— Всего двадцать один директор за пятьсот лет! — подивилась она. — Похоже, Бредгар Чэмберс — это пожизненное призвание. Вон, поглядите, сэр. Тот мужик, перед Локвудом — он процарствовал сорок два года!
Линли подошел поближе.
— Начинаете понимать, почему Локвуд хотел бы замолчать убийство Мэттью Уотли? Интересно, не случалось ли с мальчиками чего-нибудь подобного и при других директорах?
— Веселые у вас мыслишки, ничего не скажешь! Так или иначе, при каждом директоре кого-то из учеников недосчитывались. И мальчиков, и девочек. Достаточно заглянуть в мемориальную часовню.
— Верно, но одно дело гибель на войне или внезапная болезнь. Руководство школы за это никто не винит. Убийство — это совсем другое. На кого-то нужно возложить ответственность за него. Это необходимо.
За дверями то громче, то глуше звучали голоса. По лестнице разом протопали десятки ног. Линли достал карманные часы.
— Большая перемена. Что вы обнаружили во время экскурсии по школе? — Он посмотрел на Барбару Хейверс, которая все еще хмуро глядела в окно. — Хейверс?
Она обернулась:
— Я просто подумала…
— Да?
— Пустое. Но вот вы говорили насчет ответственности… Интересно, а на кого ложится ответственность за самоубийство школьника?
— Вы имеете в виду Эдварда Хоу?
— Да, «любимого ученика».
— Я и сам все время вспоминаю о нем. Джилс Бирн проявлял к нему особый интерес — и юноша погиб. Джилс Бирн проявлял особый интерес к Мэттью — Мэттью тоже мертв. Однако если Мэттью Уотли был убит здесь, в школе, вечером в пятницу, а то и в субботу, мы не можем предъявить Джилсу Бирну обвинения, если его не было здесь в это время. А если он был? Сомнительно, конечно, но следует это проверить.
— А может быть, связующее звено вовсе не он, сэр.
— А кто? Брайан Бирн? Это ничего не дает нам, сержант. Эдвард Хоу покончил с собой в 1975-м, когда Брайану едва сровнялось пять лет. Вы же не думаете, что пятилетний ребенок мог послужить причиной самоубийства?
— Не знаю, — вздохнула она. — Но у меня в ушах все звучат слова, которыми Брайан Бирн охарактеризовал своего отца.
— Только не забывайте, что парень сильно недолюбливает отца. Вам не показалось, что Брайан, будь у него такая возможность, был бы счастлив унизить Джилса? А мы вчера как раз предоставили ему такой шанс.
— Да, наверное. — Хейверс вновь пересекла комнату и приблизилась к помосту. Над ним висел барельеф, представлявший Генриха VII верхом на боевом коне, готового вести войско в атаку. Пониже стоял стол для общей трапезы и стулья. Выбрав один из них, Барбара уселась и вытянула ноги.
Линли подошел к ней.
— Нам нужно определить, где могли прятать Мэттью Уотли с середины дня пятницы до поздней ночи, а может быть, и до субботней ночи, когда его или его тело перевезли на кладбище. Какие будут версии?
— Вариантов не так уж много. Кладовые при кухне можно не брать в расчет, поскольку Мэттью исчез после ланча, а в той части здания днем всегда много народу. Потом два старых туалета, ими, похоже, никто не пользуется — грязные, слив не работает.
— Никаких признаков, что там кто-то был в последние дни?
— Ни малейших. Если кто-то завел его туда, этот «кто-то» постарался потом уничтожить все следы.
— Что еще?
— В каждом общежитии есть кладовые для чемоданов. Они заперты, ключи есть только у заведующего и экономки. Над помещением для просушки одежды в общежитиях располагается чердак, но все чердаки заперты на амбарный замок — опять же ключи только у заведующего и экономки. В лаборатории есть кладовая, а над аквариумом — огромная бочка с водой. Туда можно было бы запихнуть Мэттью, чтобы его утопить, но держать его там пленником можно было бы, только связав по рукам и ногам и заткнув ему рот, да и то лишь в том случае, если бы убийца точно знал, что до конца дня никто не появится поблизости. Далее, за сценой театра имеются гардеробная и гримерные, а над сценой — будка осветителя. Думаю, эта версия окажется наиболее близкой к истине, если мы установим, что на уик-энд не планировались репетиции, и узнаем, кто мог проникнуть в эти помещения. Сегодня там толпились ученики, кстати говоря, Чаз Квилтер изображает Гамлета, и выглядит он так, словно ему явился дух Йорика и не сказал ничего приятного, но в пятницу после ланча там никого не было. За сценой спокойно можно было упрятать Мэттью Уотли, особенно если учесть, что театр стоит довольно далеко от спортплощадки, где в тот момент собиралось большинство ребят.
— Но как убийца мог пробраться в театр, сержант? Там реквизит, декорации, костюмы — несомненно, театр запирают и охраняют гораздо строже, чем все остальные школьные здания.
