственность за жизнь и здоровье ей уже придется взять на себя. Мадам Шишкиной этого я, конечно, сказать не могла. Но дала понять, что у меня нет никаких фактов, чтобы предъявить их Сашиной маме. Я эту маму ещё в глаза не видела. Вот будет родительское собрание в конце полугодия, я к ней присмотрюсь. Но если по анкете судить – семья очень приличная, статусная. К тому же коренные москвичи. А у нас в классе реальных проблем выше крыши, не до разборки снов, честное слово. Морды, вон, друг другу бьют. Завтра придется беседу о толерантности проводить вместо урока литературы. Плакал «Онегин». Татьяну Ларину как нравственный идеал Пушкина дам на домашнюю разборку. А что делать?
Куда ты меня тянешь? Есть хочешь? Да ты всё время есть хочешь. Троглодит! Скоро на грушу будешь похож, до пуза языком не дотянешься. Смотри, я тебя вылизывать не буду! Это уж точно! Ну, идём, идём, я тебе кефирчика налью. И сама чего-нибудь пожую. А потом шапку чинить буду. В берете уши у меня мерзнут. А завтра ещё холоднее будет, если прогнозу верить.
Саша и Маша
– Саша, слава Богу, ты вернулся!
– Ой, Маш, я и сам уже не чаял. Продрог я на этой охоте, как последняя сявка, и воняю, как кабан.
– Почему ты трубку не поднимал? Я иззвонилась! У нас тут такие перипетии!
– Маш, можно я сначала ванну приму? У меня зуб на зуб не попадает.
– Хорошо. Я тебе быстренько всё расскажу, пока ванна наполняется.
– Может, потом?
– Саш, я не выдержу. Я тут такое разрулила! Ты можешь мной гордиться.
– Что, засор самостоятельно ликвидировала?
– Ещё какой! Жутчайший!
– Что, Танька опять свои рисунки в унитаз спускала?
– Нет, Танька чуть не оказалась жертвой засора.
– В смысле?
– Ей чуть мозги не закомпостировали.
– Кто?
– А вот слушай. К ним в класс пришла новенькая. Некая Саша. Её посадили с Танькой. И оказалось, что эта Саша мечтает отрезать себе грудь и стать геем!
– О, господи! А Танька тут при чём?
– Не при чём. Но ты же её знаешь, она такая впечатлительная. Но мне, понятно, ни слова. Хорошо, что Ленка со мной поделилась. Под большим секретом. Я к классной, к Полине Григорьевне, так, мол, и так, присмотритесь к девочке, какая-то психопатология. А она мне: «А вы уверены, что Таня ничего не нафантазировала? Она даже не вам это рассказала, а своей сестре. Знаете, как информация искажается при передаче? Особенно у детей. Мы должны быть осторожны. Саша из очень приличной, я бы сказала, патриархальной семьи. У неё дедушка – академик. Папа – профессор. Мама – редактор делового журнала. Трое детей. У меня нет оснований даже родителей вызвать. Что я им скажу? Что одна из одноклассниц сказала своей сестре, что Саша хочет сменить пол и стать геем? Представьте себя на их месте…»
– Ну, она права.
– Так вот, когда я поняла, что от школы я помощи не дождусь, я предприняла собственное расследование.
– И когда же ты успела?
– Тут времени много не понадобилось. На что нам даны социальные сети? Вошла в «Контакт» к Таньке, пересмотрела друзей. Саша эта, правда, «В контакте» под вымышленным мужским именем зарегистрировалась. Но фамилия её. Там и впрямь написано: гей. Есть зацепка. Можно и к директору с этим идти. Но я дальше двинулась. Через контакты девочки вышла на мать. И что ты думаешь? Мать оказалась лесбиянкой-активисткой. Возглавляет клуб «Розовое сердце». А подружка у неё – такая страхолюдина, на гориллу похожа. Видно, Саша её боится ужасно. На всех фотографиях от неё отворачивается.
– Маш, ну это их личная жизнь.
– Саша, я бы с тобой абсолютно согласилась, только от их личной жизни наша девочка так запереживала, что во сне кричать стала: «Саша, не режь! Не надо, Саша!». Вот тогда-то Ленка мне всё и рассказала.
– И что ты?