— Конечно, он был заперт, но убийце это бы нисколько не помешало. Я все проверила. Фрэнк Ортен говорил, что полный комплект ключей висит в его конторе, а дубликаты — в почтовых ящиках учителей. Так вот, в течение дня комната Ортена остается незапертой. Стоит ему отлучиться на минуту, и прекрасно можно проскользнуть в нее и схватить всю связку с надписью «театр». А если лезть туда среди дня покажется чересчур рискованным, можно проникнуть в контору и ночью, замок в этой двери открывается за десять секунд с помощью кредитной карточки или любого другого куска пластика. Они здесь не принимают даже элементарных мер безопасности. Странно еще, что школу ни разу не ограбили.
— А как обстоит дело с ящиками преподавателей?
— Еще хуже, — отвечала Хейверс. — Помните, Фрэнк Ортен говорил, будто учительская всегда заперта, а ключей от нее нет ни у кого, кроме самих учителей и прислуги? Так вот, все утро дверь учительской была открыта нараспашку. Я просто взяла и вошла, когда мне вздумалось. На ящиках для пущего удобства обозначены имена учителей, и большинство из них любезно оставляет ключи в замке. Требуется только выяснить, у какого учителя какие ключи, а потом — заглянул в учительскую и взял, что тебе требуется.
— Итак, нам не удалось сузить круг поисков. Каждый имел возможность совершить это. Все располагали средствами.
— Неужели все?
— А кто нет? Буквально каждый мог схватить Мэттью после ланча и спрятать его где-нибудь, чтобы позднее окончательно разобраться с ним. — Линли призадумался и тут вспомнил свой разговор с Корнтелом. — Пойдем-ка повидаемся с Коуфри Питтом, — предложил он.
Большая перемена еще не закончилась, однако Линли и Хейверс не застали преподавателя немецкого языка в учительской. Они нашли его в его кабинете на первом этаже западного флигеля. Питт сосредоточенно покрывал доску паутиной совершенно неразборчивых букв, проставляя там и тут умляуты, словно символы им самим изобретенного алфавита. Линли окликнул Коуфри, но учитель продолжал писать и, только доведя дело до конца, соизволил отвернуться от доски. Мало того: отступив на шаг, он еще и полюбовался своим творением, стер несколько слов и переписал их заново, стремясь к совершенству. Наконец, удовлетворенный результатами своего труда, Коуфри снизошел до посетителей.
— Вы из полиции, — констатировал он. — Можете не называть себя — ваша слава бежит впереди вас. У меня всего десять минут до урока, — предупредил он их деланно равнодушным тоном, тщательно отряхивая с рукава мантии крошки мела. С чего бы вдруг такая забота о своей внешности? Мантия давно уже посерела от грязи, на плечах толстым слоем лежит перхоть и пыль.
Захлопнув дверь, сержант Хейверс осталась стоять возле нее. Она посмотрела на Питта оценивающим, но совершенно лишенным эмоций взглядом, и учитель немецкого понял, что урок начнется не по расписанию, а тогда, когда это сочтут уместным явившиеся к нему в класс полицейские.
— Это не займет много времени, — ободрил его Линли. — Нужно прояснить кое-какие детали, и мы оставим вас в покое.
— У меня урок в старшем шестом классе, — сообщил Питт, как если бы этим определялось, сколько времени он сможет вытерпеть допрос. Сержант Хейверс прислонилась к стене у самой двери, намекая, что скоро она с места не сдвинется. Сдаваясь, Питт проговорил: — Давайте, инспектор, прошу вас. Проясняйте, что вам нужно. Проясняйте. Не хочу вам мешать.
Линли подошел к окну. Отсюда был виден двор, а по ту сторону двора возвышалась колокольня. Едва ли хоть один воспитанник Бредгара, стремящийся показать, из какого он теста, мог устоять перед соблазном и не взобраться под небеса. — Расскажите подробнее, что вы знаете насчет справки, освободившей Мэттью Уотли от участия в футбольном матче в пятницу.
От полицейских Питта отделял стол. Он с силой уперся в него костяшками пальцев — кожа на них потрескалась, покрылась ранками.
— Что тут рассказывать? Обычная справка из амбулатории. На ней стояло его имя, а больше ничего не было.
— Подписи не было?
— Вы имеете в виду подпись Джудит Лафленд? Нет, подписи не было.
— Разве на справке об освобождении от занятий не должно быть заверяющей ее подписи медсестры?
Питт начал переминаться с ноги на ногу, провел рукой по последним прядям засалившихся волос, извлек задубевший локон, цеплявшийся за левое ухо.
— Вообще-то она их обычно подписывает.
— Обычно? Но на этот раз подписи не было?
— Я уже сказал вам об этом, инспектор.
— Однако вам не показалось нужным перепроверить бюллетень?
— Я не стал проверять.
— А почему, мистер Питт?
— Времени не было. Я и так опаздывал, спешил на игру. Почему я должен был обратить особое внимание на эту справку? Я просто подумал, что Мэттью Уотли опять взялся за свое, как и три недели назад. Подумал — опять он симулирует, надо с ним разобраться. И об этом тоже позабыл. Можете арестовать меня за это, инспектор.
— Что было три недели назад?
— Он принес мне справку об освобождении. В тот раз она была подписана Лафленд и мальчик доставил мне ее самолично. На мой взгляд, он просто прикидывался, напустил на себя больной вид и покашливал, но если Лафленд приняла все за чистую монету, мне ли об этом судить? Я взял справку, и он пошел.
— Куда пошел?