– А я письма написала. Самой матери, её знакомой по «Фейсбуку» – психотерапевту, ну и директору нашей школы послала все досье, по почте, чтобы не голословно. Предупредила об угрозе.
– И?
– Мама забрала девочку из нашей школы прямо на следующий день. Даже объясняться со мной не стала.
– Подожди-ка, подожди-ка! А как фамилия этой Саши?
– Гукина.
– Какой ужас!
– Чего ужасного? Фамилия как фамилия.
– Маша, что ты натворила?!
– Я натворила? Я твою любимую дочку спасла от общения с ненормальной!
– Маша, мама этой девочки, Алла Гукина, месяц назад просила меня порекомендовать школу для своей дочери. Сказала, у неё что-то в старой не заладилось. Я и порекомендовал…
– Порекомендовал?! Ты в следующий раз прежде чем своего ребенка так подставлять, проверяй, кому ты что рекомендуешь! У этой Аллы на лбу написано, что она – лезба. Ты-то её откуда знаешь?
– Маша, мы с ней большой проект делаем по раскрутке одного крутого перца. Того, с кем я на этой долбанной охоте чуть свое достоинство совсем не отморозил. Я теперь не знаю, как ей в глаза смотреть.
– Прямо! Прямо смотри, как будто ничего и не случилось. Муж за жену не ответчик. Сама она тему не поднимет, я точно знаю. Надеюсь, как мать она меня понимает. Если ещё способна чувствовать чем-нибудь, кроме нижней чакры.
– Маша!
– Что Маша?
– Маша, ты должна осознать, что парадигма семейных отношений изменилась.
– Что-что ты сказал? Я прямо чуть не упала к тебе в ванну. Можно подумать, ты не голый среди пузырей лежишь, а на совещании в Думе выступаешь.
– Ты просто должна быть готова.
– К чему?
– К тому, что вокруг нас всё больше будет объявляться лесбиянок, геев, педофилов, зоофилов наконец. И они будут образовать пары, тройки, группы, клубы. Зараза толерантности уже разложила Западную Европу. Всё, что раньше считалось отклонением и держалось в тени, теперь объявляется вариантом нормы и вылезает на ярко освещённую сцену под лозунгом: «Личное счастье каждому отклонившемуся!». Это тоже проявление демократии, дорогая моя! Нам придется научиться терпимости. И научить ей наших детей. Им жить в этой многовариантной клоаке.
– Саша, не утрируй! Это один частный случай.
– Это один частный случай, который коснулся лично твоей дочери. Но совсем не уникальный. Потому что теперь это в тренде. Не сложилась жизнь с противоположным полом – ищут утешения в однополых связях. Вот мой бывший начальник, например…
– Вячеслав Григорьевич?!
– Вячеслав Григорьевич, представь себе. Жену и троих детей отправил в Лондон, а себе мальчика завел.
– Что, прямо так, в открытую?
– Нет, конечно. По-тихому. Мы всё же пока живем в гомофобном обществе.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Видел я его случайно. В гей-клубе.
– В гей-клубе?! Так, отсюда поподробнее. А что ты делал в гей-клубе?
– Встречался с клиентом. Хозяином этого заведения. Гейцам тоже пиар нужен, представь себе!
– Представляю… И ты собственными руками пропихиваешь их идеи широкой аудитории?
– Маша, ну если не я, они найдут кого-нибудь другого. А в нашей среде нетолерантность вообще профессиональной смерти подобна.
– Надеюсь, ты свою задницу как подтверждение толерантности подставлять не будешь?
– Я тоже на это сильно надеюсь.
– Я уже не шучу.
– А что, я что ли шучу? С этим сообществом теперь шутки плохи. Но если мы посмотрим на проблему с другой стороны…
– С тыла?
– С глобальной точки зрения. Планета перенаселена. При этом Азия и Африка продолжают безудержно плодиться. Каждый месяц прирост населения на Земле – семь миллионов! И то, что часть населения образует неплодотворные пары, это даже хорошо. В глобальном смысле. Кроме того, уже доказано, что как только исчезают все сексуальные запреты, люди перестают размножаться. Возьми Римскую империю. Возьми Европу нашего времени. В сверхтолерантной и комфортной Норвегии – самый маленький прирост населения, и то – за счет азиатских иммигрантов. Почему, думаешь, в Штатах нетрадиционалов стали двигать? Потому что в Штатах теперь принята политика нулевого прироста населения.